Сардана Авксентьева получила общероссийскую популярность, когда на выборах мэра Якутска обошла единоросса. Во время работы главой города многие её действия вызывали большой ажиотаж в СМИ: она сняла со стены в кабинете портрет Владимира Путина, заявила о желании продать здание мэрии и даже голосовала против поправок к Конституции. Сама она не причисляла себя к оппозиции и вступила в ряды сторонников «Единой России». В январе 2021 года она объявила об отставке с поста мэра Якутска, а в июле была выдвинута в Госдуму вторым номером в федеральном списке партии «Новые люди». В новом созыве парламента она занимает должность зампреда фракции НЛ. Авксентьева рассказала NEWS.ru о своём законе об иноагентах, отношении к QR-кодам и вакцинации, сложностях работы в Госдуме, идеологии «Новых людей», а также о революции и эволюции в государстве.
— Вы уже какое-то время работаете в Думе и можете оценить, что труднее: быть депутатом или мэром, которого избрали без одобрения властей? Вы яркая личность, мэр, получивший всероссийскую известность, который руководил огромным городом скорее «вопреки». Не скучно в Думе?
— Гораздо труднее быть мэром самого большого в мире города, расположенного на вечной мерзлоте с тем комком коммунальных проблем, которые там есть. Плюс ко всему я избиралась как независимый кандидат и поэтому, конечно, не было той поддержки, которая есть у меня сейчас. Сейчас я в партии, сейчас у нас фракция, сейчас у нас работает огромная команда. Это, конечно, несоизмеримые вещи.
Скучно ли? Нет, это просто по-другому. Это другой уровень ощущений, другой уровень работы. Что касается деятельности мэров, в чём было и легче: ты принимаешь решения и то, как они реализуются, какие дают результаты, ты видишь практически сразу. Здесь деятельность сложнее в том, что масштаб решения задач всё-таки очень-очень большой. И в Госдуме 450 депутатов, поэтому здесь уровень принятия решений, скажем так, довольно сложный. Результаты своего труда, а это очень серьёзный интеллектуальный труд, ты увидишь не сразу. В этом, конечно, есть сложности. Так что не скучно.
— А какая избирательная кампания вам показалась сложнее? Федеральная в Думу или мэра Якутска?
— Безусловно, федеральная кампания сложнее. Это очевидно, я думаю. Когда ты находишься в родном городе, как говорится, дома и стены помогают. Это совсем другое. Федеральная кампания такого масштаба — это, конечно, процесс очень сложный. Но, повторюсь, поскольку работала очень большая команда профессионалов, нам было гораздо легче, чем могло бы быть. Это мой первый опыт участия в федеральных выборах, мне не с чем сравнивать, но это было непросто.
— Ваше появление в списке лидеров очень новой партии было достаточно неожиданным. Как вы оказались в «Новых людях»?
— Абсолютно, как мне кажется, логичным и нормальным путём я здесь оказалась. Потому что мой лозунг, с которым я шла на выборы 2018 года, — «Всё решает человек». Обратите внимание на лозунг партии «Новые люди»: «Люди важнее». То есть сам подход перекликается, что в основе всего — интересы людей. Это, конечно, предопределяет.
— Для избирателей и политологов магически звучит слово «идеология». Однако такое ощущение, что для НЛ этого понятия не существует, вы подчёркиваете, что не это для вас главное. Она есть?
— Что такое идеологии в современном мире? У нас уже и левые — не левые, и правые — не правые, и центристы — не всегда центристы. Либералы — ну что такое Либерально-демократическая партия? Коммунистическая партия она же уже не та Коммунистическая партия в том чистом виде, какая она должна быть. Поэтому когда спрашивают, какая у нас идеология, я всегда говорю, что у нас очень простая идеология — здравого смысла и рационального подхода.
— И более чётко вы не собираетесь её формулировать?
— Всё, что полезно для людей, всё, что люди считают важным, — это и есть наша идеология. Это идеология нового времени, идеология новых людей. Поэтому классические определения идеологии вообще во всём мире претерпевают огромные изменения. Я бы лучше говорила о том, что сейчас действительно надо ориентироваться на людей. Это огромнейший запрос, и я думаю, что именно поэтому мы и оказались в Государственной думе. Запрос на перемены, на здравый смысл, на рациональный подход. Самое главное — мы всегда говорим, что должна быть эволюция без революций, и люди это очень поддерживают.
— Вы всегда согласны с позицией партии, с позицией [лидера НЛ Андрея] Нечаева? Вообще, показательным было голосование по QR-кодам. Половина фракции голосовала за, вторая — против. Это «новинка» в стенах парламента. Некоторые расценили это даже как «раскол».
— Вы обратили внимание, что, в отличие от большинства старых партий, мы не придерживаемся консолидированного голосования. Это многих удивляет, спрашивают: «А почему некоторые проголосовали так, а некоторые — так?» Мы в принципе не приемлем этого единодушия, которое есть в старых партиях.
Посмотрите, как голосует правящая партия. 325 человек за. Если кто-то против, он перестаёт быть членом этой фракции, как мы видели недавно (в ноябре «Единая Россия» исключила из партии депутата Евгения Марченко, проголосовавшего против принятия бюджета. — NEWS.ru). Это неприемлемо для нас, и я очень признательна лидеру нашей партии за то, что он даёт нам возможность голосовать по совести, голосовать так, как хотят наши избиратели.
Поэтому любую точку зрения своих однопартийцев, товарищей по фракции я поддерживаю, я её понимаю, я её уважаю. У нас разные избиратели, и поэтому такие разные депутаты. И это нормально. Я вчера на пленарном заседании говорила, что вообще в нормальном демократическом обществе могут и должны быть разные точки зрения. А когда все очень единодушно за или единодушно против — это какие-то не очень правильные, мне кажется, тенденции.
— Кстати, о QR-кодах. Вы выступаете против. Сейчас всех подряд противников любых ограничительных мер «записывают» в антиваксеры.
— Я, например, человек вакцинированный. Я верю в пользу вакцины, я ежегодно получаю прививки от гриппа и, слава богу, сезонным эти заболеваниям я никогда не была подвержена. Весь прошлый год я работала на посту мэра, это уже были условия пандемии, и в этот год мы прошли предвыборную кампанию. Я считаю, что коронавируса я пока избежала, в том числе благодаря индивидуальной защите, повышению иммунитета собственного и вакцинации, конечно.
Но я понимаю людей, которые не хотят вакцинироваться, потому что я считаю, что вакцинация должна быть добровольной. Никого нельзя принуждать. В вопросах QR-кодов я против, будучи вакцинированным человеком, потому что всё-таки это принуждение.
Вчера после пленарного заседания у нас состоялась довольно бурная полемика с моим коллегой из другой партии, который мне говорил, что введение QR-кодов — это не принуждение, а понуждение. Я говорю: «А в чём разница, господин хороший?» Принуждение, понуждение — заставляйте как хотите, но это действие против воли человека.
Практически 70% населения говорят о том, что они против введения QR-кодов. Почему они не должны быть услышаны? Вот такая позиция партии: мы слышим людей, мы их слушаем и мы считаем, что мы должны поступать так, как велит здравый смысл, совесть и сердце.
— Вы считаете, что коллективный иммунитет QR-кодами не достигается?
— На сегодняшний день определяется, что степень иммунизации должна быть 80%. Это нам сказали руководители здравоохранения, представители правительства, что они добиваются 80-процентной иммунизации населения. В это включаются как переболевшие, имеющие антитела, так и вакцинированные. Вакцинированных у нас порядка 50 с лишним процентов. Значит, теперь надо выяснить, сколько у нас переболевших. И в совокупности, вероятно, мы приближаемся к 80%, точно я не знаю, цифр пока нет.
— Очевидно, убеждать вакцинироваться у государства не очень-то получается. Часть «спикеров» скатываются в оскорбления, часть — путается в фактах и доказательствах. Чиновникам не верят, а пропаганда слишком агрессивна. Как убеждать вакцинироваться?
Только убеждением. Аргументированным доказательством. Данными, которым можно доверять. Правильным экспертным мнением. Всегда будет полемика, всегда будут споры: это началось не сейчас, это связано не только с коронавирусом, это началось задолго.
Потому что сначала родительское сообщество было против вакцинации детей, прививок по национальному календарю и так далее, сейчас часть родителей — против вакцинации от ковида. То есть этот процесс продолжается, это не с ковидом только связано. Но поскольку это всё-таки масштабная пандемия, конечно, она вскрыла проблемы, которые у нас есть.
Я не знаю, какой уровень вакцинации должен быть нормальным, я не врач, я не медик, я не организатор здравоохранения. Но вот по иммунизации сказали — 80%. Вообще, я надеюсь, что руководители российской системы здравоохранения всё-таки примут документ, который позволяет на основании антител получить QR-коды.
Мы говорим о QR-кодах уже как о данности, которая пошла на второе чтение и, учитывая, что думское большинство — депутаты «Единой России» плюс ЛДПР, то, скорее всего, в том или ином виде этот законопроект будет принят. Поскольку наше предложение отклонить данный законопроект не прошло, надо теперь попытаться внести какие-то нормальные поправки в него.
— Например?
— Для меня не очень понятен перечень учреждений, которые можно будет посещать только с QR-кодом. Я православный человек, и при всём моём уважении, почему можно без медицинских документов посещать культовые объекты, а какие-то другие — нельзя? Хотя, например, мы прекрасно понимаем, что на богослужениях разных конфессий и на каких-то мероприятиях религиозных народу бывает довольно много.
Всегда вопросы, всегда детали. Я как человек, работавший на земле, работавший мэром, всегда беру любой документ в руки и размышляю, как же он будет исполняться на месте, как это будет физически выглядеть в отдельно взятом городе, посёлке или селе. Когда задаёшь такой вопрос и начинаешь смотреть под призмой его реальной реализации, как бы я стала его исполнять, сразу становятся понятны его изъяны. Так и будем смотреть.
— А иностранные вакцины стоило бы разрешить?
— Да, почему нет? Обязательно, конечно, я за. У здравоохранения задача людей вакцинировать, создать им защиту, как они говорят, или же вакцинировать только российской вакциной? Как только задаёшь этот вопрос, всё сразу становится понятно.
Если задача защитить людей — пусть защищаются теми вакцинами, которым они доверяют и которые они считают наиболее подходящими для себя и своей семьи.
И, опять же, Т-клеточный иммунитет. Сами специалисты говорят, что Т-клеточный иммунитет практически пожизненный, действует очень долго. Почему же в ускоренном порядке тогда не сертифицировать тесты на Т-клеточный иммунитет, чтобы на основании них люди могли получать QR-коды?
Я думаю, если всех посчитать, у кого иммунитет, кто переболел, кто ещё что-то, может и наберём 80%, и не будет никакой проблемы. Потому что я спрашиваю, почему до 1 июля 2022 года? Ради чего надо весь этот шум-гам сыр-бор затевать, чтобы с 1 февраля по 1 июля, на пять месяцев ввести эти коды?
— Как будет развиваться ситуация дальше, по-вашему?
— Самый плохой вариант — закон будет всё-таки продлён. И сейчас заходят по такой «низкой лестнице», а потом начнут продлевать, продлевать, продлевать, как это происходит с заморозкой накопительной части пенсий. Мне говорят: «Нет, это для достижения 80-процентной иммунизации населения». А нельзя было сначала все меры принять, дать возможность всем максимально свои данные сопоставить с системой: вот у меня антитела, а я переболевший, всё посмотреть. Может цифра уже и приближается к 70%, например?
Неизвестно, сколько людей переболели бессимптомно. Если бы, например, на безвозмездной основе бесплатно населению провести это масштабное обследование, может быть уже мы бы и достигли этих показателей.
Эти вещи меня всегда удивляют. Я расскажу о том, как работают некоторые законы в жизни на конкретных примерах, других. Вот, например, приняли закон об ответственном обращении с животными. Хороший закон. Приняли, но при этом не предусмотрели ни материальной базы, ни финансирования, и теперь в Якутии в 50 градусов мороза бегают чипированные животные, довольно крупные собаки — на севере мелкие не выживают просто — и сбиваются в огромные стаи. Поэтому, прежде чем принимать этот закон, наверное, надо было какую-то подготовительную работу провести. Хотя, повторюсь, закон хороший.
Мусорная реформа тоже. Вот просто приняли мусорную реформу, а там на местах-то ничего не готово. И сейчас тоже: в отдалённые сёла будут доставлять QR-коды на бумажных носителях специальные государственные службы.
— Не будет работать?
— А как это будет работать? До июля разнесут? (смеётся). Смешного здесь, конечно, мало — это скорее грустно, но тем не менее. Когда начинаешь каждую букву раскладывать, очень много вопросов возникает. Этим мы здесь и занимаемся.
— Вернёмся к политике. Нечаев совсем недавно говорил, что «Новые люди» — это не оппозиция. Вы тоже считаете, что ваша фракция — не оппозиционная?
— Смотря в каком смысле. У нас в последнее время в некоторых кругах слово «оппозиция» стало ругательным, равно как и «либералы», как будто носит негативный оттенок. Для пояснения нужно сказать, что на самом деле во всём цивилизованном мире слово «оппозиция» — слово нормальное.
В нашем случае, наверное, действительно необходимо, лучше и понятнее для всех абсолютно пользоваться термином «альтернатива». Потому что в нашем российском сознании оппозиция — это митинги, они против чего-то протестуют, они против действующей власти, системы и так далее.
Я историк, и поэтому я абсолютно чётко знаю, что все революционные истории, революции каждый раз страну отбрасывают на десятилетия назад. Как мама, как бабушка я знаю, что революция — это всегда очень болезненная тема для людей. Эволюция.
Мы почему «новые»? Потому что мы ломаем стереотипы, мы просто как ледокол через эту толщу идём. Посмотрите: отказ от консолидированного голосования, это новое? Когда вы такое видели в Госдуме, что каждый голосует так, как он считает нужным. Это очень персонифицированное голосование, которое подразумевает, например, бОльшую ответственность. То есть как проголосовала там какая-то отдельно взятая партия «Х»? Они консолидировано проголосовали, это ответственность партии, а не Иванова, Петрова, Сидорова, которые сидят внутри. А у нас, несмотря на то что мы в большинстве по партийным спискам, есть персонифицированная ответственность за свои действия.
Вместе с тем, конечно, как фракция, как партия, мы несём общую ответственность за решения, которые нами принимаются. Понимаете, да, эту сцепку?
Поэтому «альтернатива», я думаю, в нашем случае более подходящее слово.
— Недавно НЛ внесли законопроект об иноагентах, вы были его соавтором. Есть предположение, что он может сделать хуже. Например, вы вводите понятие «иностранный принципал», которым может быть в том числе иностранное физическое лицо. Создаётся ощущение, что если моя заграничная бабушка меня попросит что-то опубликовать и я опубликую это в соцсетях, значит, я выполняю распоряжение иностранного принципала и мне уже можно направлять предупреждение об иноагентстве.
— И я, и мои коллеги по партии сейчас очень внимательно следим за откликами, которые мы получаем на законопроект. Во-первых, большинством лидеров мнений, которые я вижу сейчас, говорят о том, что проект, который внесён «Новыми людьми», гораздо лучше, системнее, чем законопроект, который внесён нашими коллегами из другой партии.
Во-вторых, мы открыты для обсуждения. Если даже вы лично считаете, что что-то надо добавить, чтобы сделать более чётко и ясно, — пожалуйста, вносите, можете даже прямо сейчас от руки на бумажке написать и оставить здесь.
В-третьих, нет, в том-то и дело, что мы как раз вводим понятие принципала, чего раньше не было. Это юридически более правильно, в том числе со стороны отношений, которые определяются в том числе Гражданским кодексом. Необходимо доказать связь в суде — не кто-то решает кулуарно, а в пятницу вечером нам становится известно об этом. Именно доказать юридически, документально доказать связь между собственно бабушкой и внуком о том, что даётся поручение. Должен быть договор, должны быть какие-то приказы, и это всё несут в суд.
— Если она мне напишет в Telegram — чем не приказ?
— В суд. Я не думаю, что до бабушек и внуков дойдёт, но, повторюсь, это более правильная система, чем существует сейчас, что где-то при закрытых дверях, в кабинетах, без всякого предупреждения, уведомления. Про предупреждения, как вы считаете, это же тоже правильно?
— Да.
— Про предупреждения тоже правильно. Поэтому нет, это не будет так утрированно. Всё-таки мы считаем, что должно быть судебное рассмотрение.
— А мнение о том, что нужно вообще отменить понятие «иностранный агент», вы не поддерживаете?
— На самом деле жаль, что «иностранный агент» принимает такой же негативный оттенок, как «оппозиция». Зря к иностранным агентам стали притягивать физических лиц, СМИ и НКО. Это же вызывает возмущение, а не само существование.
Есть вполне себе иностранные агенты. Вообще, слово «агент» в изначальном варианте не значит шпион или разведка.
Иностранный агент — это физическое или юридическое лицо, работающее на территории Российской Федерации в интересах своего принципала. А сейчас у нас это стало признаком какого-то инакомыслия.
Юридически иностранные агенты могут быть, в этом ничего такого нет, это не запрещает никакой деятельности. Но то, что эту существующую юридическую норму стали использовать как некий инструмент маркировки инакомыслящих — это мне не нравится.
— Вы упомянули второй проект, от ваших коллег из «Справедливой России». Почему вы решили, что нужно вносить свой, а не редактировать тот в процессе обсуждения?
— Это тоже проект, и пока он будет внесён, идти в другую фракцию и какие-то изменения в их текст вносить — это такая история. Потом, там много надо переделывать в процентном соотношении. Поэтому лучше внести параллельно. Это нормальная практика, такое здесь бывает.
— С тех пор как «Новые люди» появились в Думе, фракция вообще довольно часто ярко выступает. Это и выступление Нечаева по [ректору «Шаннинки» Сергею] Зуеву, и ваше по QR-кодам. Были ли моменты, когда вам давали понять, что какие-то вещи лучше не трогать, что «Новые люди» идут слишком не в том направлении?
— День через день мне задают эти вопросы. К счастью, пока нет. Всё нормально, никуда не вызывали, никто не звонил, никаких разговоров не было. Мы по-прежнему говорим то, что мы думаем. И я уверена, что так и будет. Иначе зачем это всё надо было начинать?
— Есть ещё такое мнение, что «Новые люди» могут голосовать «против» в каких-то разрешённых моментах, а когда есть общая позиция властей — нет.
— Ну например? Давайте конкретно. Мне больше нравится, когда вы меня спрашиваете, почему вот именно здесь мы голосовали вот так, а здесь — вот так. Такой подход для меня более понятный, я могу объяснить. Я всегда голосую так, как я считаю нужным, и на каждый вопрос я готова ответить, по какому закону и как я голосовала.
Допускаю, что есть вопросы по голосованию, когда коммунисты вынесли предложение о возврате пенсионного возраста. Пенсионная реформа — нехорошо, это понятно. Но нужно быть реалистами и понимать, что отката назад уже не будет. Возврата пенсионного возраста уже не будет. Я со всей грустью это понимаю. Поэтому я не стала участвовать в голосовании: неправы коммунисты, которые дают людям надежду, что что-то можно вернуть, и неправо абсолютно думское большинство, которое говорит, что всё нормально и никаких проблем нет. Я в таких историях не участвую. Не правы ни те, ни другие. И обманывать людей не надо, давать ложную надежду — это самое ужасное, что можно делать с людьми. И говорить, что всё хорошо, тоже не надо — мы же ходим по земле, знаем.
— То есть вы не допускаете, что в какой-то момент может поступить звонок с указанием: «Вот здесь нельзя против быть»?
— Нет, эта конспирологическая история здесь не работает.
— Есть расхожее мнение, что вы лично «вытянули» партию на выборах, были её главным медийным лицом. Вы согласны с таким мнением?
— Абсолютно нет. Я так не считаю, потому что федеральная кампания — вы не представляете, какое это энергетически мощное движение, какой это круговорот идей и какая концентрация энергетики. Никакому человеку в одиночку это не вытащить. Это работа команды, это такой мощный интеллектуальный комок, который один человек сделать не в состоянии. Это заслуга партии, членов партии, активистов и всех наших сторонников.
— Вы всё равно, как минимум на момент избирательной кампании, были самым медийным политиком партии. Избиратели отчасти всё равно будут воспринимать вас ответственной за действия партии в целом, разве нет?
— Медийность и известность не всегда выливаются в электоральную поддержку. Можно быть сколь угодно известным человеком, но это не даст тебе возможности получить голоса избирателей либо избраться куда-то. Поэтому я бы не стала судить об успехе партии по узнаваемости отдельных лиц. Всё-таки успех партии заключается в идее, в программе, в платформе, которая заинтересовала людей и люди посчитали необходимым поддержать. Это надо разделять.
Обратите внимание, что в 2020 году партия «Новые люди» провела несколько очень успешных кампаний и была избрана в законодательные собрания разных субъектов, муниципальные советы в том числе. И это было без Сарданы Авксентьевой. Региональные отделения партии выстроены практически во всех субъектах. Хорошие, живые, молодые, бодрые боевые региональные отделения. И это тоже было без Сарданы Авксентьевой. Поэтому не надо переоценивать роль личности в истории.
— То есть вы не согласны с претензиями о недостатке известных людей в списках партии?
— У всех в голове есть некие шаблоны: как должны выглядеть депутаты, как должны они голосовать, как должны выглядеть списки. Мы «Новые люди», мы новая партия, поэтому, конечно, мы привлекаем к себе самых разных людей, которые на первый взгляд могут выглядеть нестандартно, вместе с тем важна идея и важно, что мы единомышленники в самых главных вопросах — интересы людей важнее. Если человек разделяет эту нашу платформенную позицию, то он может быть в наших рядах.
— А вы как-то проверяете людей, которые хотят вступить в партию?
— Региональные отделения, конечно, проверяют, не я лично или Алексей [Нечаев], но проверяют. Партийное строительство — штука вообще сложная.
— Тест какой-то люди сдают, или как это устроено?
— Ребята разговаривают, ребята смотрят на дела: какой путь предшествовал появлению человека в наших рядах. Комплексная оценка идёт, какого-то унифицированного подхода нет.
— Есть условия, при которых человека точно не возьмёте?
— Он не должен быть членом другой партии, это очевидно юридически. Второе: конечно, определённые поступки, определённые вещи, которые происходили с ним до, неприемлемые в целом в политической жизни, такие истории рассматриваются.
— Речь о судимостях?
— И о них тоже.
— А какие-то высказанные ранее позиции, мнения?
— Нет, это не особенно. Мы вообще уважаем людей с позицией. Когда я была очень молодым человеком, один из моих наставников сказал мне одну очень правильную вещь, которую я запомнила и несу с собой все эти годы. Наставника, к сожалению, уже нет, а слова его остались у меня в голове: «Сардана, однажды, когда ты увидишь, что все вокруг тебя соглашаются, кивают головами, не спорят, в этом месте ты должна испугаться, потому что, может быть, ты в болоте. Опора есть только там, где есть сопротивление. Если ты встретишь человека, у которого позиция отличается от твоей, можешь убедить этого человека, привлечь его на свою сторону, то лучшего товарища ты себе потом не найдёшь».
Поэтому люди, которые выражают свою позицию, мне всегда близки, даже если мы высказываем разные точки зрения. Уважаю таких людей.
— Что если позиция будет совсем радикальная? Например, сталинист придёт.
— Ну, очевидно, он будет выбирать другую партию, а не «Новых людей».
— А если человек всё-таки захотел к вам?
— Захотел к нам прийти? Не знаю, надо смотреть. Это всё очень индивидуально. Обратите внимание, как я размышляю. Всё должно быть в конкретике. Когда говоришь о чём-то общем, всегда велика степень погрешности. Лучше говорить о конкретных вещах: вот пришёл Вася Иванов, у него такой бэкграунд. И вот давайте смотреть, размышлять, Васе в глаза смотреть, с ним разговаривать. Давайте выслушивать, почему, что он имел в виду, когда говорил вот это, это и это. Мне кажется, это правильнее, чем я сейчас огульно 100 человек назову неподходящими для «Новых людей». Нет, мы открыты.
— В завершение: есть ли знаковые, важные инициативы, над которыми вы сейчас работаете?
— Есть очень очень сложный вопрос, который годами не может сдвинуться — это изменение распределения доходов между федеральным центром и регионами. Мы об этом говорили во время предвыборной кампании, это записано в программе нашей партии, но вопрос такой, который за месяц-два мы не сдвинем.
Это то, над чем я работаю, встречаюсь с людьми, с экспертами ежедневно. Текста пока нет, поскольку огромный пласт серьёзных основополагающих документов надо менять, поэтому это, скажем так, не сверхидея, а мысль, которую я с коллегами вынашиваю.
Остальные законодательные инициативы вам известны. Будем вносить по иноагентам, это вы знаете. Серьёзный задел у нас по образованию: как вы знаете, лидер нашей партии 14–15 лет занимается образованием молодёжи, поэтому здесь у нас есть вещи и, самое главное, есть взаимопонимание с правительством, потому что от этого тоже многое зависит. Надеемся, что здесь наши идеи будут восприняты.
И, конечно же, ещё две темы, очень важные для нас: поддержка малого м среднего бизнеса, а также развитие туризма. Наши ребята — председатели думских комитетов. Это суперважно и здорово для нас
— Вот вы говорите о финансировании регионов. Нет ли оснований полагать, что когда в Думу вносится, например, законопроект о публичной власти, общее направление другое, и реализовать вашу идею не получится?
— Конструкция сейчас должна будет выверяться с происходящими сейчас изменениями законодательства, вы совершенно правы. Но принцип распределения денег в конечном итоге должен приводить к тому, чтобы денег в регионе было больше. Попробуем сейчас покрутить-посмотреть, возможно, существующая иерархия эти процессы даже где-то упростит. Такое тоже бывает, что совершенно неожиданные решения могут к чему-то привести. Поэтому размышлять, размышлять, размышлять: одна голова хорошо, но нужно привлечение учёных, экономистов, экспертного сообщества. Я на их мысли очень надеюсь и на их выстраданные идеи, которые до сих пор не были реализованы.
Вчера, например, я встречалась с представителями партии «Зелёных», я им говорила: ребята, вот вы не прошли в Госдуму, хотя у вас партия хорошая, идеи хорошие, экология вообще — это то, с чем нам надо очень серьёзно считаться и работать. Поэтому то, что вы несли в Госдуму, несите нам. Мы готовы от вашего имени это внести, мы даже не будем присваивать ничьё авторство. Я, например, скажу, что это внесла партия «Зелёных», это внесли экологи, это ещё кто-то. Мне чужого не надо, мне главное, чтобы была реализована идея.
Поэтому я обращаюсь ко всем вашим читателям и зрителям, ко всем, кто считает вас своим изданием: если есть какие-то мысли, какие-то законодательные проекты, народное законотворчество — несите, мы с вашим именем, с вашим авторством всё это будем вносить, будем работать с этими документами, если они действующие.
— То есть вы готовы выступить некой площадкой для партий, организаций, которые не попали в Думу?
— Конечно. И я говорила об этом и во время предвыборной кампании. Здесь ведь не история какого-то поглощения. Дело в том, что за эти партии голосовали люди, они отдали свои голоса, и эти голоса сейчас как будто пропали, потому что люди поддерживали определённые партии, учитывая их специфику, вопросы, которые они ставят, и планы, которые у них есть. Это не должно пропасть. Пусть несут, мы всё внесём. Создадим некую коалицию, коллаборацию — называйте, как хотите — такое нормальное содружество здравых людей ради воплощения нормальных людей.
— С вашей позицией эти идеи должны как-то согласовываться?
— Я думаю, что всё, что полезно для людей, для российского общества, для жизни в городах и сёлах — это и есть наша платформа, наша позиция. Если мы видим законопроект, который реально улучшает жизнь, помогает хоть как-то на местах — где здесь могут быть разногласия? Мы же не про политику как таковую, мы про людей.
— Ещё про распределение денег в регионы. Если, простым языком, получается, вы считаете, что деньги могут вполне через Москву проходить, лишь бы их в регионах было больше?
— Не принципиально направление потоков, как оно пойдёт. Важнее, чтобы пропорциональное соотношение направления денег в регионы увеличивалось. Может оставаться — лучше, конечно, когда остаётся, это всё-таки стимулирует местные власти включать голову и как-то собирать что-то. Но без силового давления на предпринимательство либо на налогоплательщиков ни в коем случае этого допускать нельзя.
Но можно и отправлять сверху, почему бы и нет. Главное, чтобы больше. Потому что сейчас, когда смотришь данные, как будто направление денег в регионы увеличивается, как докладывают нам чиновники. Но когда смотришь структуру направляемых денег (я буду говорить простым языком) — очень большая часть целевая. В основном речь идёт о национальных проектах. Это хорошо, это здорово, но собственных денег на реализацию собственных задач у регионов не остаётся.
Я работала в муниципалитете. Да, мы получали деньги на нацпроекты, это здорово, это прямо классно, что нацпроекты появились. Вместе с тем у меня никогда не оставалось денег на коммунальное хозяйство, на обновление инженерных сетей, на общественный транспорт, на благоустройство города. Но эти же деньги должны быть у регионов.
— Вы не считаете, что, когда деньги из Москвы приходят, сколько бы их не приходило, это убивает местное самоуправление? То есть всё будет так, как в Москве решили, а не как на месте хотят.
— Вот об этом я и говорю: когда отправляются целевые деньги — это очень хорошо, но лишает инициативы на местах и решения местных вопросов. Поэтому та часть свободных денег, которую муниципалитет направляет на свои нужды, эта часть должна увеличиваться. Тогда гармонизация будет.
Вообще всё, что происходит сейчас с местным самоуправлением, — это большая печаль, потому что, я считаю, что в основе пирамиды государственного устройства должно лежать местное самоуправление. А оно у нас практически встроено.
На днях известные нам товарищи юристы внесли законопроект о внесении изменений в закон об основах реализации местного самоуправления в России (единороссы Андрей Клишас и Павел Крашенинников внесли в ГД законопроект, который упраздняет городские и сельские поселения и устанавливает для всех мэров и должностных лиц самоуправления единый срок полномочий — пять лет. — NEWS.ru). Поэтому сегодня приступаем к работе над правками к этому документу.
— Его можно спасти?
— Надежда умирает последней.