На исходе 1900-х годов верхи в Российской империи озаботились размахом алкоголизма в стране. Военных не устраивало состояние призывных, власти — провоцирование криминального поведения, церковь — наплевательское и полуязыческое отношение к её догматам, а врачи и интеллигенция ратовали за сбережение народа и народного здоровья в частности. В 1913 году к борьбе с «народным алкоголизмом» подключился сам царь. Дело пошло быстрее. С началом же мировой войны в России попытались ввести сухой закон, полностью запретив продажу водки. Результаты были весьма противоречивыми.
И войну проиграли по пьяни
Отношения с водкой у российской армии были весьма противоречивые. По результатам проигранной Русско-японской войны алкоголизм был обозначен как один из основных факторов проигрыша. Пьяный драп, алкогольные галлюцинации, заставляющие сниматься с позиций и бежать сломя голову от наступающих японцев, неспособность вести разведку из-за пьянства на позициях — военные круги обвиняли в поражении «зелёным змием» и пристрастии к нему солдат, но только не себя. И так как с конца 1900-х годов Старая Европа всё отчетливее сползала к мировой войне, со всей очевидностью встал вопрос, что делать с алкоголизмом в российской деревне.
Вариант вида «наберём в армию мусульман и евангеликов, они не пьют или пьют мало» отбрасывался сразу. Империя мыслила себя русской и православной, так что пострадать «за царя и Отечество» должен был в первую очередь славянский подданный. С этим были очевидные проблемы — крестьяне и горожане пили очень много. В среднем на горожанина приходилось до 10 литров алкоголя в год, а на крестьянина — 4 литра.
Деревня на фоне города выглядела относительно прилично. Однако призывники оттуда обычно приходили в самом некондиционном состоянии из-за плохого рациона питания, бедности и тяжелой работы с детства. Доходило до того, что в отдельные годы до половины и выше крестьянских рекрутов ели мясо только в армии. Зато последствия неумеренных возлияний были видны военными комиссиями, что называется, налицо: низкий рост (до 160 см), малый вес (до 50 кг и ниже), рахит и недоразвитие мышц и костей скелета. В ряде случаев отмечалась «интеллектуальная дегенерация», что относилось военными на счёт «пагубного влияния народного пьянства».
Следите за развитием событий в нашем Телеграм-канале
Однако любые военные и лоббируемые ими проекты снижения потребления алкоголя в стране топились кабинетом министров империи. Премьер Владимир Коковцев с цифрами в руках показывал, что государственная винная монополия приносит до 20% внешних поступлений в бюджет России. Если военные хотят новых пушек и броненосцев, то неплохо бы отстать от министров и перестать вопить про состояние солдат. Россия, знаете ли, большая — есть где и кого взять.
За трезвую Русь
Однако в 1913 году ситуация, внезапно для того же Коковцева, переменилась. В тот год отмечалось 300-летие правления династии Романовых в России. И в кои-то веки император Николай II, путешествуя по поволжским губерниям, увидел своими глазами, как живут его подданные. По свидетельствам близко знавших его людей, царь испытал сильное нервное потрясение, посмотрев нищую, пьяную и больную русскую деревню. Такого он не ожидал. Говорят, что императору в какой-то момент показалось, что всё время его правления сановники двора вешали ему лапшу на уши. Мол, как хорошо живёт народ под вашим управлением.
К этому моменту в России уже вовсю развернулось трезвенническое движение. В нём участвовали не только озабоченные «народным алкоголизмом» врачи, но и крупные представители культуры, например писатель Лев Толстой, бюрократы, военные и даже православный клир. Обычной вещью было участие архиереев Церкви в региональных обществах трезвости. Но, конечно же, помощь со стороны властей не могла ими не приветствоваться.
Ещё во время Русско-японской войны практиковались запреты на употребление алкоголя во время армейских маневров и воинских сборов. В начале же 1910-х годов это приобрело характер осознанной практики. В дни проводов призванных в армию обычно пытались ограничить продажу водки и горячительных напитков. В уездах, городах и деревнях, где влияние таких организаций, как «Общество народной трезвости», было наиболее сильным, даже многочисленные православные праздники и ритуалы (свадьбы, поминки) пытались проводить без традиционных многодневных пьянок.
Надо сказать, что такого отношения в деревне не понимали. Ладно бы бездуховный город, но их-то за что? Поэтому одновременно с сокращением отпуска алкоголя через магазины, кафе и систему торговли в деревне началось самогоноварение. Причем в основном гнали брагу, «меды» и т. п. слабоалкогольные напитки с крепостью не выше 25–30%. От массового спаивания суррогатом власти спасала низкая техническая квалификация крестьянства — получать крепкий самогон никто толком не умел. А хлебные вина имели обычно крепость ниже, чем казенный спирт. И только благодаря системе массового советского начального образования самогон от 40% и выше широкой рекой залил колхозно-совхозную деревню. Правда, к тому времени империя уже была мертва.
Подготовка к войне
В рамках подготовки к возможной европейской войне и после ужасов поволжского пьянства на самом верху были произведены решительные перетряски в министерствах. Для начала 30 января 1914 года «ушли» премьера Коковцева. Формальная причина — отстаивал «пьяный бюджет» перед императором. Это тому не понравилось, и вместо Коковцева главой Совета министров был назначен Пётр Барк, который разделял с Николаем II все его установки.
Уже 22 марта 1914 года в губернии ушел тайный циркуляр Министерства внутренних дел, который обязал местные власти содействовать местным обществам трезвости. И всячески препятствовать увеличению продажи алкоголя на местах.
Параллельно с этим по армии был оглашен приказ о запрещении пить офицерам в походах, на маневрах, учениях и «в присутствии нижних чинов». Солдатам же запрещалось пить вообще. Объяснением служили как раз алкогольные эксцессы во время Русско-японской войны. Одновременно вводились наказания за употребление спиртного и обязательства создавать полковые общества трезвости. Теперь в аттестат офицеров заносилось отношение к спиртному. На фоне таких вот реформаторских заморочек моряки оказались единственными блюстителями традиций — они отстояли традиционную чарку для матросов!
Уже весной пропаганда трезвости перешла на новый уровень. В губерниях, например в Казанской, стали отмечать Праздник трезвости. Сопровождалось это крестными ходами, разъяснительной работой клириков и других служителей культа, распространением брошюр и чтением лекций о вреде алкоголизма. Вместо «бухаловок» губернские власти начали открывать «чайные» — за последние особенно ратовало местное купечество, которое, как писалось в ходатайствах, не имело других мест для проведения переговоров. Для народа же массово открывали «кинематограф», где крутилось развлекательное кино, которое с началом войны приобрело агитационно-пропагандистский характер. Ибо водка не очень-то способствовала росту патриотических настроений в стране. В отличие от «культурной обработки».
Сочетание развлечений, патриотизма и военных приготовлений не распространялось на рестораны первого класса, где обедали региональные элиты. Там можно было всё так же продавать алкоголь любой крепости. Даже после начала Первой мировой войны серьёзные ограничения продаж таких заведений практически не коснулись.
Одновременно с этим сельским сходам разрешалось полностью запрещать продажу алкоголя у себя в деревне. А по новому указанию МВД от 30 июня 1914 года запрещалась продажа водки и горячительных напитков во время судебных разбирательств, ярмарок и базаров, а также во время самих сходов. И чем ближе была война, тем больше ограничений на продажу алкоголя налагалось властями.
Уже в середине июля, когда началась подготовка к массовой мобилизации в армию, запрещалась любая продажа спирта на сборных пунктах и в местах следования запасных. Имперский рекрут должен был проследовать по месту службы трезвым как стекло. Другое дело, что мобилизованные трезвых проводов не хотели категорически. Пьянки во время проводов в армию уже осознавались как некий «народный обычай», и его резкое прекращение не могло не привести к многочисленным эксцессам.
Толпы призывников в десятках губерний атаковали более 200 трактиров. Были зафиксированы тысячи погромов. Наиболее дикий произошел в Барнауле. Там будущие защитники Отечества разнесли весь город. Власти вызвали дополнительные отряды полиции, а в конечном итоге прибегли к войскам. Усмирение призывников обошлось в 112 убитых. Всего же во время подавления «водочных» беспорядков призывников были убиты около 250 человек и около 550 было ранено.
Власти такой разгул алкогольной стихии не напугал. Наоборот, в августе — октябре 1914 года вводилась одна за другой мера по резкому ограничению продажи алкоголя. Спирт и его производство были полностью сосредоточены в руках государства. Специальная казенная акцизная инспекция имела функции полиции — она искала, арестовывала, штрафовала и конфисковала имущество самогонщиков и шинкарей, которые нелегально продавали алкоголь.
Надо сказать, все эти меры дали довольно серьёзный результат. Потребление водки упало в семь раз! Алкогольные самоубийства и психозы практически полностью ушли из общественной жизни. Хотя до мировой войны это было совершенно обычным делом. Впрочем, трезвый солдат и офицер империи не помог. В феврале 1917 года он сверг монархию, а потом совершил социалистическую революцию.