У представителей того сегмента общественного мнения, которое можно назвать близким к политическому мейнстриму, отношение к этой Нобелевке традиционно либо скептическое, либо откровенно враждебное: это не наша премия, она отражает мнение совокупного Запада, которое всё более отлично от «совокупного нашего» (да и всегда было), либо же эту премию специально присуждают, чтобы «ударить по России». Носители таких взглядов ненавидят обоих лауреатов от нашей страны, которые были её удостоены, — Андрея Сахарова и Михаила Горбачёва. В связи с чем на Муратова из этого «угла» полились помои, смешанные с оскорблениями. Дескать, он и «гадит» на свою родину (чего даже животные себе не позволяют — гадить дома, приводят сравнение ненавистники). Согласно этой логике, весьма распространённой в нашей стране, те, кто критикует или разоблачает чиновников, ворующих у народа или нарушающих права человека, — и есть враги народа. Также указывается, что «Новая газета» якобы «толкает ЛГБТ-повестку»: может быть, имелось в виду относительно недавнее расследование «Новой» про чеченских геев (возможно, кстати, это действительно повлияло на решение Нобелевского комитета, однако, думаю, скорее повлияло вероятное выдвижение Муратова другим лауреатом — Горбачёвым, о чём мы узнаем не раньше чем через 50 лет).
При этом не сказать, что газета пишет про секс-меньшинства из номера в номер, однако ненавистники, видимо, исходят из принципа «один раз...» — и уже... виноват перед скрепами всея Руси. Доводилось читать и такой отзыв в ответ на слова самого лауреата о том, что он считает эту премию присуждённой, прежде всего, тем журналистам газеты, которые были убиты за свою профессиональную деятельность (шестеро журналистов «Новой» были убиты с 2000 по 2009 год), — что Анна Политковская (как раз на днях было 15-летие её убийства) была «казнена» за то, что писала. Напиши слово «казнена» какой-нибудь оппозиционный блогер, к нему тотчас бы пришли и вменили уголовную статью за «оправдание терроризма». Однако тут — «вы не понимаете, это другое». Этим — можно. Для них это невинное оценочное суждение.
Некоторые из этих «охранителей-ревнителей-апологетов» сами в прошлом даже и сотрудничали с «Новой» (Муратов руководит ей с момента основания, с 1993 года, что почти уникальный случай в постсоветской журналистике), но потом взгляды (и, главное, политическая конъюнктура) переменились. И вот теперь сквозит явно что-то личное. А может, досада от собственных идейно-политических метаний. Досаду эту можно, в частности, облечь в форму моральных инвектив: дескать, газета и её главред занимаются подчас «заказухой». По-своему «люблю» людей, у которых то ли на груди звезда шерифа, то ли в кармане лицензия от самого Господа Бога, дающая право всех судить с высоты своего безупречного морального-божественно-лицензированного авторитета, не снимая белого пальто.
Термин «продажная пресса» встречается у нас вообще на каждом шагу, став расхожим штампом. Мало кто посмеет ведь употребить термин «продажные суды» или «продажная прокуратура». Я лично не раз сталкивался в разных изданиях (в том числе руководимых мной) с тем, что очень многие люди, особенно из числа бюрократии и властных структур, вообще не верят, что заметки, особенно статьи-расследования, появляются «просто так». Просто потому, что редакция или журналист что-то накопали или хотят рассказать правду о том или ином явлении или событии, правду, которая не лежит на поверхности. «Нет, ну что вы, такого быть не может, — доводилось слышать не раз скептиков с хитрым прищуром, — наверняка кто-то проплатил». Что сказать? Убогие морально люди, все по себе судят, видимо. Тогда как «Новая газета» именно специализируется на расследовательской журналистике. В которой бывают ошибки, «переувлечённость» предметом и пр. А вы сами пойдите, раз такие смелые, и сделайте лучше.
Авторитет массмедиа, судя по опросам, нынче не чета тому, какой был в годы перестройки и гласности. Причин тому множество, включая ангажированность многих изданий в зависимости от их собственника, диктующего принципы редакционной политики. Однако и в этом случае не стоит, наверное, путать ангажированность «за деньги» (когда берут мзду за конкретную публикацию) с ангажированностью политической, когда журналисты придерживаются той редакционной политики, которая принята в издании, где они получают зарплату. Рекламные статьи — тоже рядовое явление во всём мире. На них СМИ в том числе зарабатывают, чтобы в результате на информационном рынке появилось то многообразие мнений — относительное, конечно, но куда большее, чем во времена СССР, — которое предоставляет читателю право выбора, что ему читать и смотреть, а что гневно отвергать, выражая своё мнение в тех же соцсетях. Притом выражать безнаказанно.
В последнее время появилась такая, например, «форма продажности», как зависимость гонорара автора от числа «кликов»-прочтений его статьи. Что-то я не слышал пока гневных откликов потребителей такой медийной продукции, заставляющей журналистов подстраиваться заведомо под самые массовые — а значит, самые простые и подчас низменные вкусы.
Что касается «Новой газеты», то её, конечно, можно обвинять в «ангажированности» в части принадлежности к леволиберальным политическим взглядам. Но, во-первых, она имеет на это права, во-вторых, сумела отстоять его в непростых для массмедиа условиях весьма турбулентных подчас отношений с властью. В том числе проведение такой политики подчас требует самых разных компромиссов. Муратов, безусловно, умеет разговаривать — и договариваться с властями, в том числе с силовиками. Но это не вина, а достоинство. А в жизни вне массмедиа разве все — в том числе те, кто в белом пальто — они разве бескомпромиссны во всех случаях и при всех обстоятельствах? При этом главред «Новой» представляется человеком с твёрдыми принципами, которые он готов отстаивать на своём посту довольно упорно, но сообразуясь с непростыми, подчас реальными обстоятельствами.
Впрочем, оставим охранителей-консерваторов-апологетов, для которых Муратов — враг. Аж кушать не могут. Перейдём к условным либералам, которым он вроде как «свой». Должен был бы быть. Но, не совсем так. Некоторые тоже — «аж кушать не могут».
Для многих представителей «либеральной тусовки» присуждение премии Муратову стало чуть ли не «предательством» идеалов демократии и «сговором с кровавым режимом» со стороны Нобелевского комитета. Во-первых, потому что Муратов и «Новая газета» — это те, кого называют «системными», если и оппозиционерами. Их не выгнали из правительственных пулов, не объявили иностранными агентами, главный редактор — член общественного совета при МВД, а премию обещал частично отдать благотворительному фонду, близкому к властям. И вообще — почему они во главе с Муратовым не на баррикадах, гневно предъявляют претензии такие непримиримые борцы, обычно из-за границы. Во-вторых, решение «неверное и предательское», потому что не Навальному и не Тихановской. Мол, должен был Нобелевский комитет, согласно представлениям таких «непримиримых», дать под дых «кровавому режиму» (кто ж как не заграница, сами-то мы никак), а комитет опять пошёл на некий компромисс, обошёл наиболее острые углы. «Трусы, трусы, трусы!» — несётся вослед такому решению из заповедных и безопасных уголков фейсбучного пространства. Некоторые даже увязали такую «мягкотелость» с нынешним энергетическим кризисом в Европе — мол, не захотели злить «начальника „Газпрома“». Вот так незатейливо устроены мозги у некоторых.
Впрочем, очень многие Муратова просто поздравили, без всяких неуместных в таких случаях оговорок и комментариев. Присоединяюсь к этому очевидному для меня варианту.
Ещё стоит напомнить, что Нобелевский комитет, вообще-то, всегда был склонен именно к компромиссным решениям. Подчас противоречивым и спорным. Однако надо совсем уж ничего не понимать в западном менталитете, чтобы не понять смысл именно такого решения. А премия мира, безусловно, выражает именно «западную точку зрения», а если не нравится, то заведите себе свою премию, ведь была же в СССР Ленинская премия за укрепление мира между народами (учреждена в 1956 году). Тихановская от маленькой Белоруссии просто никак не могла получить премию после относительно недавнего награждения (всего пять лет назад, хотя и по части литературы) другой белоруски и оппозиционерки — Светланы Алексиевич. Если бы Алексиевич не дали, то шансов на фоне нынешних протестов было бы больше.
Что касается Навального, то помимо очевидного стремления обойти этот острый угол, стоит напомнить относительно недавнее суждение Amnesty International, что она не считает его политическим заключённым, поскольку он ранее был замечен в агрессивном национализме. И хотя вроде как такое заявление потом было несколько дезавуировано, осадочек-то остался. Для нынешнего Запада любая ассоциация с национализмом — это клеймо на всю жизнь. К тому же «дело» Навального (во всех смыслах) ещё далеко до завершения, за ним нет очевидного массового движения (каковое было за Валенсой), как и внятного идейного тренда (как за Манделой), который Нобелевский комитет мог бы поддержать. Но он решил, что сегодня свобода слова даже важнее прививок от коронавируса (ВОЗ была в числе фаворитов по предсказаниям букмекеров).
Помимо претензий, что «не-Навальный», были и другие. В связи с чем одним из самых смешных рассуждений, раздавшихся из либерального лагеря, было, пожалуй, рассуждение о том, что Муратов при определённых обстоятельствах мог бы стать «кандидатом объединённой оппозиции». Тут самое смешное слово, как вы понимаете, «объединённая». Увы, многими представителями этого лагеря правят мелочность, недоговороспособность, несоразмерные собственным способностям амбиции, банальная зависть, эгоцентризм и политическая неадекватность, смешанная с политической же безграмотностью. Именно это всё стоит за многочисленными «претензиями» к Муратову со стороны людей, не сделавших для отстаивания хоть каких-то (пусть оставшихся) принципов свободы слова и (относительной) независимости СМИ даже сотой доли того, что удалось, в том числе ценой жизни нескольких своих журналистов, «Новой газете».
Встречалось и «экзотическое мнение», согласно которому Муратову стоило бы вообще отказаться от премии, как отказался в своё время Борис Пастернак. Иначе — «ловушка», надо будет, мол, соответствовать статусу, что чревато ещё большими компромиссами. Справедливости ради стоит отметить, что отказ Пастернака всё же был не вполне добровольным. А вот вопрос о том, «зазнается ли» лауреат, начнёт ли раздавать советы направо и налево, учить всех жизни и свободе слова, в частности, — такой вопрос, конечно, правомерен. Думаю, что скорее нет, чем да. Но посмотрим.
Также думаю, что в какой-то степени премия осложнит отношения «Новой» с властями, но станет для неё же подобием охранной грамоты. Осложнит — потому, что присуждая премию российскому журналисту, Нобелевский комитет послал сигнал, как говорят в таких случаях, России и её руководству — мол, не в порядке у вас дела со свободой слова. Это — выпад.
И тут, наконец, надо вспомнить второго лауреата — журналистку из Филиппин Марию Рессу. Долгое время она была там руководителем корпункта CNN (аффилированность с западными СМИ и соответствующий формат подачи, конечно, важны), а в последние годы выступала резким критиком действий нынешнего президента Дутерте (его репутация на Западе — так себе, мягко говоря). В том числе его жестокой борьбы с наркоманией, сопровождающейся массовыми нарушениями прав человека. В чём западный менталитет мог, конечно, увидеть аналогию с тем, как «Новая газета» в своё время освещала войну в Чечне.
Неслучайно поэтому от официальных властей поздравления с премией были более чем сдержанные. Они свелись, по сути, к словам Дмитрия Пескова о том, что «в Кремле поздравляют главного редактора «Новой газеты» Дмитрия Муратова с Нобелевской премией мира, он последовательно «работает по своим идеалам и привержен им, талантлив и смел». Ещё раз: «работает по своим идеалам». Не нашим. В то же время Нобелевка, по мнению многих, может защитить газету от излишнего административного давления. Например, от присуждения статуса иностранного агента, каковой не может быть (это оговорено в законе специально) присуждён именно по причине такого «иностранного финансирования».
Отношения официальных властей с такими изданиями и таким журналистом, как Муратов, в нынешнем политическом контексте, тяготеющем к консерватизму, скажем так, — вообще непростая штука. Вроде как не враг, системный, умеет договариваться. В то же время умеет «доставлять неприятности», выпуская иногда на свободу ту самую неблагообразную правду-матку. Я бы предложил такую формулу подобных отношений: «Поздравить с Нобелевской премией мира — не поздравят, но в случае чего глубокие соболезнования выразят».