Командующий нашими силами СВО в прямом эфире получил согласие министра обороны на отвод войск на правый берег Днепра. Что само по себе эпизод, не имеющий аналогов в военной практике. Хорошо, что на этот раз не в качестве «жеста доброй воли», а в завершении крупного маневра. Характерно, что чуткий херсонский обыватель еще пару недель назад стал требовать на заправках и в магазинах гривны, а не рубли. Видимо, херсонцы учли опыт жителей Харьковской области.
Тем не менее оставлен не просто город-символ, первая историческая база русского Черноморского флота, а столица нового субъекта РФ, население которого не так давно на референдуме проголосовало за вхождение области в состав России. И такое непопулярное решение порождает сразу несколько вызовов — политический, моральный, военный, на которые придется давать ответы. Причем в самое ближайшее время.
С военной точки зрения уход из Херсона без этапа городских боев означает, что цель перехода под наш контроль Николаева, Одессы и Очакова с выходом к Приднестровью снимается с повестки дня. Украинские власти сохраняют контроль над своим Черноморским побережьем с открытым выходом в море после продления зерновой сделки. От Крыма ВСУ окажутся на расстоянии чуть более ста километров, а значит, при неблагоприятном развитии ситуации северные районы полуострова могут стать целями для ракетных ударов.
За одного битого, как известно, двух небитых дают. Но это при условии, что будут сделаны глобальные выводы из всего произошедшего. Парадокс, видимо, в том, что огромные средства, вложенные в создание наших совершенных ядерных сил, оказались не так полезны для решения тактических задач без риска спровоцировать всеобщий апокалипсис.
В то же время отсутствие достаточного числа беспилотников, корректируемых тяжелых бомб, дронов-камикадзе, передовых систем связи и управления ведения огня, таких как АСУ «Крапива» у СВУ, систем РЭБ, установленных на самолетах, излишне длинная цепочка принятия решений, включая быстрые удары по выявленным целям, — все это осложнило успешное ведение боевых действий. Действий, которые еще и планировались изначально как специальная операция. А потому любая пауза должна не расслаблять, а стимулировать к скорейшей ликвидации таких технических лакун.
С политической точки зрения все тоже непросто. С одной стороны, наши официальные представители отрицают ведение каких-либо переговоров. С другой — Мария Захарова говорит о готовности вести переговоры «исходя из текущей ситуации», которая для России пока видится не выигрышной.
В информпространстве постоянно обсуждается некий план Джейка Салливана, который якобы предусматривает отвод российских сил из Херсона с замораживанием конфликта по линии нынешнего соприкосновения. Мы, дескать, перестаем наносить даже скромные по масштабам удары по украинской инфраструктуре, а нам разрешают экспорт углеводородов.
Многое станет ясно после поездки Сергея Лаврова на Бали и проведения там предметных переговоров. Не исключено, что при деятельном участии третьих стран. Иначе какой смысл нашему министру лететь в такую даль. Во всяком случае лексика наших официальных лиц кардинально изменилась. Нет больше «нациков и бандеровцев», а есть «украинские партнеры».
Не слышно о прежних целях — денацификации и демилитаризации Украины. А главное, в чем ныне заключается сверхзадача наших действий уже даже не на сопредельной, а на законно российской территории? И остается ли актуальным лозунг «Своих не бросаем»? Пока конкретных ответов на вопросы, которые поднимает общество, нет.
Тем более фоном для возможных новых соглашений с США и НАТО остается прежнее, неоднократно выраженное в Кремле недоверие к «западным партнерам», которые так легко отказываются от взятых на себя обязательств.