В начале XX века Церковь лишалась своих позиций в наиболее развитых странах мира. Правда, Российской империи это не очень-то касалось. Священники пока ещё могли сказать своё веское слово в области образования и семейного права. Даже для университетов не были редкостью рейды с изъятием и последующем сожжении атеистической литературы. Но вначале Февральская, а потом Октябрьская революции решили этот вопрос. В результате в начале февраля 1918 года Совет народных комиссаров РСФСР издал Декрет об отделении Церкви от государства и школы от Церкви, провозгласив свободу совести и вероисповедания, а также светский характер власти и образования в России.
Кортик — ваш патриарх
Человеком, который первым подчинил российскую Церковь светской власти, был Пётр I. Он исходил из двух концепций — византийской и западноевропейской. Первую в России знали — царь, автократор, он же самодержец, был в иерархии гражданско-церковной власти выше всех. Более того, он представал верховным защитником Церкви и одновременно с этим её господином. Что касается европейской, то Пётр не зря устроил вояж в Голландию и Великобританию. Концепция государственной Церкви, подчинённой верховному суверену, которым был король, одновременно являющийся её главой, пришлась императору по духу.
В 1700 году царь запретил избирать нового патриарха русской Церкви. Когда православные иерархи осмелились просить его о назначении хоть кого-то, Пётр, по слухам, кинул на стол кортик — «Вот вам патриарх». Митрополиты всё поняли. А в 1721 году Пётр совсем отменил патриаршество в России. Отныне Церковь подчинялась светскому чиновнику — обер-прокурору Синода.
Но этого было мало. На протяжении всего XVIII века монархи урезали права и возможности Церкви. Запрещалось строительство новых монастырей, у них отбирались земли. Наконец, Екатерина II просто секуляризировала подавляющее большинство церковных земель.
Следите за развитием событий в нашем Телеграм-канале
Из нищеты русскую Церковь вытащил не кто иной, как французский император Наполеон I. Оказалось, что пропаганда светского варианта патриотизма в империи имеет мало шансов воспламенить крестьян на борьбу с иностранным супостатом. А вот если объявить французов исчадиями ада, а Наполеона — Антихристом, то всё — православное воинство радостно выстраивается в стройные шеренги рекрутов и партизан. И не только христианские, но и иудейские. Сплошной профит.
Так что в XIX веке Православная церковь в России переживает настоящий расцвет, если сравнивать с веком ранее. Священнослужители становятся госчиновниками de facto и отчасти de jure, получают увеличенное довольствие. Строятся церковно-приходские школы, которые объясняют населению империи, почему надо исповедовать православие и умирать за императора.
Конец идиллии
Победный марш «повторной евангелизации» населения Российский империи был безжалостно прерван развитием капитализма. Страна нуждалась в росте промышленной продукции, более мощной армии и миллионах рабочих рук у станков. Деревня стала поставщиком десятков миллионов отходников для быстро растущих городов.
Вместе с ростом промышленных рабочих падало число верующих в городах. Посещение церкви становилось ритуалом, которого кое-как придерживались чуть более половины рабочих в Петербурге и Москве. Да и крестьяне-отходники, глотнувшие городского воздуха, пустились во все тяжкие: от проституции и до чтения светских книг.
Окончательную точку в церковной монополии на интеллектуальное доминирование в простонародной среде поставила Первая русская революция 1905–1907 годов. А добила её Первая мировая война. В 1917 году, когда причастие перестало быть обязательным, от него в армии немедленно отказались 90% нижних чинов.
Катастрофа в армии сопровождалась коллапсом в тылу. Временное правительство 1917 года не собиралось мириться с государственной церковью. Для начала «февралисты» стали прямо вмешиваться в организацию церковной деятельности. Когда епископы стали возмущаться, обер-прокурор Львов просто разогнал Синод. Церковь буквально осталась без высшей организации.
В таких условиях епископы решили организовать Поместный собор, избрать патриарха и наконец-то более адекватно отреагировать на революционные изменения в России. 2 декабря 1917 года пленарное заседание Собора приняло определение «О правовом положении Православной российской церкви».
Документ был замечателен тем, что, с одной стороны, требовал от власти сохранить все привилегии Церкви, согласиться с её влиянием в области образования, семейных отношений и в области благотворительности. С другой стороны, Церковь радостно соглашалась избавиться от государственной опеки, но не от бюджетных денег. Видимо, клирики искренне считали себя очень важными шишками в России. Но у власти уже находились большевики, у которых был свой взгляд на проблему.
Новая Церковь для новой России
Свои взгляды на вопрос лидер большевиков Владимир Ленин откровенно высказал ещё в 1903 году.
Мы требуем, чтобы религия была частным делом по отношению к государству. <...> Государству не должно быть дела до религии, религиозные общества не должны быть связаны с государственной властью. Всякий должен быть совершенно свободен исповедовать какую угодно религию или не признавать никакой религии, то есть быть атеистом, каковым и бывает обыкновенно всякий социалист. <...> Не должно быть никакой выдачи государственной церкви, никакой выдачи государственных сумм церковным и религиозным обществам, которые должны стать совершенно свободными, независимыми от власти союзами граждан-единомышленников, — писал Ленин в статье «Социализм и религия».
Сразу же после Октябрьской революции 1917 года большевики приступают к разработке вопроса об окончательной сепарации Церкви и государства. Это полностью совпадало с установками Ленина 1903 года. Так что заявление Поместного собора могло вызвать разве что некоторое удивление — клириков считали частью репрессивной машины империи, так что вслед за разрушением царского аппарата обязательно должна была наступить очередь церковного. К написанию соответствующего декрета были привлечены крупнейшие юристы того времени, чтобы в итоге у этого документа не было никаких разночтений.
Декрет о свободе совести, церковных и религиозных обществах (именно так звучит полное название этого документа) состоял из 13 статей. Первые три касались свободы совести и исповедания. Все дискриминационные меры имперского периода были отменены. Статьи 4–9 касались отношений государства и церкви. Они устанавливали жёсткую сепарацию — религия изгонялись из школ и госучреждений, любая помощь со стороны государства и дискриминация при приёме на работу исключались. Самыми жёсткими были статьи 10–13, которые объявляли всё имущество церковных организаций «принадлежащими народу», но при этом для совершения богослужений предметы культа передавались верующим. Любая собственность у церкви отбиралась, более того — она лишалась права быть юридическим лицом.
Как ни странно, но большевики в данном случае шли вслед за Францией и США. В первой в 1905 году был принят закон, который жёстко отделил Церковь от государства, лишив её контроля в школьных и семейных делах. Церковное имущество стало напрямую управляться муниципалитетами, а в массе своей — национализировано. Из американской практики были взяты положения о передаче «общинам верующих» предметов для богослужений. А также о необходимости самим верующим нести финансовые расходы по поддержанию храмовых комплексов в порядке.
Выпущенный 5 февраля 1918 года декрет СНК РСФСР «Об отделении церкви от государства и школы от церкви» произвёл на клерикальные круги эффект разорвавшейся бомбы. Большинство епископов не приняли новую власть и стали активно сотрудничать с белым движением. Только с конца 1919 года, когда любому стало понятно, что противники большевиков отступают по всем фронтам, а их поражение неизбежно, официальная Церковь решила пойти на сотрудничество с Москвой.
Однако, откровенно говоря, поезд уже ушёл. Ставка на контрреволюцию и готовность большой части клира агитировать за белогвардейского адмирала Колчака или режим Деникина на юге России привели к взаимному недоверию и озлоблению. Но, что ещё важнее: Церковь самым серьёзным образом подорвала свои позиции в крестьянской среде. Последовавшая в 1921–1922 годах относительно спокойная кампания по изъятию церковных ценностей во многом зафиксировала маргинальное положение клириков в обществе. Радикальная секуляризация и сепарации стали реальностью.