Стремление покарать участников декабрьского восстания вынудило императора Николая I начать буржуазные реформы. Но что ещё важнее — признать, что среди правящей верхушки его сословной империи есть её враги, которые отрицают божественное право царя управлять свои подданными. О чем император Николай I широко оповестил своё государство, ненароком зародив традицию буржуазного революционаризма.
Реформатор против своей воли
Император Николай I вряд ли думал, что его первыми действиями в качестве самодержавного правителя России буду реформы. Наоборот, он полагал, что его решения замораживают ситуацию. «Революционный дух <...> внушил нескольким злодеям и безумцам мечту о возможности революции, для которой, благодаря бога, в России нет данных», — сообщил император послам иностранным держав 20 декабря 1825 года.
Здесь в очередной раз проявился своеобразный подход верховной власти в России к важным событиям в стране. На внешнюю аудиторию транслировалась мантра, что «в Багдаде всё спокойно». Но у себя в стране предпринимались лихорадочные усилия по ликвидации угрозы правлению.
После подавления 14 декабря 1825 года военного восстания 17 декабря был образован Тайный комитет, который должен был вести следствие и допросы декабристов. Состав определялся лично императором. Он состоял из высших чинов государства, лично преданных самодержцу. Среди них выделялись военный министр Александр Татищев, генералы Александр Бенкендорф, Александр Чернышев (военный министр 1827–1825 годов), генерал Алексей Потапов и будущий фельдмаршал Иван Дибич.
Следите за развитием событий в нашем Телеграм-канале
Высокая комиссия обвинила участников восстания, декабристов, в заговоре против существующей власти, покушении на цареубийство и военном мятеже. Что означало, что всем замешанным в бунте вполне серьёзно светит смертная казнь.
Приподнять завесу над тайными обществами
Следствие против бунтовщиков велось до конца мая 1826 года и изобиловало всевозможными умолчаниями, нестыковками и грязными приёмами. По воспоминаниям абсолютного большинства декабристов, которым повезло прожить на сибирской каторге достаточно долго, чтобы дожить до своей амнистии при Александре II, их буквально «брали на слабо». Допрашивающие часто обращались к дворянской чести, чтобы узнать большую часть информации о подготовке к выступлению. Наиболее «страшных» или, наоборот, заинтересовавших следствие участников восстания содержали в колодках или кандалах.
Например, Михаил Бестужев-Рюмин только заикнулся о том, что готов рассказать императору «все о положении вещей, об организации выступления, о разных мнениях общества, о средствах, которые оно имело в руках, <…> о Польше, Малороссии, Курляндии, Финляндии», и всё — с февраля по май заговорщик содержался в наручных цепях.
Часть современных исследователей декабрьского восстания подозревают, что всё дело в потенциальной роли армии. Обсуждение заговора привело к осознанию императором, что проблема не в тайных обществах. Тем более что ими было покрыто всё культурно-политическое пространство страны. Даже поэты или писатели любили устроить что-нибудь полуподпольное (тот же «Арзамас»), на заседаниях чего можно было радостно провозглашать тосты и речи за «любезное отечество» или негодовать, почему Европа опять не ценит Россию.
Допросы вскрыли причастность к заговору генерала Михаила Милорадовича, который ими же был убит — трагические и случайные стечения обстоятельств. Но кроме него ниточки заговора тянулись к генералу Алексею Ермолову, генералу Леонтию Беннигсену и ряду другим. Это не считая многочисленных высших сановников империи, вероятно и представителей церкви, а также чуть ли не ближайшего окружения Николая I.
Можно сказать, что расследование, упершись исключительно в тайные общества и его заговор, спасло само себя. А Павел Пестель, который, по словам большинства заговорщиков, стал исчадием ада, который всё спланировал и даже замыслил цареубийство, оказался идеальным козлом отпущения.
Реформы начинаются
В ответ на окончание следствия, которое нашло и изобличило более 120 жутких заговорщиков (но наказали гораздо большее число людей), император Николай I учреждает 1 июня Верховный уголовный суд. Что в нём интересно — это первый всесословный суд в империи. Дополнительно к дворянам в его состав вошли лица духовного сословия и мещане. Но, опять же в силу государственной необходимости, Николай укомплектовал суд сановниками. И контролировать лучше, и делаешь вид, что вся империя, до самого последнего крепостного крестьянина, осуждает гнусных предателей.
Суд заседал месяц, после чего с сознанием выполненного долга 5 июля вынес требуемый от него результат — смертная казнь для всех преступников. Да, именно такой приговор требовался от нового института. Хотя 4 мая император в своём манифесте откровенно намекал на то, что он широко воспользуется своим правом помиловать преступника, в личных письмах он будет писать совсем другое. «Последует казнь. <...> Предполагаю произвести ее на эспланаде крепости», — сообщал он 4 июня о грядущем наказании для бунтовщиков своему брату Константину Романову в Варшаву.
Пока император планировал, как он будет карать «изменников», в Суде разыгрывались нешуточные страсти. Адмирал, сенатор и экономист (председатель Вольного экономического общества) Николай Мордвинов в одиночку бился за отмену смертной казни. Чем вносил смущение и грусть в стройные ряды сановников. Он апеллировал к указам императриц Елизаветы Петровны и Екатерины II, по которым наказанием для преступлений бунтовщиков была каторга, а не смертная казнь.
И никто, что характерно, не смог противостоять известному англоману и либералу. Быть может, Мордвинов и убедил бы всех — 71 члена суда. На его беду среди них был когда-то известный реформатор, а теперь жесткий сторонник неограниченной имперской власти Михаил Сперанский.
Он обратил внимание сановников, что указы никак не регулируют наказание по двум основным пунктам обвинения — цареубийство и военный мятеж. Это означало, что, в принципе, с учетом того что в царствование императора Александра I смертная казнь уже прочно угнездилась среди статей уголовных наказаний, бунтовщиков можно приговорить к ней. Суд согласился. И его решение в последствии широко разошлось среди образованной публики. Пожалуй, мало кто тогда понял, что же произошло.
От тираноубийц к революционерам
Николаевский суд из лучших побуждений умудрился подорвать основания империи на идеологическом уровне. Во время допросов некоторые декабристы действительно заявляли, что собираются убить Николая I. Но обставляли это рядом интересных моментов. По их словам, речь шла не просто об убийстве — убивать надо было во имя свободы, избавляясь от будущего тирана. Мотив тираноубийства сквозной нитью проходил через большинство таких рассуждений.
Дело в том, что в сословном обществе подход вида «а сейчас мы убьём царя» по сути своей исключен. Император обладает всей полнотой власти над своими подданными не благодаря своим талантам или особенностям политической программы, а просто в силу легитимности. Она же складывается из его принадлежности к высшему сословию, которая обладает фактически «божественной благодатью» на управление более низшими общественными группами. Что видно из самой церемонии «помазания на царство», во время которой царь/король/император наделялся божественным благословением на подчинение своего государства.
Китайский вариант «мандат небес», который мог быть достаточно легко потерян императорами, — это недостижимый прогресс для всей средневековой Европы. И для императорской России XIX века.
Однако в XII веке светская власть «божественных» правителей столкнулась с интересами католической церкви. Церковные интеллектуалы подумали-подумали и выдали решение: в принципе, убийство государя оправданно, если он отошел от норм общества. Конечно же, религиозных, пустился в разврат, тиранит подданных — ведет себя, короче говоря, не как добропорядочный христианский властитель, а как какой-то языческий Ксеркс!
В эту концепцию отлично вписался мотив античного тираноубийства. Благо католические клирики очень любили Платона и Аристотеля и радостно апроприировали в своих целях любые их рассуждения. Потом случилась Реформация и «тираноубийство» начало свой триумфальный марш по всей Европе. Благо теперь честный католик, неважно какого сословного происхождения, мог легко убить короля-протестанта. Или просто любого короля, который недостаточно ревностно сопротивляется реформистской ереси и наезжает на интересы матери-церкви.
Верховный уголовный суд вряд ли сильно задумывался над всеми этими тонкостями, когда решил, что все участники «злоумышления на царя» достойны смерти. Однако в своём определении он использовал не сословный, а буржуазный мотив — цареубийство.
Император в этом случае оказывался обычным человеком, которому просто повезло — он забрался на самый верх политической пирамиды. Ну вот как забрался, так и слетит оттуда. А если не захочет, можем помочь — так оформляется концепция цареубийства. Отнюдь не сакральная, без санкции церкви или обрамления теологических силлогизмов — просто по здравым рассуждениям.
Декабристы считали, что подчеркивается в их сочинениях, что самодержавная власть виновна в рабстве, унижении и стагнации страны. Во-первых, надо было упразднить крепостное право, на котором она покоилась. Во-вторых, ликвидировать её саму. Причем вначале планировалась конституционная монархия, которая после наблюдения за властью эволюционировала до требований республики, а вслед за этим — к цареубийству.
Был царь — и нет его. А России — хорошо. И тут сословная империя обнаружила, что в среде высшего сословия есть буржуазное общество, которое начинает оспаривать у неё власть над государством.
Жечь, рубить, повесить
Николай I был удовлетворен решением суда, но была проблема. Этим решением было недовольно дворянское общество. Сам царь, понимая насколько глубоко уходили корни антиимперского заговора, знал, что если он превратит страну в выставку повешенных аристократов — тут-то ему точно придёт сплошной капут.
Тем более что вешать — это ещё гуманно. Повинуясь увещеванию императора, суд разделил участников на несколько разрядов. Вне разрядов стояли пять человек: Павел Пестель, Кондратий Рылеев, Сергей Муравьев-Апостол, Михаил Бестужев-Рюмин и Пётр Каховский. Их было решено четвертовать. Для остальных заговорщиков предназначены были отрубание головы, повешение, срочная и бессрочная каторга и т. п.
Император согласился с казнью пятерых бунтовщиков вне категорий. Но только не четвертование. Европа не поймет. То есть так-то плевать на Европу, но внутри не поймут — всё-таки бунтовщики не Пугачев какой-то, а дворяне, военные и государственные служащие. Казнить же выходцев из аристократии император не решился — хотя его всегда, с его же подачи сравнивали с Петром Великим, Николай I жизнь ценил на несколько порядков больше своего дальнего предка.
Декабристов массово отправляли в ссылку. Участников тайных обществ и сочувствующих, а также солдат, вышедших на Сенатскую площадь, кого сослали на Кавказ, кого приговорили к прохождению через строй шпицрутенов. Всего было наказано около трех тысяч человек.
Пятых самых главных «цареубийц» и «бунтовщиков» повесили ночью 25 июля в Петропавловской крепости. Николай I лично распорядился держать втайне ото всех место и время казни. Во время казни троё осужденных — Рылеев, Каховский и Пестель — сорвались с эшафота. Наблюдавший за всем этим генерал Бенкендорф приказал повторить казнь.
Обстоятельства казни и повторная казнь приговоренных произвели жуткое впечатление на дворянские круги. Бенкендорф, который считался и был героем Отечественной войны 1812 года, буквально сразу же стал без пяти минут парией. Теперь общество готово было поверить любым слухам о его злобности, коварстве и шпиономании. То, что он возглавил корпус жандармов, только добавит мрачности его образу. Императору Николаю I тоже негласно вынесли «обвинительный приговор».
Что касается декабристов, они оказались основателями длинной революционной традиции, вершиной которой оказался февраль 1917 года, свержение династии Романовых и уничтожение империи.