Всё чаще выступающий в роли ньюсмейкера бывший столичный мэр в последние месяцы исключительно последователен в критике нынешнего политического режима. Особенно в том, что касается электоральных процедур. Вот и после выборов этого сентября пенсионер городского значения разразился эмоциональным монологом: «Эти безобразия, которые были предприняты на ровном месте, — я не понимаю, зачем исключать кандидатов, которые не нравятся. Это вызвало у людей шок. Шок человеческий, шок политический. И это сыграло свою роль по такой безобразно низкой явке». Словом, как заключает экс-мэр, всё напичкано, пропитано несправедливостью.
Вот уж воистину со времён Махатмы Ганди мир не видел столь искреннего демократа, как Юрий Михайлович! Причём нынешняя критика — это не просто эмоциональный всплеск человека, душой болеющего за судьбы русской демократии во всех её проявлениях. Юрий Лужков внимательно следил за нынешней московской избирательной кампанией и прежде был готов делиться своими оценками текущего непростого момента. И тут выясняется, что он серьёзно озабочен проблемой оппозиции. В частности, он заявлял, что нынешняя ситуация со снятием кандидатов — просто произвол. Более того, бывший политический тяжеловес ныне искренне уверен, что система должна иметь и власть, и оппозицию. И если этого нет, может возникнуть необъективность, поскольку-де оппозиция страхует власть от ошибок. Спорить трудно, если бы не его политическая предыстория.
А человек, не знавший политической изнанки Москвы девяностых и начала нулевых, мог бы подумать, что прежде, во времена Лужкова, оппозиция всех цветов и сортов просто расцветала. Между тем все знали о жёсткой электоральной дисциплине времён Лужкова. И о списках его имени. Счастливчики, в них попавшие, имели почти стопроцентную гарантию прохождения в Мосгордуму. И с префектов строго взыскивали за результат. И если нужный процент на их подведомственных территориях был невысок, они почти автоматически теряли свои посты. В результате условная фракция имени Лужкова включала 30–32 депутатов из тогдашнего состава в 35 «омандаченных». И лишь пара-тройка мандатов обычно от широты душевной отписывалась коммунистам.
И горе было депутату, который проявил за время своего думского сидения недостаточную лояльность в отношении мэрии. На моей памяти только депутат Иван Новицкий смог вновь переизбраться вопреки воле главного москвича.
И за явку Юрий Михайлович переживал вполне искренне. Поскольку понимал, что, с одной стороны, москвичам неинтересно участвовать в голосовании с заранее известным результатом. А с другой, каждые такие выборы были своеобразным референдумом о доверии городской власти, а потому и явка должна была быть показательной. И — о чудо! — она обычно резко увеличивалась в самый последний час. Даже помню, как по заранее согласованному плану в «Новой газете» появился материал, в котором утверждалось, что любимый мэр пенсионеров подаст в отставку, если явка будет не на высоте. Правда, Лужков понял, что переигрывает, и статейку дезавуировал.
И когда спикера той поры Владимира Платонова как-то спросили, а были ли законы, предложенные мэром, которые демократически сформированная Мосгордума рискнула отклонить, то он с большим трудом вспомнил, что, дескать, как-то коллективно не утвердили в статусе почётного гражданина города Москвы какую-то совсем уж одиозную фигуру.
Словом, как-то в этой связи вспоминаются народные мудрости и о корове, которая бы лучше молчала, и о зеркале, на которое нечего пенять. Теперь Лужкову мнится, что при нём была истинная демократия, не то что сейчас. Да, дисциплина выдерживалась железная. Никакая Нюта Федермессер не рискнула бы взять да и сняться с выборов после согласования в мэрии её кандидатуры.
Кстати, нынешний глава Мосгоризбиркома Валентин Горбунов работает на своём почётном посту ещё со времён раннего Лужкова. Отчего-то вспоминается Марк Твен с его утверждением, что если бы выборы что-то решали, нас бы к ним не допускали.