Каждый съезд Коммунистической партии Китая (КПК) — это окно в святая святых китайской политики. В дни, когда делегаты заседают в Доме народных собраний на площади Тяньаньмэнь, а также во время подведения итогов съезда это окно открывается чуть шире, чем обычно. Китаеведы по всему миру пытаются угадать траекторию развития Китая, буквально под микроскопом рассматривая текст доклада генерального секретаря ЦК КПК на съезде, определяют, как будет функционировать крупнейшая в мире политическая партия по изменениям, вносимым в Устав. Правда, дело это сложное, а для неопытного аналитика вообще безнадежное из-за особого «партийного языка». Не случайно известный австралийский синолог Пьер Рейкманс назвал анализ открытых источников по китайской политике «искусством интерпретации несуществующих надписей, написанных невидимыми чернилами на пустой странице».
Тем не менее опыт кремленологов, делавших во время холодной войны политические ставки на основании чтения газеты «Правда», становится вновь востребован при изучении современного Китая. Китайская система при Си Цзиньпине становится не только сверхцентрализованной, но и все более закрытой от посторонних глаз, и главное — она отвергает собственные модели, которые были понятны не только миллионам китайских чиновников и рядовых партийцев, но и всему остальному миру.
Одна из базовых характеристик постреформенной политики — регулярное кадровое обновление по всей властной вертикали, в том числе на самом верху. Патриарх реформ Дэн Сяопин установил порядок, согласно которому высшее партийно-государственное руководство полностью меняется раз в десять лет. В этом виделась гарантия от повторения маоистских эксцессов из-за концентрации власти в одних руках. Си Цзиньпин пришел к высшей власти в 2012 году именно по этому сценарию, причем имена двух главных преемников — самого генсека (совмещающего пост главы государства) и премьера Госсовета КНР стали известны за пять лет до XVIII съезда. В 2012 году проекция прежнего порядка на ближайшие десять лет предполагала, что XX съезд станет для Си последним и он уступит высшие посты более молодому политику (лет на десять младше его).
Следите за развитием событий в нашем Телеграм-канале
Однако уже в середине десятилетнего срока Си Цзиньпина стало понятно, что третий срок неминуем. Сами характеристики политической системы изменились — вместо принципов коллективного руководства, пусть шатких и построенных на необходимости постоянно поддерживать баланс интересов, в том числе учитывать позицию руководителей прежних поколений, китайская элита сделала выбор в пользу политики «сильной личности». Предполагалось — более предсказуемой и прицельно настроенной на нейтрализацию угроз, с которыми начал сталкиваться Китай и из-за большей мировой турбулентности, и из-за исчерпания прошлой модели экстенсивного роста. Задним числом политическую развилку объяснил сам Си Цзиньпин на ХХ съезде, подчеркнув, что десять лет назад «немало людей внутри партии и в обществе сильно беспокоились о будущем партии и страны». Фраза звучит обтекаемо, но воспринимается как недвусмысленный намек на то, что, если в свое время курс не был бы изменен, Китай и руководящую партию могла бы ждать судьба СССР и КПСС.
Суть не в том, что институциональные сдержки сами по себе были плохи, однако Си Цзиньпин и его союзники считали их недостаточными для предотвращения острого кризиса. Катастрофическим сценарием, который партийная элита всегда держала в голове, был распад партии и государства. Хотя критики Си Цзиньпина в свою очередь могли его упрекнуть в том, что иерархическая система, построенная не на принципах меритократии, а исключительно на лояльности, не лучший вариант для управления огромной страной. Она не обязательно в состоянии обеспечить точные и эффективные ответы на все вопросы, особенно если речь идет о действиях в быстро меняющейся обстановке или в нетипичных ситуациях. Однако эти потенциальные риски виделись Си Цзиньпином несущественными по сравнению с перспективой размывания системы партийного руководства в целом с последующей полной потерей власти.
Подводя на ХХ съезде итоги десятилетия, генсек отметил, что КПК необходимо было принять срочные меры, чтобы остановить «ослабление, опустошение и умаление партийного руководства» и «колебания в политических убеждениях». Подразумевается, что все эти проблемы накапливались при прежних руководителях, но только после 2012 года, когда Си Цзиньпин пришел к власти, их удалось преодолеть.
Речь все-таки идет не о полном замораживании обновления элит и движении в сторону геронтократической системы позднего СССР. Однако логика кадровых перемещений уже не та, что была прежде: во-первых, никому не даются авансы, что, с одной стороны, лишает систему предсказуемости, с другой — позволяет в любой момент тасовать колоду, невзирая ни на какие формальные правила. Во-вторых, провозглашение Си Цзиньпина «ядром» партии и государства отводит ему ключевую роль в отборе и расстановке кадров не только в центре, но и на провинциальном уровне. Разумеется, кандидатуры проходят «сито» организационных отделов партийных комитетов (своего рода — HR-служба КПК), однако решающее слово остается за верховным лидером, которому уже необязательно согласовывать назначения с другими политическими акторами. Статус «ядра» предполагает, что равных Си нет, а внесенные на ХХ съезде поправки в Устав вменяют каждому коммунисту обязанность защищать центральное положение нынешнего генсека.
Новая конфигурация руководства показывает, что такие формальные показатели, как возраст или прохождение определенных карьерных ступенек, уже не являются существенными для элитных перемещений. Так, Ли Кэцян, в настоящее время премьер Госсовета КНР, будущей весной уйдет со своего поста, хотя ему будет только 67 лет. С другой стороны, его ровесник, главный идеолог Ван Хунин остался в составе Постоянного комитета Политбюро (в него входит семь человек) и, вероятнее всего, займет пост председателя Всекитайского комитета Народного политического консультативного совета Китая. Этот пост освобождает Ван Ян, который по прежним правилам мог бы продолжать находиться на данной должности или перемещен на равноценный высокий пост, сейчас он будет просто отправлен в отставку. Вероятный премьер, вошедший в состав Постоянного комитета Политбюро Ли Цян, ни дня не проработал в правительстве и отмечен лишь партийной карьерой, правда, пересекавшейся с карьерой Си Цзиньпина, когда тот руководил южной провинцией Чжэцзян. Один из самых доверенных лиц Си Цзиньпина в НОАК, 72-летний генерал-полковник Чжан Юся продолжит службу. Немалую роль сыграло то, что в свое время его отец был боевым соратником Си Чжунсюня, отца Си Цзиньпина. Многих удивило, что в Политбюро (24 человека) нет ни одной женщины, и это первый подобный состав за 25 лет.
Наблюдатели объясняют это не демонстративным пренебрежением к последовательному возрастному обновлению элит или к лозунгу равноправия полов, а тем, что политика теперь — это не про жесты и не про баланс, и не про компромиссы. Фракционная модель китайской партийно-государственной системы, построенная на постоянном бюрократическом торге и компромиссах, когда генсек во многих ситуациях был «первым среди равных», безнадежно устарела уже давно. С первых шагов после вступления на высшие посты Си Цзиньпин продвигался к жесткой централизации власти. В сложных условиях «третьего срока», когда внешняя среда складывается для Китая неблагоприятно, мобилизационная модель, построенная на авторитете «ядра», получит дальнейшее развитие.
Автор — старший научный сотрудник Института международных исследований МГИМО.