Специальная военная операция показала, что боевые действия невозможны без применения беспилотников. С их помощью осуществляют разведку, корректируют огонь, сбрасывают снаряды и даже берут в плен на поле боя. Дроны незаметны в воздухе из-за малых размеров, на большой высоте их практически невозможно сбить из стрелкового оружия. В военном жаргоне появилось устойчивое выражение — война дронов. Как проходит обычный день оператора БПЛА, кто такие дронобойщики, как выжить в окопе под ударом с неба и чем украинские беспилотники угрожают России — в материале NEWS.ru.
21 декабря на заседании коллегии Минобороны Владимир Путин заявил, что необходимо объединить все БПЛА в единую разведывательную сеть и предоставить возможность операторам молниеносно передавать в штаб актуальную картинку с поля боя. Сделанное заявление официально подтвердило мысль, которая зазвучала повсеместно уже спустя несколько недель после начала СВО: взводы, роты и батальоны должны быть оснащены беспилотниками.
Новый виток конфликта на Украине уже подарил миру ранее неизвестные военные специальности — дронобойщики, дроноводы, инструкторы БПЛА... NEWS.ru поговорил с теми, кто каждый день держит дроны в руках и узнал, что такое война беспилотников.
«Когда начинается штурм, дрон уже ждет»
Нам пришлось трижды переносить встречу с героем, чтобы взять это интервью. Все это время он находился на передовой. Лис — оператор дрона из танкового подразделения. Свои навыки он приобрел на поле боя, затем прошел специальный курс для операторов, там его научили, как правильно запускать дрон, как перемещаться, как обходить глушилки и корректировать пехоту. Группа операторов обычно состоит из трех человек. Телефон и планшет чистые, прошитые, без данных. Сами операторы тоже делятся по специализации — одни работают с разведкой, другие только с артиллерией, а кто-то «летает» на ударных дронах и сбрасывает снаряды на людей.
Я служу почти год, участвовал в боях за Мариуполь, потом под Марьинкой и Александровкой. Как выглядит обычный день оператора дрона? Приезжаем на место, поднимаем дрон и начинаем корректировать. Нельзя оставаться на одном месте. Выстрел — смотрим, есть попадание или нет. Так корректируем с точностью до метра.
Лису доверили эту должность, потому что он разбирается в компьютерах и программировании. Но даже несведущего человека можно обучить за пару дней основным навыкам, для остального понадобится практика.
Когда начинается штурм, дрон уже ждет. Дрон разряжается — поднимаешь другой и опускаешь в километре от места запуска. Это называется «карусель». Выполнил задачу, выключил все, вернулся живым. У нас есть подразделения с очень сильными операторами. Ребята, которые «летают» еще со времен войны в Афганистане. Это мы только сейчас начали... Один рассказывал: летит где-то в пустыне, а на него пикирует орел и дрон когтями хватает. Такой анекдот.
За последние месяцы в России открылось множество курсов, предлагающих обучить управлению дроном. Часть из них запущены коммерческими организациями, другие — военными активистами, снабжающими армию. Так, например, недавно был открыт Центр беспилотных систем имени Владимира Жоги. Активисты Координационного центра помощи Новороссии (КЦПН) организуют съезд операторов боевых дронов под названием «Дронница». Отдельные курсы есть в батальонах «Спарта» и «Сомали», и даже в Подмосковье любой желающий может научиться управлению дроном.
На тренинге ученикам объясняют, как уводить дрон с линии стрельбы, как прошивать его, пролетать сквозь РЭБ и избегать ответного обстрела. Если этого не уметь, по словам специалистов, ты либо потеряешь технику, либо тебя пристрелят.
Взаимодействие — это очень важно. Дроны решают. Это война артиллерии, большинство погибает от снарядов. Да, пока на землю не встанет нога пехотинца, она не захвачена. Но! Это война артиллерии и дронов.
В будущем Лис хочет передавать свой опыт другим бойцам. Сейчас на это не хватает времени. В этом месяце их группа будет учиться сбросу мин с ударных коптеров: «Ребята будут корректировать, а я буду летать». Ударный коптер требует от оператора совершенно особых навыков: нужно уметь рассчитывать силу ветра, расстояние и знать, как уводить дрон, чтобы его не сбили из автомата. Такие навыки можно только наработать.
— Дроны спасают жизни на передовой?
— Потеря беспилотника несравнима с потерей человеческой жизни. В начале СВО был печальный опыт — многие погибали и трехсотились. Сейчас лучше, в том числе благодаря дронам. Работаем так, что погибших практически нет. Пример. Несколько дней назад отправил дрон на 500 метров вперед. Наш танк бил по позициям противника, в бою наехал на мину и подорвался. Я подлетел к экипажу и вычислил промежуток, когда «укропы» били раз в минуту. Мы выждали секунду и скомандовали пехоте двигаться. Парни выдвинулись, чтобы проверить, есть ли живые или мертвые. Еще минута: «Прилет, упали!» Встали, снова выдвинулись. И так всех вытащили. Своими глазами пехота такое не увидит.
— Когда смотришь, как на людей сбрасывают снаряды с дронов, кажется, что ситуация безвыходная. Есть шанс спастись?
— Одно дело рассуждать, другое дело там это испытывать... Поверь, это совсем другое. Помнишь то видео, где человек лежал в окопе и откидывал гранаты? Никогда нельзя опускать руки, теряться и паниковать. Граната с коптера разрывается через пять секунд после сброса. Нашим парням прямо под ноги скидывали гранату — и ничего, они успевали отползти. Чаще ранит осколками. Если человек лежит в окружении под перекрестным огнем, у него нет шанса выбраться. Высунешь голову — и тебя убьют. Остается лежать и отбиваться. От мастерства оператора зависит, взорвется ли граната в воздухе или у человека останется еще секунда.
На моего товарища за день пять раз скидывали гранаты с дрона. Он получил легкие ранения, в больничке достали осколки — и все, хлопец встал и пошел дальше оборонять свою землю. Для оператора дрона техника более приоритетная цель. Танк можно вывести из строя: внутри него боекомплект, соляра. Повредил танк где надо — он сам себя уже доуничтожит.
— Дрон за 200 тысяч рублей подбивает танк ценой в миллионы долларов?
— Да, такое соотношение.
— Насколько ВСУ обеспечены дронами?
— У них огромное количество коптеров. Одного сбил — через пять минут уже летит следующий с такими же вогами и гранатами. У них хорошие дронобойные пушки западного образца. Сильно работают, наши не отстают. Мой друг в составе дронобойной группы посадил 19 дронов.
— Их тактика чем-то отличается от нашей?
— У ВСУ дроны перепрошиты таким образом, что они проходят сквозь свою РЭБ. Не глушатся и спокойно пролетают. На нас их РЭБ воздействует. Но мы тоже научились обходить. У каждого свои хитрости. Мы работаем без флешек, телефоны подобраны исключительно под коптер, личные использовать нельзя. Если противник захватит коптер, у него не будет никаких данных о нашем местоположении.
«Пехота на пехоту, ствол на ствол»
Погодные условия тоже влияют на работу дронов. По словам Лиса, дешевые под дождем может закоротить, дорогие защищены от влаги. Холод быстрее разряжает аккумулятор дрона. В тумане невозможно корректировать артиллерию. Поднимешь дрон — и ничего не видишь. Только вспышки в облаке.
Ночью летают дроны с тепловизорами. В темноте делают прорывы. Сам понимаешь, ночь есть ночь. Она защищает от артиллерии. Тогда начинается штурм — пехота на пехоту, ствол на ствол. Практический каждый день они пытаются прорваться.
Лис делится историей из солдатских будней: недавно украинский дрон ночью принял российских бойцов в окопе за танк и сбросил гранату. Военная техника считается приоритетной целью. Вместо погибшего пришлют другого человека, а танк уже не заменишь. В темноте тепло человеческих тел легко спутать на экране с двигателем замаскированной машины.
— Был случай, который тебе запомнился больше всего?
— Да, когда мы зашли в окопы ВСУ. Взяли в плен бойца, остальные были уже мертвы. Было темно, и «укропы» не поняли, что мы захватили их позиции. В окопе осталось четыре наших пехотинца и их пленный. Они подлетели на дроне и скинули ему записку: «Выйди на связь» Он показывает дрону: связи нет. Все это под дулом автомата. Дрон улетает и возвращается с рацией на веревочке. Скидывает ему в окоп. Ты представляешь?!
Мы снова заставили его выйти на связь. Помахал в камеру, показал: «У нас одного ранило, можете прислать машину?» Приезжает машина — думали в окопе их трехсотый, а там наши ребята. Всех взяли в плен, машину разнесли. Круто все сделали. Это была очень важная позиция, мы не могли через нее проскочить, чтобы выйти на следующий рубеж. Дальше было поле, которое простреливалось.
— Дрон может сбрасывать гранаты и корректировать огонь. А способен он уничтожить другой дрон?
— Методом тарана. Недавно наш танк стоял в сотне метров от вражеского дота и вел огонь, а я корректировал его со второго «мавика». Вдруг подлетел дрон с гранатой и завис над его люком. Я тут же протаранил его дроном, пожертвовал им, но спас ребят. Останки дронов упали на броню — дорога в один конец. Пошел на запчасти.
Лис рассказал, что у операторов есть денежное вознаграждение за выполнение боевых задач. Премия за поражение танка — 100 тысяч рублей, за поражение БПЛА — 50 тысяч рублей, за уничтожение живой силы — 100 тысяч рублей. Захват HIMARS — миллион рублей.
— Владимир Путин на заседании Минобороны заявил, что необходимо создать единую систему связи между войсками и операторами БПЛА. Дать возможность передать картинку с поля боя.
— Появление такой сети способно все кардинально изменить. У ВСУ есть такая система. Когда мы штурмовали Мариуполь, нашли их штабную машину с навороченной техникой. Мы ахнули. Из нее можно было онлайн управлять несколькими батальонами и бригадами. У нас тоже есть связь, но мы не сидим рядом друг с другом. Между обнаружением цели и приказом проходит время. Часто связь пропадает и данные не доходят до нужного человека. Мы пытаемся решить этот вопрос на том уровне, который нам доступен, но многих потерь можно было бы избежать. Всего одна минута в бою имеет огромное значение. Пора идти. Давай, пока. Все будет Россия.
«Это постоянная борьба между мощностью ружья и дрона»
За время СВО частные разработчики создали целую плеяду технологий, способных помочь бойцам на линии соприкосновения. Например, компания «Лаборатория ППШ» производит дронобойную винтовку ЛПД-802, предназначенную для того, чтобы сбивать дроны. «Дронобойка» — это мобильное средство электронного подавления дронов. И в зоне боевых действий в Донбассе хватает желающих использовать их вооружение, рассказал директор компании Денис Осломенко.
— Как появилась идея разработки подавителя БПЛА?
— В 2015 году мы начали разработку антидронового ружья. ЛПД-801 — это вторая версия ружья. Испытания первой винтовки проводились в Сирии и ЦАР. Тогда же появились заявки на поставки в другие страны. То есть люди понимали актуальность этой разработки. Но у нас об этом даже не задумывались. Была проблема с восприятием угрозы со стороны коммерческих беспилотников. И сколько мы ни говорили, нас не слушали.
Чем ЛПД-801 отличается от иностранных ружей? Прежде всего компактностью и мобильностью. Если вы посмотрите на «дронобойки», которые использует Украина, то увидите, что на них стоят массивные антенны. Мы модернизировали антенную систему, и это дало нам преимущество в весе. Каркас сделан из металла. Аккумулятор сделан в виде перезаряжаемого магазина. Боевые действия показали, что налеты могут осуществляться «каруселями» в течение всего дня. Один дрон поднимается в воздух, заканчивает работу, на его смену прилетает другой, и так 24 часа в сутки.
Легкий вес, похож на оружие — это пожелание разведчиков. Подавитель БПЛА должен быть максимально приближен к оружию. Потому что если это большая махина с антеннами, вас быстро вычислят в качестве приоритетной цели. Когда бойцы выходят на задачу, они берут много вещей. Вес одного бронежилета и разгрузки — 30 кг. Еще автомат, боеприпасы. Поэтому нужно было компактное и удобное антидроновое ружье. Закинул за спину — и пошел. Наши ружья в большом количестве присутствуют в СВО, в отдельных подразделениях, и мы держим постоянную связь с бойцами.
— Как была разработана ЛПД-802?
— За 11 месяцев специальной военной операции у дронов появились новые частоты и мощности, их перепрошивают и пускают в бой. Мы модифицируем нашу разработку под новые условия. Мощность обычного Mavic 3 после перепрошивки вырастает со 100 милливатт до 400 милливатт. Это влияет на мощность рэбовской аппаратуры. Мощность у нашего ружья достаточно хорошая, шумовая помеха изначально была одна из самых сильных. Повышенная мощность и хороший аккумулятор — вот основные критерии для новой модели. Так появилась ЛПД-802.
— Сейчас мы видим настоящую войну дронов. Как вы думаете, это новая картина военных конфликтов?
— Технологии будут только расти. В начале спецоперации количество дронов было минимально, но все быстро изменилось. Сегодня мы уже имеем классификацию дронов по тактике — малый дрон-разведчик на 500 метров, большой дрон со снарядами и так далее.
Раньше лесополосу на 500 метров нужно было прочесывать, теперь с рук отправляют маленький дрон. Mavic 3 — идеальный разведчик. Летает на километры, наводит артиллерию, осуществляет корректировку, фотографирует в зуме. За малые деньги мы получаем идеального разведчика. Это глаза современной армии.
Сейчас на Mavic 3 ставят систему сброса и сбрасывают сверху ВОГи, гранаты Ф1. Десять, двенадцать таких дронов начинают использовать тактику «карусель» и делают жизнь противника намного хуже.
— Как с этим бороться?
— Без антидронового ружья никак. Либо система РЭБ, либо подавитель БПЛА, но РЭБ глушит все устройства в радиусе несколько километров. РЭБ — это замечательно, но если нет аппаратуры, которая закрывает радиус на километр, ружье является самым эффективным средством в борьбе с дронами.
Одной боевой группе в идеале требуется два подавителя БПЛА, чтобы себя прикрыть. Но есть одна проблема — это обнаружение дронов. Если вы увидели дрон, скорее всего, вы уже труп. Потому что на вас уже планируют что-то сбросить. Визуально, без оптических средств дрон практически невозможно заметить. В октябре мы разработали систему, с помощью которой можно обнаружить канал управления дроном на расстоянии двух километров. Теперь мы можем его подавить. Мы закрываем линию на километр, и противник больше не может атаковать дроном. Такая маленькая бесполетная зона.
— Уже есть название?
— Предварительное название — «Сверчок». Система обнаружения беспилотных летальных аппаратов «Сверчок».
— Какой процент успешных посадок осуществляется с помощью вашего ружья?
— Если ружье захватывает дрон, он должен сесть. Но есть еще погодные условия и перепрошивка. Бойцы говорят, что ружье хорошо зарекомендовало себя в зоне СВО. На линии боевого соприкосновения все коммерческие дроны сажаются. Это постоянная борьба между мощностью ружья и дроном.
На самом деле дрон — это расходник. БПЛА должны быть дешевым средством выполнения боевых задач. Они постоянно разбиваются, сажаются, пристреливаются, теряются. Возникает проблема с опознанием дрона. На вас летит дрон — вы не знаете, ваш он или не ваш? Поэтому сажаете.
— Вы частное предприятие, которое существует с 1992 года. В чем ваше преимущество по сравнению с крупными концернами?
— В частной лаборатории от проведения испытания до принятия решений проходит час. И в следующей партии уже будут внесены изменения. Испытали, сразу же выявили, что нужно добавить. И новое изделие уже выходит с исправлением. Гибкость зависит только от наших разработчиков. Это большое преимущество. Мы не завязаны на государство. Теперь мы масштабируем проект. За последние девять месяцев мы сильно увеличили количество изделий, выпускаемых для военных нужд. Произошел сильный рывок в номенклатуре и в производстве. С их стороны все меняется, и мы стараемся не отставать.
Гибкое ценообразование — это тоже преимущество частных предприятий. Мы многое отправляем в зону СВО со скидкой. Делаем скидку для бойцов. Крупные концерны так не работают.
— Какова стоимость антидронового ружья?
— Рыночная цена — 975 тысяч рублей.
— Насколько это сложная разработка?
— Подавитель БПЛА — это, по сути, задающий генератор, антенна и аккумулятор. В простейшей форме. Но перед вами стоит задача подавить все дроны. Разные модели, разные типы. Сложно ли это? Да. Это сложное технологическое решение, но воспроизводимое.
Мы много раз показывали антидроновое ружье на форуме «Армия», но оно не вызывало никакого интереса. Хотя если брать американцев, то уже в 2016 году они создали целое управление под это дело. Проверили все коммерческие дроны, выбрали часть из них и начали разрабатывать для них тактику применения. В результате появилась новая военная стратегия, новые мобильные дроны и антидроновые ружья. До начала СВО военные не смотрели в эту сторону. Но мы продолжали делать, рассказывать и читать. И оказались правы.
По оценке военного эксперта, который предпочел остаться анонимным, антидроновые ружья государственного и частного производства собираются из иностранных комплектующих. Санкции сильно повлияли на сборку такого типа разработок, однако их можно обходить с помощью параллельного импорта. Цена антидронового ружья REX-2, выпущенного концерном «Калашников», по словам специалиста, может превышать на рынке 2,5 млн рублей.
«Мы на новом этапе Первой мировой»
Александр Любимов с позывным Акела является основателем Координационного центра помощи Новороссии (КЦПН). Шеврон организации — череп и скрещенные винты квадрокоптера. Команда КЦПН занималась обеспечением ополченцев еще до того, как конфликт в Донбассе перешел в широкомасштабную фазу. Тогда же появились первые предположения о том, какой урон способны нанести дроны при столкновении двух армий. Теперь команда КЦПН налаживает связь между операторами и частными разработчиками, чтобы создать систему, способную объединить все данные с БПЛА в единую разведывательную сеть.
Мы занимались помощью Донбассу еще до того, как это стало мейнстримом. Мы поставляли коптеры и даже создали небольшую мастерскую по производству беспилотников самолетного типа. Когда началась СВО, необходимость в дронах выросла и наши возможности тоже выросли. Мы знали, что дроны станут смертоносным оружием. Ещё с 2014 года. Но из Донбасса получилось кладбище боевого опыта. Из него и из людей, которые этот опыт добывали. То, что выковывалось в течение восьми лет, было никому и не нужно, и хоронилось. Но опыт все равно накапливался. Мы почти единственные, кто не только закупает, но и готовит инструкторов для управления дронами.
— На тренинге учат, как бороться с дронами?
— Мы учим работать с БПЛА. Если есть меч, будет и щит. Если есть применение дронов, значит, будет борьба с ними. И это не огромные машины, а такие мобильные переносимые устройства, как дронобойные ружья, которые хорошо себя зарекомендовали.
— Сколько времени нужно, чтобы обучить оператора?
— Мы исходим из того, что предыдущий опыт значения не имеет. Мы учим с нуля. Инструктаж занимает четыре дня — один день теории, три дня практики. В зависимости от последующих задач. Для артиллеристов один комплекс упражнений, для Росгвардии, которая занимается зачисткой, другой. Мы также раскрываем устройство коптера и его возможности. С некоторых пор мы начали учить и сбросу. В основном для того, чтобы люди понимали насколько это опасно и нетривиально.
— Почему опасно?
Главная задача коптера — дать координаты. Для последующего полёта туда 152-мм снаряда. Сброс с коптера требует особых навыков. Но поскольку людей от мысли что-то сбросить не отучить, мы учим и этому. Чтобы было меньше оторванных рук и ног.
— Были случаи?
— И не раз. Когда у людей взрывается учебная граната в руках, сразу приходит понимание границ применения коммерческих дронов. Для этого нужна сноровка, как минимум точное понимание того, что сбрасывать и зачем. А ещё лучше специализированный квадрокоптер. Но если все попрятались и не в кого стрелять, можно сбросить гранатку на одиночного пехотинца. Ну охренительный успех!
— В Telegram-каналах появляются видео с FPV-дронами. Чем они опасны?
— Пока все FPV дроны-камикадзе, которые вы видите, это дроны-подделки, выполненные небольшим тиражом. Которые в основном могут быть применены только самим разработчиком или очень опытными людьми. Короче, на фронте это пока не стало стандартом, пока это еще игрушки. Но только пока.
Под воздействием дронов изменились боевые порядки. Увеличилось расстояние между окопами, дальность стрельбы, техника все больше оттягивается в тыл. У нас, как и у украинцев, появилась возможность проникать на километры вглубь фронта. Следовательно, первые два-три километра передовой стали крайне уязвимы для точного огня.
— Как изменится облик войны под воздействием дронов?
— Линия соприкосновения изменится, но пехота никуда не денется. Дрон как средство разведки дает превосходство в боевых действиях. Скажем, у нас десять дронов, а у них один. Даже при наличии равного количества орудий, мы превосходим их по числу пораженных целей.
Ближайшие километры фронта скоро вымрут. Вымрут визуально. Много всего уйдет под землю. Собственно, как это и было в предыдущую позиционную войну — Первую мировую. Окопы глубиной семь метров — это не выдумка. Это было реальностью. Так и сейчас, куча всего уйдет под землю, под маск-сети, каждый настоящий танк будет иметь двух — четырех резиновых собратьев, чтобы размыть количество реальных целей. А пехота никуда не денется. Потому что сколько бы ни было дронов, каждого бегущего человека не отследишь. Это даст новый импульс для развития пехотной тактики прямого столкновения. Мы на новом этапе Первой мировой с такой же тактикой штурмовой пехоты.
— Поэтому получается, что артиллерия работает по самому переднему краю с помощью дронов, но на реальную дальность нахождения военной техники данных не хватает. «Мста-С» стреляет на 24 километра. «Мавику» не хватает дальности, чтобы скорректировать ее огонь, ведь он летает максимум на пять. А нужны дроны, способные корректировать огонь на 20–30 километров вглубь фронта. Следовательно, дронов, которые нам требуются, у нас нет.
— Возможно ли создать единую сеть, о которой говорили на заседании Минобороны?
— Команда КЦПН недавно провела съезд для разработчиков военного софта — «IT- Дронница». Это была как раз попытка собрать людей, которые смогут сделать российскую «Крапиву». Наконец-то, о чем говорили многие с начала СВО, прозвучало на самом высоком уровне. Естественно, ничего нерешаемого в этой задаче нет. Соревнование между армиями будет вестись по линии средств автоматизированного управления и программного обеспечения. И желанием всем этим пользоваться.
За 10 лет до спецоперации уже была создана система управления войсками «Андромеда-Д». Но ей просто никто не пользуется. Совсем. Неумение использовать и отсутствие связи нивелирует любые благие пожелания. Будем надеяться, что ситуация изменится.
— Что нужно, чтобы объединить все беспилотники в одну сеть?
— Фундаментальный ответ один — нужен разум. Все остальное упирается в политическую волю. Нужно крепко подумать и сделать. Все остальное производное.
— То есть технически это осуществимо.
— Вполне. Обратите внимание: перед началом СВО на службе артиллерии стояли сложные комплексы управления огнем, ездили специальные штабные машины — все сложно и очень дорого. В конце концов все эти системы проиграли обычному приложению на Android. Вот с чем мы имеем дело. Скорее всего, все будет двигаться в этом же направлении — то, что можно сделать быстро, на коленке и как можно быстрее. Быстрее, чем это сделает противник.
— Что это изменит?
— Наша армия выйдет на новый уровень. Что произошло в Первую мировую, когда армии начали снабжаться танками? Боевые возможности выросли на порядок. Так и здесь. Если мы не сделаем, а они сделают, мы проиграем. Потому что строй мушкетеров не может противостоять пулемету «Максим».
— У других стран есть такая система?
— Есть похожие разработки. Если их и не было, сейчас все побегут в эту сторону. Технологическое доминирование позволяет выигрывать сражение при любых численных соотношениях. На «IT- Дронница» мы познакомили разработчиков самых распространенных артиллерийских программ, например «Артблокнот», «Артгруппа», договорились о едином формате предоставления данных. Плюс мы договорились о создании нескольких учебников и познакомили между собой много людей. Работа будет. Никто, кроме нас, это не сделает, а мы сделали и будем двигаться дальше.