Свежий скандал вокруг новой песенки Семена Слепакова весьма примечателен, поскольку он помогает лучше понять некоторые моменты в современной российской политике.
Эмигрант Слепаков спел сочинение с ярко выраженной политической окраской, негативное по отношению к текущей политике своего (или для него уже бывшего?) государства. Вспоминается середина 80-х, тогда по всему Союзу ходили магнитофонные записи «эмигрантов», и кто бы мог подумать, что те времена вернутся и снова будут «эмигрантские песни».
Посыпались жалобы, призывы принять меры, как и в десятках аналогичных случаев, происходивших после начала специальной военной операции.
СВО стала рубежным этапом в культурной политике современной России. Массовый выезд мастеров культуры, по крайней мере массовой, общедоступной, типа Галкина (Максим Галкин, внесен Минюстом в список лиц, исполняющих функции иноагентов) или Пугачевой явился реакцией на резкое изменение внешней и оборонной политики. Причем реакцией идеологической — напрямую Алле Пугачевой (которая сейчас заявила, что окончательно распродала свое российское имущество) ничто не угрожало. Ее певческая, точнее, теперь уже продюсерско-пиаровская деятельность никак не зависела от событий на Украине. Пугачеву не просили ничего поддерживать, ей ничего не запрещали, концерты ее не отменялись из-за угроз бомбежки. Но звезда пошла на этот шаг. Почему?
Думается, причин несколько. Во-первых, общий психологический — в данном случае панический — настрой в соответствующей тусовке. Во-вторых, боязнь оказаться в конечном счете отрезанной от Запада. В-третьих, неуверенность в экономической ситуации в России. Но эти три причины можно свести к одной, общей для всех политических эмигрантов 2022 года — ощущения себя как части западного мира. Для этих людей глобальное, но конкретно именно западное/прозападное сознание важнее российского самосознания.
Раз Россия вступила в долгосрочный конфликт с Западом, эта публика естественным образом перемещается туда, где находится ее духовная родина. Или как минимум туда, где они будут чувствовать себя на нейтральной территории, например в Армении или Казахстане.
Но сейчас хотелось бы остановиться на ином аспекте — почему песни, репризы и прочие формы профессиональной и околопрофессиональной деятельности вызывают такую острую реакцию, в том числе государства? Зачем объявляют иноагентами тех или иных певцов, артистов, журналистов и так далее?
Вопрос не случаен, вспомним, многие государства Запада и сейчас, и несколько десятилетий назад проходили через нечто схожее. Вспомним вьетнамскую войну или войну в Ираке 2003 года. Звезды Голливуда, телевидения, спорта тоже протестовали и возмущались, достаточно взять Джейн Фонду. Но была всегда одна принципиальная разница — никогда протестующие или возмущающиеся в Америке не ставили под сомнение основы государства, общественный строй, конституцию и территориальную целостность. Можно сказать, что никто и не эмигрировал.
Смешно себе представить такую ситуацию перед вторжением войск США в Ирак в 2003 году по фальсифицированному предлогу: американские артисты и комики валом валят из страны, заявляя, что им стыдно жить в государстве-агрессоре. Протестовали там, наоборот, всегда под лозунгами «США — замечательная страна, ее конституция лучшая в мире, но сейчас Белый дом совершает ошибку, и мы за то, чтоб ее исправить».
В России ситуация совсем другая. У нас среди так называемой творческой интеллигенции нет никакого консенсуса о том, что такое РФ, какие у нее национальные интересы, где начинаются и где заканчиваются ее границы, хороша ли ее Конституция. Да и не только среди интеллигенции.
Представления об общем будущем, о национальных приоритетах совершенно размыты, а порой и прямо противоположны. Нет согласия ни в чем. Для эстрадной тусовки Слепакова или Галкина вполне приемлемы не просто поражение в СВО, но и полная сдача Донбасса и даже Крыма. Трагедией это для них ни в коем случае не является. Более того, вспомним режиссера Александра Сокурова, задававшего вопрос, а зачем России Кавказ? Много ли в Америке деятелей киношников, готовых отдать Аляску, Гавайи или вернуть Мексике Калифорнию вместе с Голливудом?
То есть то, что в западном мире является табу — оспаривание территориальной целостности своего государства — в России для значительной части элиты вполне допустимо. Недаром столь популярно в последнее время стало слово «империя», само по себе в данном контексте довольно бессмысленное. Но оно точно отражает отношение говорящего к России не как к «нормальной» стране, а как к недораспавшемуся образованию. «Все империи распадаются» — любимый тезис нашей образованщины, почему-то не применяемый к Китаю или США. В 1994 точно так же и те же люди возмущались противодействию вооруженному сепаратизму в Чечне, мол, у нас земли много, зачем воевать, давайте уступим и будем жить мирно. Отделяется Чечня — и пусть отделяется, зачем мешать?
К чему приводят такие настроения, хорошо продемонстрировал и 1917 год, и 1991-й. В первом случае после Февральской революции, которую приветствовала прогрессивная интеллигенция, наступил хаос, приведший к захвату власти большевиками и к Гражданской войне, во втором — под радостный смех Хазанова, Жванецкого и Задорнова распалась историческая Россия, что посеяло семена нынешних конфликтов.
Если посмотреть репертуар юмористов, предшественников Галкина и Слепакова, то там не было и намека на ближайшие потрясения, ожидавшие страну. Проблемы искали не там, где надо, — среди бюрократов, не желавших перестраиваться. А перемены представлялись как безальтернативное благо. О том, что будет развален СССР или что существует такая угроза со всеми вытекающими — межнациональной резней, миллионами беженцев, обнищанием, — принципиально не упоминалось. Думаю, многие из артистов были даже и не против развала страны, по крайней мере не против отсечения Прибалтики, Грузии, Молдавии.
Точно так же и сегодня, у тусовки нет исторической памяти, нет государственнического подхода, судьба России им, в общем-то, безразлична, что вполне объяснимо — раз можно устроиться за границей. Впрочем, русская интеллигенция и самого слова «русский» скорее стыдится, и предпочитает себя именовать российской.
Все это не оправдывает, но объясняет накал противоборства эмигрантского сообщества и государства. Россия — страна, глубоко травмированная в XX веке, в самом его начале и в конце. Более того, она остается по-прежнему страной расколотой, без безусловного объединяющего начала, по крайней мере на уровне элит, которые желают представить события 1917-го и 1991-го как благо. Самое смешное заключается в том, что Слепаков исполняет свои песни из Израиля — страны, возникшей как попытка воссоздать реальность двухтысячелетней давности, как воплощение исторического ревизионизма — то, что Слепаков отрицает в России. Но сам, он хоть и юморист, иронии этой не замечает.