Информационное сопровождение боевых действий в наши дни резко изменилось по сравнению даже с тем, что было 30 лет назад, не говоря уж про более ранние времена. В 1991 году во время бомбёжек Багдада американской авиацией («первая война в истории вживую на ТВ», как назвали её СМИ США) зрители во всём мире всё равно смотрели на ситуацию глазами только CNN.
Сегодня же глаз, если так можно выразиться, тысячи и тысячи. И не только телекомпаний и газет, но и самых простых людей, у которых всегда есть с собой мобильники, на которые они снимают фото и видео, и тут же передают их друг другу или выкладывают в интернет. Это радикально меняет подход к информационной политике и освещению военных действий. Никакое правительство не может накинуть платок ни на чей роток. Да и монополия традиционных СМИ серьёзно подорвана.
Нам сегодняшним порой трудно представить, как исторически совсем недавно люди узнавали новости и представляли, что творится на фронтах. В Первую мировую войну известия поступали с задержкой порой на два-три дня — пока корреспондент доберётся до телеграфа, пока телеграмму передадут в редакцию, пока её обработают там, наберут гранки и передадут в типографию, пока газета выйдет из печати и дойдёт до покупателя. Не забудем ещё и этап цензуры во многих странах.
Поэтому так важны были мальчишки-газетчики, бегающие по улице с криками «наши взяли Львов!», «немцы вступили в Варшаву!». Самые же любопытные и нетерпеливые толпились у почтамтов и ждали вывешивания свежих телеграмм — аналог сегодняшних твитов и Telegram-каналов.
И во Вторую мировую, несмотря на распространение радио, новости всё равно расходились не быстро и, опять-таки, отражали либо мнение командования, либо репортёров. Причём цензура работала очень жёстко. Я в своё время читал немало французской коллаборационистской прессы (а другой во Франции и не было) да и нацистский официоз «Фелькишер Беобахтер», благо в Сети они выставлены. Так вот, по ним совершенно было невозможно представить, что реально происходило в мире. Немцы, например, не знали про окружение Сталинграда вплоть до самого его падения. Им просто сообщалось о «героической борьбе» за него без каких-либо подробностей. И когда фельдмаршал Паулюс капитулировал, об этом не было сказано ни слова. Просто немцы узнали, что «герои пали», и власти объявили траур. О сдаче ни одного города также не объявлялось, равно и об отступлениях вообще. Просто из новостей узнавали, что теперь бои идут за следующий город немного западнее предыдущего.
Западная общественность была информирована немного больше, но и там хватало и добровольной цензуры, и умолчаний, и неоперативности. Перелом начался во время вьетнамской войны с её телерепортажами. Поездка ведущего американского тележурналиста Уолтера Кронкайта во Вьетнам в 1968 году стала переломным моментом в войне. Его репортажи о безнадёжности продолжения борьбы подорвали дух американского народа и стали мощным толчком к выводу войск. Вьетнамские коммунисты победили не на поле боя, а новостях по ТВ. Поэтому следующую крупную войну — в Ираке в 1991-м — американские военные обставляли информационно не менее тщательно, чем с боевой стороны. По ТВ американцы видели эффектную картинку из Багдада, как их самолёты безнаказанно и без потерь разносят в хлам огромный город, и рейтинг Буша-старшего взлетал до небес. То же самое было и в Афганистане в 2001-м и во вторую иракскую войну в её начале.
Россия получила свой Вьетнам в первую чеченскую войну, когда большинство СМИ откровенно работали на стороне чеченских сепаратистов и саботировали усилия государства по разгрому боевиков. Результат известен. Зато во вторую чеченскую войну ситуация кардинальным образом поменялась, и результат также известен.
Но это всё была эпоха до возникновения соцсетей и YouTube. Тогда никому и в голову не могло прийти, что любой человек в состоянии выступать в роли репортёра, и его видео и фото могут увидеть в кратчайшие сроки миллионы и миллионы, что он может вести потоковые репортажи из района боевых действий.
За немногим более чем месяц событий на Украине интернет буквально захлестнули потоки изображений как с фронта, так и из тыла, где происходят обстрелы и бомбёжки. И вот с этим информационным хаосом в Киеве решили что-то делать. Если традиционные СМИ ещё накануне войны удалось либо закрыть, либо придавить, как телеканалы Медведчука и Мураева, а оставшиеся декретом СНБО обязали проводить единую редакционную и информационную политику, то после 24 февраля выяснилось, что огромный массив сообщений проходит вне цензуры.
А это опасно, по мнению властей, как с точки зрения деморализации общества, подрыва доверия к власти, так и с точки зрения выдачи военных секретов. Вдруг люди будут сообщать о потерях, об отступлениях, об успехах противника, что будет идти вразрез с «генеральной линией». Или враг из публикаций в соцсетях станет узнавать, где располагаются украинские войска, или точно ли был нанесён по ним удар.
Ответом на эти опасения стал срочно принятый закон об ограничении публикации военной информации. Согласно этому документу на Украине запрещено упоминать или размещать изображения всего, относящегося к боевым действиям, — от последствий обстрелов и размещения ВСУ до пролёта ракет и названий улиц, где что-то произошло. Минимальное наказание — от трёх до пяти лет, а если «по корыстным мотивам и по предварительному сговору» — от восьми до 12 лет.
Накинутая удавка на СМИ и соцсети не вызвала отпора общества. Ура-патриотические настроения, преобладающие на Украине, «победа близка» делают возможным одобрение самой жёсткой цензуры. Более того, на смену истерии по поиску меток на асфальте и ДРГ на крышах домов пришла новая мода — проявление коллективной психопатии — бесконечные напоминания друг другу хранить военную тайну. Доходит до анекдотов. Не успевает в соцсети появиться упоминание о том, что в таком-то городе случился взрыв, как многочисленные читатели начинают призывать автора закрыть комментарии, дабы кто-то случайно не написал лишнего. В результате когда по львовской нефтебазе попала ракета и вспыхнувший пожар показывали в прямом эфире CNN и другие ведущие мировые компании, украинские лишь завистливо пускали слюни. Зато на пресс-конференции львовских мэра и губернатора местные журналисты возмущённо атаковали начальство, требуя запретить иностранцам вести трансляцию пожара. Украинские же Telegram-каналы в порядке исключения размещали полные — не замазанные и не обрезанные, как стало привычным в последние дни, — изображения последствий удара. Их сопровождали унизительными комментариями: «Мы показываем вам эти кадры, поскольку они уже были показаны CNN по всему миру». Это было бы смешно, если бы не было так глупо.
Полностью под запретом и тема потерь ВСУ. Лишь в самый первый день спецоперации власти объявили точное число, и с тех пор ни разу информации не было, только самые фантастические данные о российских потерях. Пресс-секретарь президентской администрации Алексей Арестович сказал 29 марта по этому поводу: «Потому что ни одна армия мира не признаёт своих потерь во время войны». Но это неправда, на Западе, куда Украина стремится, регулярно сообщают в таких случаях о потерях. И Россия уже дважды называла число своих потерь.
Всеобщий страх сказать что-то лишнее приводит к самым разным недоразумениям. В тот же день, 29 марта, был нанесён удар по зданию Николаевской обладминистрации. Местные СМИ так перепугались, что дали лишь фото поднявшегося дыма без каких-либо указаний на то, где это случилось. Губернатор Ким, ставший раскрученным медийным персонажем, так перемудрил с секретностью и желанием обмануть, что в своём первом обращении по этому поводу наврал, что удар пришёлся в жилой дом. Потом он сообразил, что его ложь сразу же станет явной, и в новом обращении сказал, что да, пострадал его офис, но постарался перевести всё в шутку, мол, я лишился своего запаса айкосов. Но шутка оказалась неудачной, потому что выяснилось, что только убитых было минимум 12 человек и ещё 35 раненых. На Кима обрушились соцсети за его цинизм и чёрный юмор. И ему пришлось извиняться: «я прошу прощения за утреннее видео… Шутка про айкос отстой».
Сильнейший удар по имиджу ВСУ и Украины нанесли кадры, на которых украинские военнослужащие калечили и казнили российских военнопленных. Их снимали и распространяли, потому что на съёмки пыток пленных Рада запрета не ввела. Спохватившись, военные власти Украины дали указание впредь стараться не снимать подобное, но про сами пытки ничего сказано не было.
Наблюдая за информационной политикой Киева, его попытками ввести цензуру, приходишь к выводу, что история, как известно, ничему не учит. Военные РФ не ориентируются на украинские соцсети при анализе эффективности своих ударов, для этого есть множество средств технического контроля. Но важно создать видимость целенаправленной политики, запугать общество, впутать в цензуру и самоцензуру как можно больше «полезных идиотов», создать иллюзию общего дела. Средний украинский юзер интернета, следящий за такими же, как он, пользователями и без конца напоминающий им о необходимости не сообщать лишнего, полезен своей бездумной исполнительностью, он полагает, что приближает победу и вовлечён в нужное дело. И, соответственно, не задаёт лишних вопросов власти.