Пока у многих на слуху рокеры вроде БГ или Цоя, Макаревича или братьев Самойловых, Бутусова или Чичериной (не только благодаря музыке), за грань коллективной памяти вытеснены куда более «основополагающие» для отечественной контркультуры деятели. Один из них — Алексей Хвостенко, чей масштаб не ограничивается только рамками музыки, литературы или изобразительного искусства. Самобытному поэту, музыканту-первооткрывателю, визионеру-поставангардисту, театралу и даже немного издателю исполнилось бы 80 лет. NEWS.ru вспоминает вехи его биографии.
Абсурдист и эмигрант
Будущий андерграундный деятель появился на свет 14 ноября 1940 года в Свердловске, в городе, где спустя 30 с небольшим лет, под спудом брежневского официоза, произойдёт культурный взрыв. Но эта история не про Алексея Хвостенко, который с 6 лет, после развода родителей, вместе с отцом — переводчиком Львом Васильевичем Хвостенко — переехал в Ленинград. Там он поступил в Институт театра, музыки и кинематографии (ныне Российский государственный институт сценических искусств).
В молодости Хвостенко знакомится с учёным и поэтом Анри Волохонским, с которым они создали литературную группу «Верпа», девизом которой была цитата из Рабле: «Каждый делает что хочет». Под псевдонимом А.Х.В. они совместно создают стихотворения, которые сегодня более-менее хорошо известны как тексты песен. Например, Хвостенко впервые положил на музыку стихи Волохонского «Рай», ставшие в 1980-е знаменитыми в исполнении Бориса Гребенщикова («Над небом голубым есть город золотой...»).
Следите за развитием событий в нашем Телеграм-канале
Другим их известным творением стала песня «Орландина», написанная в 1970 году на музыку французского шансонье Жана Ферра. Её сюжет был позаимствован из романа польского писателя Яна Потоцкого «Рукопись, найденная в Сарагосе», одна из глав которого посвящена богатому молодому гуляке, который однажды на пиру поклялся отдать душу дьяволу за ночь любви с его дочерью. Выйдя на улицу, он увидел красивую девушку по имени Орландина, которая внезапно превратилась в чудовище. Эту песню исполняли и сам автор, и ленинградская женская группа «Колибри», и экспериментальный коллектив «АукцЫон», и Ольга Арефьева.
Примером самобытного сочинительства А.Х.В. можно считать текст «Вальс-жалоба Солженицыну». В нём нет политики, а есть смешные и абсурдистские камлания, простонародная рефлексия, деревенские мотивы: «Чёрной черникою синей кругом прорастёт смородина, // Не было ягоды слаще березы рябиновой, // Красная-белая, красная-белая, красная-белая // сквозь полосатая ягода, // Эко зеленое, мутное царство Канада-Мордовия — вселенская // родина. // Ах, Александр Исаич, Александр Исаевич, // Что же ты, кто же ты, где же ты, право же, надо же».
Как рассказывает исследователь творчества Хвостенко Кирилл Медведев, генезис его поэзии, как и произведений Волохонского, формально выводятся из обэриутов, но в отличие от последних абсурдизм Хвоста «не проникнут отчаянием и безысходностью, оставаясь светлым, жизнерадостным и по-доброму ироничным».
В этом он, безусловно, принадлежит не XX веку, а Ренессансу или Античности. Между тем, возможно, именно «архаисты» (к которым причисляют Хвостенко и Волохонского. — NEWS.ru) и сформировали третье, «постпостфутуристическое» поколение русского авангарда, — пишет Медведев.
Закономерным этапом в творчестве Хвостенко стало участие в абсурдистском содружестве хеленуктов — неформальной ленинградской литературно-художественной группе, существовавшей с 1966 по 1972 год и впитавшей в себя многие предшествующие направления русского и мирового авангарда. Но в 1968-м Хвостенко перебирается в Москву, где кроме стихов и музыки занимается написанием картин, вообще становится видным деятелем столичного арт-подполья.
В угар брежневского застоя, в 1977 году, Алексей Львович эмигрирует во Францию. Там он вместе с писателем Владимиром Марамзиным (его преследовали в СССР за издание Иосифа Бродского) некоторое время издавал журнал «Эхо». Кроме того, Хвостенко с парижскими цыганами Паскалем де Люшеком и Андреем Шестопаловым записал альбом «Последняя малина», снимался в фильме вместе с ленинградскими «Митьками», словом, погружается в водоворот богемной жизни.
Слово как мяч
Несколько лет назад автор этого текста познакомился с товарищем Алексея Хвостенко — художником-модельером Алексеем Батусовым, живущим ныне с семьёй в Париже. Последний рассказал, как «дедушка русского рока» в конце 1980-х принимал активное участие в его биографии, поскольку «человек, попавший в окружение Хвоста, всегда получал помощь и поддержку».
Хвост подарил мне швейную машинку Zinger, [скульптор Юрий] Гуров предоставил угол в комнате. Мы там славно зажили, и за полтора года это место посетили многие выходцы из Советского Союза. Туда приходили и Михаил Шемякин, и группа «Кино», и Владислав Мамышев-Монро, и Тимур Новиков, и группа «Колибри», и «АукцЫон», и БГ, и Слава Полунин с театром «Лицедеи». В общем, весь советский бомонд и андерграунд, всех не перечислишь, — рассказывает Батусов.
Во Франции он занимался оформлением спектаклей Хвостенко, который «всегда тяготел к театру». Когда деятели парижского андерграунда подыскивали себе сквот — «залезали в какую-то очередную помойку, на заброшенный склад, пустовавший десятилетия», то первым делом, после того как его приспосабливали под рабочее пространство, «Хвост устраивал там театр, вокруг которого и строилась рабочая жизнь».
Пилили, строгали, сваривали, шили... Хвостенко обладал удивительным качеством — все люди вокруг него «загорались» творчеством. Даже тот, кто не считал себя артистом или художником, — вспоминает Батусов.
После крушения СССР Хвостенко стал бывать в России, сотрудничал с авангардистской рок-группой «АукцЫон», записав с ними несколько альбомов, в том числе легендарный «Жилец вершин» на слова поэта-футуриста Велимира Хлебникова. Дочь Алексея Львовича Анна продолжила эту традицию и сотрудничает с фронтменом «АукцЫона» Леонидом Фёдоровым. Всего выпущено несколько десятков дисков с музыкой и текстами, к которым художник имел отношение.
Стихи Хвостенко имеют, безусловно, природу музыкальную: слово в процессе игры, как мяч, швыряется в клокочущий звуковой поток. Но музыка эта не минорная (иначе об этом не следовало бы и говорить, настолько затёртым штампом русской поэзии стала понимаемая в постмандельштамовском смысле «музыкальность»), а весёлая, восторженная, ликующая, — пишет о его творчестве Кирилл Медведев.
В 2004 году Алексей Хвостенко получает российское гражданство, гастролирует по разным городам родной страны и 30 ноября того же года умирает в одной из московских клиник от последствий онкологического заболевания.
Не сказать чтобы Хвост был на первых ролях поздне- и постсоветского андерграунда в теоретическом или концептуальном плане, как, например, Илья Кормильцев или Егор Летов. Его можно считать своеобразным предтечей короткого контркультурного взрыва конца 1980-х — начала 1990-х, примерно тем (с поправкой на время, пространство и масштабы), чем была группа MC5 для панк-рока. Или неприметным мостиком между претенциозным авангардом начала и дурашливыми плясками конца прошлого столетия, из шинели которых потом выросли Псой Короленко, Александр О’Шеннон, отчасти Михаил Елизаров и другие широко известные в узких кругах гуманитарии, производящие звуки и тексты.