В России всё больше случаев поджогов военкоматов, повреждений железнодорожного полотна, диверсий на военных объектах. Убийство Дарьи Дугиной, которое по версии ФСБ — дело рук украинских спецслужб, также ставит вопрос о готовности силовиков к реальным, а не виртуальным вызовам. Аналитический центр «Сова» (признан Минюстом иностранным агентом) на протяжении 20 лет отслеживает проявления экстремизма и методы, которыми государство с ним борется. Директор центра, член президентского совета по правам человека Александр Верховский рассказал NEWS.ru, насколько нынешняя система, противодействия экстремизму и терроризму, способна противостоять многократно возросшей угрозе.
— Насколько нынешняя система борьбы с экстремизмом способна справиться с сегодняшними вызовами, когда в стране регулярно происходят диверсии, которые могут быть как делом рук иностранных спецслужб, так и следствием активности радикального подполья?
— Конечно, можно сказать, если сотрудники заняты «оформлением» Свидетелей Иеговы (признаны в России экстремистской организацией и запрещены. — NEWS.ru), в какой-то момент наступит полная депрофессионализация, и они уже никого не смогут поймать. Но реальность более сложная. Сотрудники центров «Э» МВД, подразделений ФСБ все время ловили разных людей. Это также разнится от региона к региону. Например, в прошлом году, по нашим данным — они неполные, но какие уж есть, — мы видели всплеск приговоров за насильственные преступления [с расистским мотивом]. То есть все эти люди были задержаны примерно годом ранее. Поэтому я не думаю, что совсем разучились, что никто никого не ловит.
— О каком количестве задержаний идет речь?
Следите за развитием событий в нашем Телеграм-канале
— Прямо скажем, мы знаем это довольно частично. В 2016, 2015 годах мы знали от шести до десяти осужденных, по нашему мнению, вполне правомерно за совершение насильственных преступлений по мотиву ненависти. Не просто их нашли: собрали доказательства [мотива ненависти], дотащили доказательства до суда, и суд их принял. Официальной статистики, к сожалению, нет по этому поводу — это то, что нам удалось узнать. В 2018, 2019 годах их стало 15–16. В 2021-м уже 41 и несколько спорных случаев. Почему случился такой прирост, я не знаю. Но сам факт, что «эшники» их сумели наловить, говорит, что они могут, если захотят.
Есть два способа ловить поджигателей военкоматов, закладывателей взрывчатки куда-нибудь. Один — от улик на месте преступления, второй — когда оперативники посматривают за некой средой и решают, кто там, по их мнению, перешел определенную черту. Переход черты может по-разному интерпретироваться: отсюда уголовные дела за высказывания. Это как с «Хизб ут-Тахрир» (организация признана в России террористической. — NEWS.ru): видно, что ФСБ ведет наблюдение за средой [их потенциальных сторонников], а потом инициирует уголовные дела. Об этом говорит то, что дела против них всегда групповые. Либо же полиции надо смотреть записи с уличной камеры и искать человека, который что-то куда-то бросает. Так же, как искали бы грабителя магазина. И мы не знаем, какое количество атак на те же военкоматы и другую государственную инфраструктуру осуществлено выходцами из какой-то активистской среды, а какое — одиночками, которые никогда нигде не светились, а в связи с событиями вокруг Украины решили так действовать.
Также ФСБ настойчиво утверждает, что такие акты саботажа делаются за деньги. Может такое быть? Ещё и не такое может быть. Из-за всего этого мы не можем оценить, насколько сложная задача стоит перед оперативниками. Сейчас не видно, чтобы силовики сажали всех активистов превентивно. Сейчас они ищут конкретных людей, совершивших те или иные покушения. Мне трудно сказать, насколько они успешны.
— Про всплеск раскрываемости насильственных преступлений в 2021 году. Неоднократно слышал мнение от людей, связанных с правоохранительной системой, что работу полиции очень упростили камеры. Почти в любом городе по камерам можно легко найти человека, который что-то сделал. Например, драка, сопровождающаяся оскорблениями на национальной почве, — приоритетное преступление для расследования. Они смотрят камеры, доводят нарушителя до подъезда, ну и понятно, кто бил студента из Африки. Зачем тогда нужен центр «Э»? Это любой оперативник МВД может сделать.
— Да, для этого никакой центр «Э» не нужен. Но если [нарушитель] не снял капюшон перед камерами и куда-то с них делся — его уже не найдешь. Аресты 2021 года — это аресты, совершенные раньше, за ещё более старые преступления. Умножилось ли количество уличных камер в районе 2020 года?
— Их количество серьезно росло год от года.
— Никто не спорит. Но, может быть, в 2020 году в МВД была распространена какая-то полезная инструкция. Оперативники научились чему-то, чего раньше не умели.
— Регулярно в новостях появляются сообщения ФСБ о том, что задержан сторонник ИГ (организация признана в России террористической и запрещена. — NEWS.ru), готовивший теракт в России. Далее кадры задержания какого-то мужчины из Средней Азии, кадры с изъятой взрывчаткой. При этом терактов в России не происходит. Сложно понять, что это за люди, почему их задерживают фактически со 100-процентным успехом?
— Про этих задерживаемых практически ничего не известно. Из самих роликов, конечно, непонятно, настоящая ли взрывчатка или нет. К конспиративной деятельности надо относиться серьезно. Если человек не имеет к ней должной подготовки, его вполне можно выявить. У русских неонацистов [в 2000 и 2010 годы] были широко распространены инструкции по конспирации. Мне неизвестно, проводят ли сторонники ИГ такую работу среди потенциальных террористов.
— Возможно, играет роль, что они из закрытых мигрантских сообществ? Когда под уголовное преследование попадают ультраправые или антифа, детали произошедшего обычно становятся известны.
— Вокруг них есть среда, которая способна транслировать информацию. В России среды потенциальных сторонников ИГ — не трёх человек, а [массовой] среды — я не знаю. Немного выходя за пределы своей компетенции скажу: на Северном Кавказе, особенно в Дагестане, много салафитов. Большая часть салафитов никаких терактов совершать не собирается. Но нет жесткой грани между условно «боевым» салафитом и мирным. Есть большая социальная среда, в которой какие-то люди могут радикализовываться, какие-то дерадикализовываться. У них сложные личные траектории. Это сотни людей, которые знают друг друга. Они окружены родственниками. Естественно, есть и внедренные агенты. Люди, занимающиеся регионом, могут судить, что в этой общественной среде происходит.
— В случае с «Хизб ут-Тахрир» — арест следует не просто после нахождения книг этой организации?
— По моему мнению, практически все люди — по крайней мере за пределами Крыма — арестованные за причастность к «Хизб ут-Тахрир» были либо членами этой партии, либо кандидатами в члены. Посещали занятия по партийной учебе.
— Учитывая сроки в 10–20 лет, которые дают за членство в «Хизб ут-Тахрир», так как эта исламская партия признана в России террористической организацией, — в чем их деятельность заключается?
— В этом и заключается. Это пропагандистская партия. Они ведут свою пропаганду, несмотря ни на что. Люди, которых арестовывают, проводили собрания, привлекали новых адептов к тахрировскому учению. Никаких других деяний с их стороны нет. Раньше они могли себе позволить выступать на улицах, в условиях запрета это совершенно самоубийственно. Сейчас их деятельность — домашние посиделки. Это видно из материалов уголовных дел: собирали кружок, обсуждали.
— Центры «Э» МВД создали в конце 2000-х годов на фоне разгула насилия ультраправых, их жестких столкновений с антифа. При этом тогда ещё было немало боевиков-исламистов на Северном Кавказе. Довольно быстро эти угрозы были нейтрализованы.
— Центры «Э» — ведомственные структуры. Как мы знаем, экстремистская деятельность может быть очень разной. Конечно, когда насильственных преступлений нет, они могут посвящать рабочее время борьбе с ненасильственными проявлениями, как они выражаются. Насколько такая деятельность может быть измельчена до полной ерунды — зависит от позиции регионального руководства. Нелепые экстремистские уголовные дела регионально очень неравномерно распределены. Постов [с различными радикальными призывами] во «ВКонтакте» во много раз больше, чем уголовных дел. Когда говорят, что полицейские бьются за «палки» и повышение отчетности, это правда. Но они не пытаются разогнать цифры, как стахановцы. Потому что такую немыслимую раскрываемость надо будет постоянно поддерживать. Кроме того, я подозреваю, многим сотрудникам МВД и ФСБ неприятно заводить уголовные дела незнамо о чем. Когда от них этого не требуют, они могут это и не делать.
— Сейчас у силовиков интересный выбор. Они могут расследовать поджог военкомата, и даже если они квалифицируют его как теракт, за него грозят сравнимые сроки с частью третьей 207.3 УК, статьей о фейках о вооруженных силах. То есть посты в соцсетях и серьезное насилие с точки зрения правоохранительной отчетности уравниваются.
— Это правда. Но ясно, что если есть поджог военкомата, уголовного дела не может не быть. Сложно поджигателя найти или нет, дело расследовать надо. С фейками другое дело: мало ли чего люди болтают. Дело можно завести, а можно нет. В первом приближении можно сказать, что примерно половина уголовных дел о фейках о российской армии заводится по низовой инициативе полицейских, примерно половина — дела на известных людей, скорее всего, по требованию кого-то вышестоящего.
— Ну и сейчас практически за одно и то же высказывание с негативом к военной операции можно завести и административное дело, и уголовное со сроком до 15 лет лишения свободы.
— Само собой. По 207.3 УК (фейки об армии) пока заведено около 80 уголовных дел, это довольно штучное применение. То есть решения об открытии этих дел принимались не ради «палок», на штучном применении статистику не сделаешь.
— В 2010-х годах пересажали ультраправых, практиковавших насилие...
— Разумеется, уголовные дела стали мельчать. Потому что отчетность по преступлениям экстремистского характера — совокупная. Примерно в 2018 году отчетность [по радикальным националистам] сверху обнулили, таких дел стало меньше. Военные действия продолжаются пока полгода, тут инерция по уголовным делам ещё не набралась.
— Прошла декриминализация 282-й статьи УК. Но всё равно заводили много уголовных дел за посты в соцсетях уже по другим статьям.
— Это уже другие тенденции. Например, рост применения статьи УК об оправдании терроризма (205.2 УК). Жизнь не стоит на месте, это процесс неодномерный. Главное изменение, которое происходит сейчас, — у полицейских и эфэсбэшников появился новый объект работы. Такие... "Партизаны". Они только появились, они не предмет инерции. Пока процесс борьбы с ними только начался, его ещё рано анализировать.
— Но всё же какие общие контуры, куда будет развиваться сообщество борцов с экстремизмом?
— Честно говоря, у них тяжелый период. Появились новые нормы. Самая массовая новая административная статья — 20.3.3. КоАП (публичные действия, направленные на дискредитацию вооруженных сил). С делами по ней прекрасно справляются рядовые полицейские. Центры «Э» здесь не требуются. Возможно, их задействуют в более серьезных делах. Есть целый ряд новых статей УК, которые пока не применяются или применяются мало — призывы к санкциям, повторная дискредитация армии, сотрудничество с нежелательными организациями — они тоже подпадают под их сферу ответственности. Появилась "партизанская" деятельность. Я подозреваю, в центрах «Э» и соответствующих управлениях ФСБ непрерывный аврал.
— Всё же большая разница — искать поджигателя военкомата и сажать Свидетеля Иеговы.
— Свидетели Иеговы вообще некое исключение. Их продолжают сажать, как ни в чем не бывало. Их сажают, что бы в стране ни происходило. В прошлом году были выборы в Госдуму, сторонников Алексея Навального признали экстремистами. По идее, центры «Э» должны были заниматься сторонниками Навального, но против них есть одно вялотекущее дело об экстремистском сообществе. Массово соратников Навального не привлекают, в отличие от Свидетелей Иеговы. Ничто не отвлекает от них, это загадка. Вообще политическое руководство от центров «Э» могло бы требовать заняться чем-то ещё. Возможно, Свидетелей Иеговы тоже считают чем-то опасными, просто мы не понимаем почему. Сейчас, даже если в каком-то регионе ещё ничего не взорвали, всё равно логично искать группы людей, которые могли бы готовиться к диверсиям. Чтобы перехватить их раньше, чем они что-то взорвут. Это была бы (или уже есть) разумная установка. Но от Свидетелей Иеговы она всё равно не отвлекает.