Поправки к Конституции РФ подтолкнули российских парламентариев к разработке целого ряда законодательных инициатив. Они касаются более чёткого разделения ветвей власти, социальной защиты граждан, гарантий обеспечения безопасности, в том числе совершенствования антикоррупционного законодательства. О том, почему, несмотря на эффективные меры по борьбе со взяточничеством, Россию ставят на последние места в международных рейтингах по борьбе с коррупцией и зачем Западу понадобился оппозиционер Алексей Навальный, в эксклюзивном интервью NEWS.ru рассказал член комитета Госдумы по безопасности и противодействию коррупции Анатолий Выборный.
— Анатолий Борисович, стартовала осенняя сессия Государственной думы. Депутатам предстоит рассмотреть более тысячи законопроектов. Какие из них наиболее приоритетные лично для вас? И расскажите немного о ваших собственных инициативах.
— В осеннюю сессию акцент будет смещён на то, чтобы развить те поправки, которые положены в основу изменения Конституции РФ. Они касаются более чёткого разделения ветвей власти, социальной защиты граждан, гарантий обеспечения безопасности, расширения полномочий президента, а также направлены на совершенствование антикоррупционного законодательства. И конечно же, многие законодательные инициативы, те новеллы, которые мы прорабатываем, будут в этой плоскости.
Ну а если от общего к частному, то, конечно, на многие инициативы, которые мы прорабатываем, я смотрю через призму прежде всего обеспечения безопасности — как конкретного человека, так и общества, государства в целом. Например, надеюсь, что будет рассмотрена моя законодательная инициатива о так называемых серых сим-картах, в которой я предлагаю разрешить доступ правоохранителям к информации с «левых симок». Ведь во время пандемии COVID-19, если сравнивать с аналогичным периодом прошлого года, количество преступлений с использованием таких сим-карт выросло в 92 раза. Более того, если мы посмотрим на раскрываемость таких преступлений, то она, как правило, составляет порядка 20–22%. Это очень мало.
Следите за развитием событий в нашем Телеграм-канале
Когда мы разбирались в этой ситуации вместе с правоприменителями, то увидели, что орудием такого рода преступлений чаще всего становится сим-карта, не зарегистрированная на конкретное лицо (физическое или юридическое). И в этой ситуации мы прорабатываем инициативу, чтобы максимально минимизировать правонарушения в этой сфере.
Сегодня у работника правоохранительных или следственных органов на получение решения суда на прослушивание, чтобы можно было идентифицировать или установить местонахождение человека, который пользуется такой сим-картой, уходит, как правило, не менее 24 часов, при этом срок действия самой сим-карты — не более трёх дней. Мы хотим сократить время для получения доступа правоохранителей к таким неперсонифицированным сим-картам, чтобы они могли максимально быстро отреагировать на совершённое преступление.
К сожалению, сегодня люди почему-то не воспринимают виртуальную среду как объективную реальность. Но как раз она и оказывается очень даже реальной. Вот и получается, что у нас нарушен баланс: преступный мир всё больше уходит в виртуальную среду, преступления совершаются в Интернете, существует даже кибербуллинг (травля в Сети и доведение до самоубийства), а традиции свершения правосудия законсервировались офлайн. Мы не можем противопоставить киберпреступникам армию «кибердружинников», например. И с каждым годом расстояние между традиционным следствием и изощрённым преступлением в виртуальной среде становится всё больше.
— Как это изменить? Создать киберследствие, киберполицию? Нужны какие-то законодательные меры?
Смотрите, у нас есть такое понятие, как «народный дружинник». Так вот такие же народные дружинники, назовём их интернет-дружинники или интернет-волонтёры, должны быть и в виртуальном мире. Это те люди, которые, увидев сомнительный сайт или установив номер мошенников, могут сообщить в органы власти или правопорядка в целях оперативного блокирования сайта, например экстремистского или террористического характера, или сообщить оператору связи, в банк номер мошенников, чтобы можно было его блокировать.
Сегодня на интернет-площадке уже появляются организации, которые делают это добровольно, чтобы помочь обществу и правопорядку. И вот ответ на ваш вопрос — когда появляется какая-то законодательная инициатива. Она появляется тогда, когда имеется мощный запрос общества и мы в целом понимаем, что это прогресс, это развитие нашего государства вперёд.
Как мне кажется, сегодня такое время пришло, потому что очень активно развиваются интернет-технологии, и, соответственно, растёт количество преступлений в IT-сфере, так называемых компьютерных преступлений. Я думаю, что в ближайшее время органы правопорядка, система правосудия будут также специализироваться в этой сфере и более оперативно пресекать такие правонарушения, а главное, смогут выработать механизм по их недопущению. Для этого прежде всего необходимо создать в органах дознания, правопорядка, следствия, прокуратуры, суда соответствующие подразделения, куда могли бы входить и дознаватели, и следователи, и прокуроры, и судьи, которые не только прошли соответствующее обучение, но и постоянно совершенствуются в этом, чтобы не опаздывать, а опережать преступников.
— Вы уже обращались с таким предложением в Следственный комитет, Генпрокуратуру?
— В рабочем порядке мы эти вещи проговаривали, понимая, что такая потребность есть. Кстати, такие подразделения уже в спецслужбах есть, они уже работают. Да и не только в спецслужбах, особенно это актуально в сфере обороны и безопасности нашего государства. Потому что мы понимаем, что когда мы говорим про мошенников, то это одно, но когда мы говорим о возможных будущих войнах, которые могут быть в этой сфере, то это уже совершенно другая история. За этим будущее.
Ведь войны наподобие Второй мировой уже не будет. Нас ждут биологические войны, интернет-войны, идеологические войны. Это будет совершенно другой вид войны.
— А вот как раз история с Алексеем Навальным. Может, это тоже часть информационной войны, о которой вы говорите?
— По таким правонарушениям я как следователь по особо важным делам в прошлом первым делом начинаю прорабатывать все возможные версии, которые могут быть с ним связаны. Ни одной из версий я не исключаю до тех пор, пока я их не проработаю. И только тогда, когда максимально оперативно, объективно и всесторонне я проработал все версии, я понимаю, какая из них наиболее реальная.
Но если мы посмотрим в целом на ситуацию, то увидим такую же аналогию, как и в истории со Скрипалями. К сожалению, сегодня западные страны, я не говорю о жителях этих стран, речь идёт об официальных лицах, которые делают соответствующие заявления, используют любой повод, чтобы во всех бедах обвинить Москву, Путина. Когда у нас не было Интернета, то многие в это верили. Но сегодня мы общаемся на международных площадках и с парламентариями, причём мы общаемся кулуарно, неофициально.
— До сих пор идёт общение? Ситуацию с Навальным обсуждали?
— Я вам скажу даже больше. Вот что говорят коллеги парламентарии: вы молодцы, у вас такой президент, нам бы такого, как Путин.
— А можете назвать, из каких стран?
— Не только из ближнего зарубежья, кстати. Из Соединённых Штатов Америки, например.
Возвращаясь к Навальному, это, конечно, просто повод. И мне очень прискорбно, что наших граждан используют как разменную монету. Ведь его европейцы, американцы и другие не пожалеют. Его могут уничтожить в любой момент, если им это будет выгодно. Мы же будем беречь своего гражданина, защищать. И объективное расследование дела об отравлении Навального можно провести только в России, это наша юрисдикция.
Пусть он нас обливает грязью, но он наш человек, понимаете? И я думаю, что точно такая же позиция и у нашего президента, и у наших граждан. Хороший или плохой, он всё равно наш, и мы надеемся, что он непродажный человек, хоть мы и понимаем, что он получает, наверное, финансирование из-за рубежа в своих не очень хороших делах. И это может привести его к непоправимым последствиям, такая игра с западными странами.
В целом после распада Советского Союза мы все оказались в очень тяжёлой ситуации. И нам очень сложно было — у народа серые зарплаты, а у власти коробки из-под ксерокса, набитые деньгами. Сегодня же всё по-другому, и антикоррупционное законодательство у нас сегодня, оказывается, лучшее в мире.
— Но тем не менее в западных рейтингах наша страна регулярно оказывается в самом низу списка стран, успешно противодействующих коррупции. С чем это связано, на ваш взгляд?
— Я вам объясню. В 90-е годы, в то время, когда у нас в России в каждом министерстве или ведомстве министр не принимал решение, пока не посоветуется с американским советником. Тогда мы были очень даже на неплохих позициях в рейтинге. По многим рейтингам.
И сегодня, когда мы навели порядок и не стоим на коленях ни перед США, ни перед Европейским союзом, а наш президент принимает самостоятельные решения во всех сферах жизнедеятельности — политике, социальной сфере, обороне. И когда мы с точки зрения даже антикоррупционного законодательства ушли далёко вперёд, то в рейтинге Transparency International, например, мы на 130-м месте, где-то по соседству с Гондурасом.
Такую позицию можно объяснить только международной коррупцией. На недавнем форуме «Парламентарии мира против коррупции» мы с коллегой из Совета Федерации набрались наглости и подошли к руководству Transparency International с просьбой прояснить эту ситуацию. Нам их представитель очень спокойно, без сантиментов пренебрежительно ответил: а нам не важно, что вы делаете у себя внутри страны, это ваше дело, нам важно, как мы вас воспринимаем.
Получается, что если сегодня мы встанем на колени и будем целовать ноги США, то за год Россия будет не только в пятёрке лучших стран мира в борьбе не только с коррупцией, но и всем остальным, что только можно придумать. А в целом, если мы говорим про коррупцию, то нам важно делать свои рейтинги, чтобы понимать реальное положение дел. Коррупция есть во всех странах мира, она всегда была, есть и будет. Вопрос в другом — мешает она жить простому человеку или нет. Если мешает, то с этим нужно максимально бороться.
— Необходимы ли изменения в антикоррупционное законодательство для более эффективной борьбы со взяточничеством?
— С момента принятия базового закона о противодействии коррупции 2008 года мы смогли решить стратегические правовые и организационные задачи, направленные на борьбу с коррупцией. Мы приняли более ста нормативно-правовых актов, половина из которых напрямую направлена на борьбу с этим злом. И тем самым решили, на мой взгляд, многие вопросы.
Сегодня, конечно, антикоррупционное законодательство на месте не стоит, и оно будет развиваться. Но акцент будет смещён на правоприменительную практику. И сегодня крайне важно добиться того, чтобы работал институт неотвратимости наказания, чтобы закон был един для всех и неприкасаемых не было.
— И уже появляются такие примеры, как приговор Михаилу Ефремову. Многие были удивлены, насколько он жёсткий.
— Приговор по Ефремову ещё не вступил в законную силу, он будет рассматриваться в кассационной и, возможно, надзорной инстанциях. Но это показывает, что в России сегодня, несмотря на личности и высокие звания, привлекают к уголовной ответственности такое количество охранных лиц субъектного уровня — министров, губернаторов, мэров — и отрешают от занимаемой должности в связи с утратой доверия. Такого мы раньше в истории России никогда не видели.
— В связи с резонансным убийство двух девочек в Ярославской области уполномоченный по правам ребёнка в России Анна Кузнецова выступает за пожизненный надзор за педофилами и создание их реестра для борьбы с преступлениями в отношении несовершеннолетних. В связи с этой трагедией нужно ли пересмотреть действующее законодательство или внести в него коррективы?
Если педофилия с точки зрения медицины это болезнь, помимо склонности к совершению насильственных действий, то её нужно лечить. Конечно, необходимо позаботиться о том, чтобы был единый, причём публичный реестр, чтобы народ поимённо знал «монстров», которые могут быть поблизости.
Конечно, должно быть очень жёсткое уголовное наказание, но здесь в комплексе нужно подходить. Необходимо позаботиться о том, чтобы осуждённый за такое страшное преступление подобное больше не совершил. Если это можно только медицинским путём изменить, то это нужно делать. Иначе мы получим ещё одну жертву, а может и не одну. И здесь можно пойти по пути многих стран мира, предусмотрев химическую кастрацию для педофилов.
— В связи с этим необходимо принятие соответствующего закона?
— Точно так же, как осуществляется принудительное лечение наркомании, нам надо принять законодательные меры, направленные на то, чтобы была принудительная химическая кастрация педофилов во время отбывания ими наказания или сразу же после. Главное, чтобы мы были уверены в том, что именно этот человек совершил это преступление. Если приговор вступил в законную силу и нет никаких сомнений в том, что именно этот человек совершил это преступление, то тогда к нему необходимо применить химическую кастрацию, когда он отбывает срок в местах лишения свободы.
Такую инициативу я буду обсуждать со своими избирателями.
— Ваши коллеги предложили увеличить в десять раз штрафы за разглашение информации ограниченного доступа. Поддерживаете ли вы эти изменения в КоАП? В адвокатском сообществе уже высказали опасения, что этот законопроект может помешать их профессиональной деятельности.
— Прежде всего здесь необходимо позаботиться о том, чтобы было чёткое понимание, что относится к этому понятию — персональные данные, которые нельзя разглашать. Если будет чёткая градация, то не будет и путаницы. Если её нет, то это приведёт к неправильному толкованию и пониманию, а также к нарушениям в правоприменительной практике.
Отдельный вариант — это адвокатские запросы. Если запугать официальных хранителей персональных данных, то они начнут перестраховываться и закроют доступ по максимуму, перестав отвечать даже на адвокатские запросы.
Этот вопрос необходимо проработать, но в целом такая идея мне симпатична. Законопроект актуальный, особенно в отношении защиты прав сотрудников правоохранительных органов. Никому не хотелось бы, чтобы эти данные гуляли в публичном пространстве, но здесь важно позаботиться о том, чтобы была чёткая градация. Когда эти правила будут, я за то, чтобы ответственность усилить, чтобы желания похулиганить ни у кого не было.