В России десятки тысяч добровольцев до сих пор ищут павших солдат Великой Отечественной войны и увековечивают их память. Прошло 78 лет после Победы, но никто так и не может назвать ни точное количество погибших, ни число пропавших без вести, непогребенных и забытых воинов. Ко Дню Победы 9 Мая NEWS.ru поговорил с руководителем отделения «Поискового движения России» в Московской области Антоном Кузнецовым о том, как находят останки бойцов и идентифицируют их личность, а также об интересных случаях из практики военных археологов.
Как работает поисковое движение в РФ
— Антон, расскажите как устроено «Поисковое движение России»?
— Это самая крупная поисковая организация в нашей стране. Я бы даже сказал — самая мощная. Я могу сказать как руководитель регионального отделения в Подмосковье, сколько отрядов только у нас в области — 105, а это — 1952 человека. А по всей России официально более 45 тысяч человек занимаются поисками, эксгумацией и идентификацией личности пропавших солдат и увековечиванием их памяти.
— Вы собираете информацию только о погибших солдатах Второй мировой войны?
— Мы увековечиваем память погибших при защите отечества. А защищали Родину не только в Великую Отечественную войну — есть Афганистан, Гражданская война, Отечественная война 1812 года. Просто движение поисковиков в России началось именно с поиска солдат Великой Отечественной. И не просто так — у каждого в семье остался болезненный след после страшной войны. Да и увековечение памяти — это не всегда поиск костей в поле. Мы занимаемся не только эксгумацией.
— А чем же еще?
— У нас много направлений. Мы стараемся увековечить память в художественных произведениях, пишем статьи, благоустраиваем места, работаем с базами данных, помогаем людям найти информацию о пропавшем в войну родственнике.
— Я слышала, что многие поисковики ведут свою деятельность за собственные пожертвования. А государство помогает?
— Об НКО многие знают и поддерживают. Грантами, субсидиями, донатами. Помогают президентские, областные и районные фонды. При этом наша организация часто сотрудничает с военными комиссариатами, советами ветеранов ВОВ, школами, университетами, архивными управлениями — у нас широкий спектр общественного взаимодействия.
Я поэтому всегда говорю, что поисковая работа — это не только люди с лопатой. Каждый вносит свой вклад в наше движение.
Как поисковики опознают останки солдат
— Как поисковики узнают, в каком именно месте нужно копать?
— Изучаем исторические сведения, карты боевых действий. Важно узнать, где территориально стояли советские полки, куда перемещались, что делали, было ли огневое сопротивление. Поисковики читают архивные данные, заглядывают в различные базы данных, например, в «Мемориал» (Обобщенный банк данных «Мемориал» Министерства обороны. — NEWS.ru).
В Московской области мы уже давно знаем общий план боевых действий. Знаем также, где уже копали сами. Потом приезжаешь на место и изучаешь. Опытный поисковик быстро понимает, как располагались и как действовали войска на местности. Это можно понять по окопам и землянкам.
— Дальше в ход идут лопаты и металлоискатели?
— Да. Потом мы посылаем на разведку двух человек. Одного с лопатой, второго — с металлоискателем. Бывает, металлоискатель не реагирует, так как рядом с останками погибших нет ничего металлического. Лежат в земле с одной пуговицей. Аппарат реагирует, если рядом с погибшим находятся гильзы, гранаты или консервные банки. Если на карте видно, что на этом месте были бои, а еще и металлоискатель пищит — тогда начинаем копать.
— Вот вы нашли останки. Как понимаете, что это человеческие? И как узнать, что это останки павших советских воинов?
— Начну сначала. Первое правило для поисковика — не навреди. Человеческие останки почти 80 лет покоятся в земле. Они часто хрупкие, да и важно не сразу достать их, а зафиксировать позу, как погиб, лежит ли боец один либо похоронен вместе с другими товарищами. Мы также собираем информацию о прижизненных и посмертных повреждениях.
Иногда сложно посчитать, сколько лежит трупов в одной яме — все кости перемешаны. Но сначала нужно узнать, человеческие останки это или нет. В этом деле помогает опыт и знание анатомии. Потом пытаемся понять, чьи кости: солдат вермахта или Красной армии. После всех проверок поисковики берут в руки совочки и кисточки, чтобы осторожно очистить поверхность и зафиксировать информацию для дальнейших исследований.
— А как вы понимаете, что это советский солдат, а не немецкий?
— Тут я хочу добавить, что наша деятельность — это военная археология. Поисковики дополняют исторические сведения, известные по документам, и идентифицируют личность человека по найденным при раскопках вещах.
Советского солдата можно узнать по одежде, личным вещам, медалям и боеприпасам. Даже если ничего не находим, то пробуем установить личность по косвенным сведениям. Можно обнаружить домашнюю ложку, кружку — солдаты часто оставляли свои инициалы на личных предметах.
Немцев по такому же принципу определяем — по предметам. Бывает, видишь чужие гильзы и понимаешь, что здесь сидел враг.
— Есть слухи, что некоторые солдаты боялись оставлять о себе нужную для опознания информацию. Они думали, что это может приблизить их гибель. Это правда или миф?
— У каждого солдата должен был быть смертный медальон. Не всегда эти пластиковые капсулы солдаты использовали по назначению. Некоторые из них делали себе курительные мундштуки. Но я не думаю, что они верили в такие поверья. Я спрашивал у многих ветеранов ВОВ об этом. Они говорили, что не помнят такого. Да и мы во время раскопок часто находим не только капсулы, но и гильзы, в которых хранилась информация о красноармейце.
Меня однажды впечатлила простая надпись на одной из бумажек: «Вася Петров». Написано простецким языком. Не Василий, а просто Вася.
После зимних боев 1941 года мертвых солдат не успевали хоронить. Снегом заметало, а весной все таяло и тела погибших показывались. Местным жителям приходилось захоранивать их, но перед этим они доставали документы и медальоны из карманов и относили их в местный сельсовет. Там вели местный учет. Потом хоронили, причем часто присыпали землей в ближайшей яме — окопе, землянке, воронке. Людям, видимо, было не до приличных похорон. Все же шла война.
В 1960-70-х годах люди разыскивали эти неучтенные «могилы» и переносили к памятникам, но разыскали далеко не все. Имена этих людей иногда увековечены на мемориалах, но останки так и не захоронили достойным образом. Теперь тела этих погибших разыскивают поисковые отряды.
Какая самая необычная находка поисковиков
— На поисковике лежит большая ответственность. Вы набираете в свои отряды профессионалов: археологов и историков?
— В первую очередь приходят неравнодушные люди. На самом деле в поисковом движении много людей разных профессий. Например, в моем отряде большинство школьников и студентов. Поэтому я называю его пионерским.
В других могут участвовать военные, сантехники и даже олигархи. Все они в свободное время проводят раскопки и изучают военную историю страны.
— А где можно пройти обучение?
— Этому не учат, но можно пройти специальные курсы. Некоторые — да, получают опыт в полях, советы от более опытных поисковиков. Мы часто занимаемся наставничеством. Например, в ходе крупных экспедиций проводятся так называемые «Школы поисковика». В нашем отряде проводятся занятия по технике безопасности, по материальной части вооружения Красной армии и вермахта.
Мы также учим ребят, что можно держать в руках, а что нельзя. Самое опасное — это неразорвавшиеся снаряды времен ВОВ.
— Наверное, детям всегда хочется забрать что-то с собой на память.
— Поисковики ничего не забирают в личные и частные коллекции. В любом поисковом отряде есть определенные правила и моральный кодекс. Все, что находишь, является объектом общего достояния и потом попадает в музеи. Особенно это касается личных предметов — писем, например. Хотя иногда мы все же разрешаем забрать на память гильзу.
— Расскажите о самой громкой находке за последние несколько лет.
— Год назад под Кубинкой знакомый нашел на поле фрагмент детали самолета. Потом нашли под землей и сам самолёт. Искали также и лётчика. Погибший пилот покоился рядом и был накрыт парашютом. Видимо, его перезахоронили местные жители.
Мы изучали информацию в лётных журналах. В авиации имена летчиков легче найти, так как к каждому самолету был прикреплен конкретный пилот. Номер боевой единицы всегда фиксировался, а каждый вылет строго контролировался и учитывался. По журналу можно узнать вплоть до минуты, куда и зачем вылетел летчик, о его возвращении, был ли он сбит врагом или упал по другой причине.
Позже мы нашли двух дочерей этого погибшего летчика. Они до сих пор живы. Старшая дочь даже помнила своего отца. Они потом приехали на место, где их папа принял последний бой.
Что делают с останками солдат Первой мировой и немцев
— Что вы делаете, когда находите останки погибших немцев?
— Перезахоронением немецких солдат занимается организация «Военные мемориалы». Представители записывают данные погибших, забирают личные вещи, а потом без почестей хоронят на особых сборных кладбищах, которые финансирует Германия. Одно из самых известных кладбищ находится под Ржевом. Из соседних регионов и Тверской области туда везут мертвых немцев.
— А родственники с той стороны ищут своих дедов?
— Не особо ищут. Однако представители организации все равно выставляют данные о погибших. Немцы могут найти информацию о родственниках, а также узнать о месте захоронения. Я был на кладбище под Ржевом и видел, что люди все же посещают своих убитых родственников. На могилах и цветы, и фотографии, где люди в военных мундирах, стоят.
— А что насчет гражданских?
— Экспедиции по поиску мирных граждан, убитых нацистами, проводятся в рамках Всероссийского проекта «Без срока давности» в тесном сотрудничестве с СК РФ. Мы их раскапываем, а СК фиксирует. Но поисковики не имеют право хоронить гражданских.
В 1941 году поселок Микулино в Московской области был оккупирован гитлеровскими захватчиками. На тот момент в поселке находилась областная психиатрическая больница с 700 пациентами. По некоторым данным, их было 500 человек. В итоге нацисты всех убили. В Микулино по этому поводу была организована сводная региональная экспедиция.
Мы нашли две ямы, а в них — останки 102 человек. Некоторые поисковики впервые увидели полные ямы трупов. Мужчин, женщин... Все были расстреляны. Рядом с захоронением лежало много немецких гильз, а при погибших находилось личные вещи. Скорее всего, людей вывезли на расстрел обманным путем.
В Московской области было возбуждено уголовное дело по факту геноцида советских граждан. Документы об этих пациентах не сохранились. Мы вряд ли узнаем, кем были убитые.
— А что делать, если нашли останки солдата Первой мировой войны?
— Сейчас по закону то, что старше ста лет — классическая археология. Мы не можем работать с такими останками, но можем помогать археологам. Я сам сталкивался с останками солдат Первой мировой в Белоруссии. Правда, в советское время никаких регламентирующих документов по поводу останков солдат других войн не было. Находил еще в Московской области незафиксированные исторической наукой средневековые кладбища, а также древние курганы.
Можно ли найти всех погибших
— А почему вы начали заниматься поиском и увековечиванием памяти погибших солдат?
— Заниматься поиском я начал в 13 лет. В 18 лет я основал в городе Одинцово свой поисковый отряд «КитежЪ», который до сих пор и возглавляю. Еще коллеги-поисковики выбрали меня председателем регионального совета «Поискового движения России» в Московской области. Правда, мне больше нравится называть себя «представителем интересов». Так правильнее звучит.
— Вас можно официально назвать ветераном поискового движения. А помните день, когда впервые оказались на раскопках?
— Я избегаю словосочетания «ветеран поисковой деятельности». У нас есть дядьки в отрядах, которым по 70 лет. Вот они — ветераны. Лично мне не нравится в данном контексте. Мы все же люди скромные, никаких подвигов не совершаем.
А если возвращаться к воспоминаниям о первом дне в полевых условиях... Впервые человеческие кости я увидел в девять лет. Это было подо Ржевом, в лесу. Кто-то раскопал окоп и нашел в нем человеческие останки и оставил. Оказалось, что это был немецкий солдат. При нем были немецкие сапоги и пряжки. Никакого страха я не почувствовал.
— Это ваша основная работа?
— Я даже не знаю людей, для которых поисковая деятельность была бы основной работой. Часто нашу деятельность называют хобби. Всегда избегаю этого слова. Хобби — это увлечение, которое приносит удовольствие. Я бы не сказал, что получаю удовольствие, когда рою сырую землю и вожусь с человеческими останками. Я это называю миссией.
Вот у меня иногда спрашивают, почему я этим занимаюсь? А я задаю встречный вопрос, а почему этим не занимаетесь вы? Я чувствую некоторую несправедливость произошедшего с пропавшими без вести на полях сражений. Поэтому стараюсь эту несправедливость хоть как-то исправить.
— Есть знаменитая фраза, которую обычно часто слышишь от поисковиков: «Война не закончена, пока не похоронен последний солдат». Как вы относитесь к этой формулировке?
— Это известный штамп, я бы так сказал. Когда это кто-то произносит, то меня немного коробит. Многих мы уже никогда не найдем. Я скажу так — последний солдат не будет похоронен никогда.