Без декабристов не было бы революционного движения в России. Но и сами они меньше всего напоминали своих «невольных» последователей из числа народников, эсеров или большевиков. Декабристы были одновременно и либералами, и националистами, и республиканцами, и империалистами. Однако попытка спасения России, как считали многие из них, от династии Романовых с помощью дворцового переворота закончилась провалом. Будущие революционеры создадут из декабристов миф и полностью пересмотрят методы свержения правящей династии.
Гвардейский бунт?
Утро 26 декабря. Офицеры-заговорщики спокойно заходят в казармы лейб-гвардии Гренадерского и Московского полков. Солдат начинают агитировать идти к сенату и Зимнему дворцу, чтобы присягать императору Константину.
На уговоры уходит более двух часов. Наконец в 11 утра 800 солдат и офицеров Московского полка лейб-гвардии строятся в каре на Дворцовой площади. Позже к ним подойдут батальон Гренадерского полка и Гвардейский экипаж. Всего — около трёх тысяч мятежников, из которых абсолютная часть даже не подозревает, что участвует в государственном перевороте.
Планы мятежных офицеров, позже вошедших в историю как декабристы, будут просты. Сорвать присягу будущего императора Николая I. Арестовать сенат и заставить его ввести временное революционное правление, которое офицеры называют по-модному — революционная хунта. Одновременно с этим сенат обнародует манифест, который ликвидирует крепостное право и самодержавие, а также вводит многочисленные права и свободы — совести, труда и слова. Документ написан князем Сергеем Трубецким, которого восставшие выбирают «диктатором».
Следите за развитием событий в нашем Телеграм-канале
На этом ничего не заканчивается. От всей империи избираются народные представители, которые должны выбрать между учреждением конституционной монархии в Российской империи или же Российской республики. При выборе последней императорская фамилия высылается из страны. Декабрист Кондратий Рылеев предлагает выслать будущего Николая I к чёрту на куличики — в калифорнийский Форт-Росс.
Но все планы летят в тартарары. В 7 утра 26 декабря 1825 года сенат успевает присягнуть Николаю I, а также часть армии. Использование имени Константина, брата уже выбранного императора, оказывается нелегитимным. Трубецкой на площади так и не появился, видимо, поняв, что ситуация развивается не по сценарию.
Попытки заговорщиков послать отряды, чтобы убить царя, проваливаются. Никто не хочет этим заниматься. Днём начинается боевое противостояние между восставшими и верными имперскому правительству войсками.
Разочарованные
Мятеж гвардейских полков не был в Российской империи чем-то неожиданным. С 1725 года, после смерти Петра I, гвардия несколько раз вмешивалась в престолонаследование. И все разы успешно. Однако причины, по которым она это делала, отличались самым серьёзным образом.
При первых императорах и императрицах романовской династии аристократия с помощью государственных переворотов решала вопросы влияния разных фракций при дворе. По сути, это был чуть ли не единственный и самый надёжный способ протащить какую-то новую политическую программу. Был ещё один — через постель. Но он был ненадёжный — фаворит или фаворитка могли лишиться августейшего покровительства, уехать обратно в деревню или ещё хуже — в каземат.
Для империи, в которой из более чем тысячи высших сановных постов гражданских служащих было менее сотни, а все остальные являлись военными, силовые методы решения политических распрей считались естественным делом. Тотальная милитаризация и регламентация жизни страны обеспечивали этому достаточную легитимацию.
Будущим заговорщикам и лидерам восстания — братьям Муравьёвым, Трубецкому, Поджио, Бестужеву-Рюмину и другим — решиться на это было тем более проще, что многие из них прошли школу наполеоновских войн.
Особенностью военных кампаний 1812–1815 годов была, во-первых, мощная шовинистическая пропагандистская кампания, которую разжигали в России. В моду вошло всё исконно русское. Графини и князья, которые говорили по-французски лучше, чем на национальном языке, начали въезжать на придворные балы в кокошниках, кафтанах и русском платье. Не забыли и про церковь — надо было подчеркнуть, чем истовое православное воинство отличается от «тирана и антихриста» Бонапарта.
Во-вторых, во время походов будущие декабристы с близкого расстояния могли наблюдать императора Александра I. С одной стороны, это вело к складыванию среди молодых дворян настоящего царского культа. Тем более что тот же Трубецкой или князь Оболенский периодически беседовали с Александром. Его харизма, что отмечалось всеми современниками, действовала на молодых офицеров моментально.
Но именно это заставило в конце концов разочароваться в императоре. Оказалось, что он чурается и стесняется русских офицеров. Александр предпочитал общаться с иностранцами, больше оказывал им знаки покровительства и в целом был более щедр к ним, особенно по части военных наград.
Дальше — больше. В 1815 году по настоянию Александра I было образовано Царство Польское. Да, оно создавалось как государство в династической унии с империей, но к ужасу декабристов поляки получили конституцию. А в ней одним из пунктов было записано — части Польши не могут быть отторгнуты в пользу России, но вот части империи могут быть присоединены к польскому государству. Это окончательно похоронило репутацию императора среди декабристов.
Польша по результатам войны получила конституцию, а Россия — воинские поселения, — с возмущением заметил декабрист Поджио.
С 1816 года тайные общества, многие из которых будут носить патриотический, антиправительственный и пропагандистский характер, начнут плодиться в империи с устрашающей скоростью. Многие их члены, не став декабристами, то есть не участвуя в заговоре с целью свержения монархии, будут разделять их культурные и общественные установки. Усилия полиции по их изоляции и запрету будут тщетны. Радикальное подполье в империи будет расползаться во все стороны, затронув фактически всю её европейскую часть.
Либерализм в погонах
«Настоящий декабрист — не поляк, не германист», — этим предложением можно вкратце обозначить суть политической программы будущих заговорщиков. Либерализм у господ офицеров был весьма специфический.
Например, обе конституции, вышедшие из-под пера Муравьёва и Пестеля, требовали создания унитарного государства, русификации всего их населения и тотальной, по всем азимутам, внешней экспансии. При этом конституция Муравьёва считалась более умеренной, она хотя бы не предполагала повсеместных этнических чисток воинствующего «туземного» населения. Однако и она при этом подразумевала последовательную ассимиляцию всех и вся, притом что объявлялась свобода вероисповедания.
Милитаристский характер документов декабристов подчёркивался первоочередными мерами во внешней политике. Павел Пестель считал, что для отвлечения будущих граждан Российской республики, которые столкнутся с отменой крепостного права, свержением династии и широкомасштабными земельными реформами, надо немедленно начать войну с Турцией. А ещё лучше — и с Ираном. Таким образом народ «замкнётся» на войну с внешним супостатом, а Россия разживётся новыми и полезными для сельского хозяйства территориями.
Кондратий Рылеев шёл ещё дальше. Так как он служил директором в русско-американской компании, то у него были громадные планы по завоеванию Тихоокеанского побережья США, уссурийского и амурского краёв. Нужно всё это было для создания удобных для российского флота портов на Восточном океане. Доминирование российского флота приведёт к тому, что торговля с Китаем и Дальним Востоком перейдёт в «русские руки». Заодно, полагал Рылеев, можно будет выкинуть из этого региона Англию и США. Да, англичанка уже тогда гадила, но не имперским властям, а их противникам-декабристам.
Параллельно с этим Россия должна была вести успешные, и никак иначе, войны в Центральной Азии, чтобы войти в контакт с Индией. Торговле с ней декабристы придавали огромное значение. На этом расширение новой свободной России не останавливалось. Следующая остановка — Балканы. Там предлагалось создать федерацию в составе всех тамошних христианских народов. Часть из них отторгалась от Турции, а часть — от Австрии. Общество объединенных славян (ООС), которое было подемократичнее дворянско-аристократических Северного и Южного обществ, предлагало вообще создать Славянскую федерацию. В её состав вместе с поляками вошли бы и венгры. Последние, правда, не были славянами, но не это смущало представителей Южного общества, в состав которого войдёт ООС, а наличие независимых поляков, к которым у декабристов было плохое отношение.
Даже находясь на каторге и в сибирской ссылке, большая часть декабристов люто ненавидела польских инсургентов. Польское восстание 1830–1831 годов было воспринято неоднозначно. Большая часть, как декабрист Вяземский, заявила, что зря поляки подняли восстание, но и карательные рейды правительства они также не поддерживали. Зато другие очень даже поддержали подавление.
Тонкость была в том, что поляки к этому времени воспринимались как исторические враги России. На оппозиции к ним строился фундамент аргументации декабристских программ. Александр I даровал полякам конституцию, ну что же — русские напишут свою и выбьют её у империи. Первые же варианты конституции декабристов постулировали, что русский народ является политическим сувереном в России. Ни он сам, ни страна не принадлежат какой-либо династии. В стране должен был вводиться выборный парламент. Антимонархический и либеральный характер декабристских документов одновременно носил и явно националистический характер.
Во-первых, это выражалось в ассимиляции всех народов империи русскими. Во-вторых, в требованиях «очистить» русский язык от иностранных слов и заимствований. Кюхельбекер, например, требовал выпилить из словаря всевозможные германизмы. Особенно его раздражали придворные должности типа обер-гофмаршала или почему-то пакгауз. В-третьих, в требованиях немедленно избавиться от засилья немцев при дворе. Известный факт: перед созданием Союза благоденствия четыре брата Муравьёва и присоединившийся к ним Якушкин первоначально собирались создавать антигерманское общество, задачей которого была бы борьба с придворными немцами. Но, поразмышляв, было решено всё-таки «учредить общество на пользу России».
Разбавлялась эта программа постоянными заявлениями, что в будущем славянство, объединенное вокруг русских, обязательно схватится в Европе с германцами. Иначе и быть не могло. Прославление славянского начала в империи Александра I уже в начале XIX века приняло характер поиска скифских корней у античных скульптур и литературных произведений, потому что скифы считали предками славян. Декабрист Романов писал своей знакомой княгине Волконской, требуя, чтобы она обучала своих детей только на русском и по-русски. Конечно же, написано это было по-французски.
Часть же декабристов пошла ещё дальше, начав обвинять Карамзина в непатриотизме. Мол, тот в своей «Истории государства российского» не осветил вопрос разрушения Римской империи славянами. Логика гонителей учёного-историка была такова: все же знают, что Аларих и Одоакр — это наши, русские вожди! Так что когда Павел Пестель начал в начале 1820-х годов вести переговоры с поляками о союзе, тот же Романов разорвал с ним все отношения. Оппозиция этому среди декабристов была настолько сильной, что переговоры, по сути, пришлось заморозить.
Русские каудильо
Недовольство императором и русский национал-либерализм заложили фундамент декабристской идеологии, но вот выбор метода был подсказан средиземноморскими революциями 1820-х годов. В январе 1820 года произошла революция в Испании, потом в Неаполе и Пьемонте, в августе революционная война дошла до Португалии. Наконец, в 1821 году адъютант императора Александра I генерал Александр Ипсиланти подымет в Румынии греческое восстание, которое обернётся в итоге образованием независимой Греции.
Декабристы будут пристально наблюдать за развитием ситуации на юге Европы. Героем в этой среде быстро станет полковник Риего, который маршем на Мадрид заставит испанского короля Фердинанда VII принять Кадисскую конституцию. Сочувствовали декабристы и Александру Ипсиланти, тем более что многие из них состояли в филэллинском тайном обществе «Филики Этерия». Для многих из них, как для того же Пестеля или Артамона Муравьёва, радость при дворе Александра I от разгрома греческого восстания стала просто шоком. Последовавшая с одобрения Петербурга вслед за этим интервенция австрийских войск в Италию, которые подавили итальянские революции, окончательно похоронила авторитет российской монархии среди декабристов.
В их среде впервые по отношению к империи начинает массово употребляться выражение «Россия — жандарм Европы». Вторжение французских войск в 1823 году в Испанию, восстановление там абсолютизма и казнь Риего приведет к радикализации декабристских программ.
Тем не менее способ военного переворота, который будут продумывать декабристы, особенно Сергей Муравьёв-Апостол и Сергей Трубецкой, будет подсказан испанской революцией 1820 года. Смысл был в том, чтобы возмущением среди солдат спровоцировать полномасштабный политический кризис. Власти, неспособные подавить мятежников, принуждаются к введению конституции. Использование армии и давление на администрацию позволяет обойтись без народа, тем самым избежать гражданской войны и жертв.
В конце концов, в Неаполе и Испании же получилось — почему не должно получиться в России? Просто надо воспользоваться бардаком вокруг престолонаследия после смерти Александра I и вынудить власти ввести конституцию, думали зачинщики глобальных преобразований.
Конец эпохи
Однако 26 декабря 1825 года на заснеженных площадях Петербурга «испанская революция» упорно не получается. После того как мятежникам не удается повести за собой большинство войск гвардии, они остаются в меньшинстве по сравнению с правительственной армией — 3 тысячи против 12 тысяч. В резерве у Николая I было ещё более 10 тысяч.
Император пытается начать переговоры. Генерала Милорадовича, который ещё недавно интриговал против Николая, застрелит декабрист Каховский. Заговорщики боялись, что пользующийся авторитетом в войсках военный переманит на сторону властей солдат. Атаки кавалергардов во главе с Алексеем Орловым были отбиты мятежниками. Засылка к ним властями аж двух митрополитов закончилась перебранкой — служители культа свалили от мятежных солдат от греха подальше.
Наконец на площади появляется десятиорудийная батарея генерала Ивана Сухозанета. Артиллерия решит в итоге дело. Однако Николай I не решается отдать приказ, пока не замечает, что скоро стемнеет, а позади лояльных ему войск собралась огромная толпа в несколько десятков тысяч человек, которая настроена агрессивно и неприязненно к властям. В сторону императора и лоялистов из толпы несутся ругательства, кто-то швыряет камни и полена.
Если бунт не подавить, толпа начнёт грабежи, и тогда императору придётся бежать из столицы. Сухозанету отдают команду стрелять по мятежникам — вначале холостыми, потом боевой картечью. Только после этого строй солдат рассыпается и начинается бегство бунтовщиков.
Число погибших точно не известно до сих пор. Цифры называются разные — от 100–200 до 1000–1100 человек. Важнее другое: неудачная попытка свергнуть Николая I окончательно похоронила эпоху дворцовых переворотов. После декабристов империи будут противостоять революционные партии, от народников до большевиков, которые будут пытаться опереться на массы, уйти от тактики заговоров и не бояться пролить много крови.