Покушение Фанни Каплан на лидера Советского государства Владимира Ленина сразу же обросло кучей мифов. Якобы пули смазывались ядом кураре или же они были сделаны из особо токсичного металла. Этим потом объясняли инсульты и утрату им дееспособности. Параллельно циркулировали слухи, что тайные фракции внутри Кремля пытались убить Ленина. Сверху это все было заполировано быстрым следствием, расстрелом покушавшейся и систематическими вбросами советского следствия, которое целенаправленно искажало картину. Одно несомненно — покушение дало в руки большевиков блестящее обоснование необходимости целенаправленных репрессий против любых их врагов.
Покушение в стиле провокации
В самом покушении Фанни Каплан, более известной в соответствующих кругах как Дора, не было ничего необычного. Ленин 30 августа приезжает на московский завод Михельсона. Успешно там выступает. Будущие свидетели покушения видят, что вокруг него вьется какая-то подозрительная девица. Но, вообще говоря, это же революция — вокруг её вождей всегда крутятся люди. Иногда исключительно ради того, чтобы оказаться рядом с теми, кто делает историю.
Охрана у Ленина была усилена после того, как ВЧК раскрыла и предотвратила несколько неудачных покушений на лидера революции парой месяцев ранее. Да и в целом речь идёт о России, где традиции политических убийств со стороны народовольцев и эсеров были живы, а у большевиков в союзниках долгое время были левые эсеры. Все понимали, что недовольные политикой большевиков могут при случае попробовать убить кого-то из руководителей социалистической революции.
Митинг закончился, женщина вместе с ещё несколькими рабочими пошла за Лениным. Фанни Каплан внезапно приседает и достает пистолет. Раздаются три выстрела. Ленин падает. Рабочие и охрана поначалу в замешательстве, но кто-то уже успел выбить из руки у Каплан пистолет. Бросившуюся бежать террористку быстро ловят рабочие и охрана.
Каплан увозят в Кремль, где её несколько дней интенсивно допрашивают следователи ВЧК. После появляются утверждения, что Каплан пытают и тем самым выбивают нужные показания. Однако все свидетели её пребывания во время следствия говорят о том, что не было следов физических пыток или избиений. Судя по всему, на Каплан жёстко давили, пытаясь выдавить из неё нужные следствию показания. Но в этом не преуспели.
С самого начала власти охарактеризовали Каплан как истеричку и боевика партии эсеров. Первое — это пример черной пропаганды. Мол, только конченые психи могут покушаться на революционную власть большевиков. Второе — продолжение политической борьбы с партией эсеров, для чего Каплан должна была обязательно быть активисткой партии.
Но тут случился тотальный облом. Каплан во всех своих показаниях заявляла, что она вышла из партии и что её теракт носит индивидуальный характер. Партия к нему непричастна.
Следователей это не устраивало, но большего выбить из Каплан не получалось. 3 сентября, через четыре дня после неудачного покушения, её расстреляли по устному приказанию главы ВЦИК Якова Свердлова. А уже 5 сентября вышло постановление Совета народных комиссаров РСФСР «О красном терроре», и избиение политических противников большевиков приобрело организованный и целенаправленный характер.
Некоторая часть меньшевиков и эсеров даже шутила, что теперь-то хоть понятно, за что «карающий меч пролетариата» (ВЧК) их всех преследует. Некоторые считали, что реально стоящие за Каплан личности специально покушались на Ленина. Мол, это тщательно просчитанная провокация, которая привела к красному террору. Вот не было бы этой женщины — и история Советской России могла бы пойти немного по-другому.

Граждане, косплеим Францию
Нет никаких сомнений в том, что террор начался бы рано или поздно. Революционные режимы всегда пускаются в террор и репрессии.
В этом есть определенная логика. Преобразования обычно настолько глубоки, они на разных этапах задевают большое количество бывших привилегированных классов и слоев, чьи интересы противостоят революционерам, что силовое столкновение после пары месяцев «политической эйфории» — это вопрос времени.
Но все может усугубиться, если действующие революционеры начинают искать ролевые модели в прошлом. А когда этим прошлым выступает Французская революция — стоит готовиться к массовому кровопусканию во имя «общего блага».
Специфика покушения на Ленина идеально укладывалась в традицию европейского «тираноборчества». Меньшевик Александр Иоффе в 1922 году во время процесса над партией эсеров послал из Варшавы в «Известия» весьма ценное свидетельство своего разговора с Каплан за пару недель до покушения.
Дело было во время суда над левыми эсерами. В кремлевской тюрьме сидели меньшевики и вчерашние союзники большевиков. В то время посещение и прогулки с политическими заключёнными были обычным делом. Каплан пришла поговорить с Марией Спиридоновой, с которой она подружилась ещё во время каторги. Дело в том, что будущую террористку осудили за взрыв в Одессе в 1908 году. Её причастность к нему даже тогда вызывала сомнение у царских следователей. Но других обвиняемых не было, так что Фанни Каплан бессрочно послали на каторгу.
Обе бывшие каторжанки обсуждали текущую политику в Советской России. В этот момент к гуляющим во дворе тюрьмы спустился Ленин и завел разговор с Иоффе. Проговорили они о текущих политических делах пару часов. Да, в те времена это ещё было нормально — большевики и меньшевики считали себя очень близкими по взглядам членами когда-то одной партии. Уже в 1920–1930-х годах среди «старых» большевиков обычным делом было взять на поруки бывших товарищей-меньшевиков. Таких случаев были не сотни — тысячи, если не десятки тысяч.
В 1937 году это припомнили всем. Люди, проявлявшие революционное товарищество, имели в десятки раз большую вероятность попасть под каток репрессий, чем те, кто быстро рвал любые связи с «попутчиками».
Ленин ушел, и к Иоффе внезапно подошла Каплан. Она с ходу спросила его, как он может говорить с «палачом России». После чего откровенно призналась, что хочет убить главу Советского государства. Иоффе написал, что Каплан не производила впечатления экзальтированного человека. Никакой истерики, все это было высказано очень четко и по-деловому.
Иоффе стал её отговаривать. Он говорил, что это может и будет рассматриваться как провокация. И потом, зачем вообще идти на такой шаг? В ответ Каплан отдельно подчеркнула, что она не какая-то там Шарлотта Корде, а Ленин — точно не Марат. После чего ушла.

Четкий, выверенный и тайный план
Портрет Каплан, нарисованный Иоффе, как убежденной и хладнокровной террористки, которая вполне осознанно шла к своей цели, полностью расходился с описанием в советской прессе. Его статья так и не появилась в «Известиях», её напечатал эмигрантский «Голос России».
Позже его подтвердили в 1922 году эсеры во время процесса над ними. Выяснилось, что руководство московской организации эсеров в лице Абрама Гоца и Дмитрия Донского летом обсуждало с ней покушение на Ленина. В процессе разговора никто не пытался отговорить Каплан, хотя одобрения ее будущим действиям никто не высказал.
В этом был смысл, так как руководство партии эсеров в тот момент было резко против покушений на советских лидеров. Пленум в феврале 1918 года осудил такого рода попытки. Так что, узнай верхушка, что в Москве затевается такое непотребство, — Гоцу с Донским сразу бы прилетело.
В то же самое время все участники разговора и те, кто наблюдал подготовку Каплан к покушению, считали её спокойной и деловой женщиной. Никакой экзальтации, но в тоже время готовность при случае погибнуть во время покушения.
Один из руководителей военной организации партии эсеров на суде заявил, что стрельба Каплан на конспиративной базе боевой организации в Томилино была характерна для опытного и хладнокровного стрелка. Из 15 выстрелов, которые он лично наблюдал, точно в цель попали 14. То есть палить в молоко и устраивать чикагский гангста-стайл Каплан не собиралась.
Целеустремленность террористки на процессе подтвердили все, кто так или иначе был причастен к подготовке покушения. При этом Каплан уже вышла из партии, а московская организация продолжала скрывать любую свою вовлеченность в это дело аж до суда в 1922 году. То есть показания Каплан, данные ей советским следователям, были верными.
Однако не бывает такого, чтобы в громком деле не было тайных троп. Ряд свидетелей во время покушения заявляли, что у Каплан была соучастница. Однако следователи даже не захотели составить её портрет. Учитывая, что террористке негласно помогали московские эсеры, кто-то действительно мог ей помочь: стоять на шухере, подстраховывать во время покушения и прикрывать отход.
Но было и кое-что более интересное. В 1919 году Борис Савинков заявил, что его боевая организация была причастна к организации покушения на Ленина. Мол, они связывались с Каплан и в целом все с ней распланировали. Эсеры во время суда ничего про Савинкова не говорили, хотя сотрудничали с ним во время Гражданской войны. Допросы советскими следователями самого Савинкова, которого схватили в августе 1924 года, не дали никаких новых подробностей покушения.
Даже спустя более чем 100 лет покушение на Ленина оставляет много вопросов. Но одно точно известно — большевики распорядились им в своих интересах, весьма жёстко зачистив всё конкурентное левое поле в стране.