Руководитель калининградского штаба Алексея Навального Александр Черников покинул свой пост после того, как отказался принимать участие в несанкционированной акции протеста, приуроченной к суду над оппозиционным политиком. В интервью NEWS.ru он рассказал об обвинениях в предательстве, претензиях к руководителю штабов Леониду Волкову и отсутствии интереса со стороны независимых СМИ.
— Расскажите подробнее, как всё произошло.
— После того как Алексей Навальный объявил о том, что будет возвращаться в Россию, мне стало понятно, что будут проводиться акции. Я рассчитывал на массовые мероприятия, проводимые в установленном порядке. О несогласованных акциях, когда я приходил на работу в штаб, мы не разговаривали. О том, что могут быть обыски, сфальсифицированные дела — да. Алексей Анатольевич прилетел, его, конечно, задержали, после чего нам сказали, что нужно срочно выходить на несогласованную акцию в ближайшие выходные. Позже в интервью Леонид Волков подтвердил, что не было планов проводить согласованную акцию, что он не признаёт институт согласования, что это противоречит Конституции. Я сказал, что в таких акциях участвовать не буду, так как они не принесут никакого результата, а проблемы и уголовные дела — принесут. К тому же скоро выборы, в том числе в нашей области. Если всех пересажают, кто пойдёт избираться? Как мне казалось, выборы были основной целью. По крайней мере, когда я приходил в штаб, речь шла о том, чтобы привести к власти свежую кровь — молодые светлые головы, а не тех, кто заполнит собой спецприёмники.
Я сказал, что не поведу за собой людей, потому что потом те, кто будет сидеть, будут на моей совести. Я тоже не собирался в тюрьму только из-за того, что нужно провести митинги. На этом моменте мы разошлись.
— Вы сами ушли или вас уволили?
— Сам. Когда я понял, что происходит, связался с руководством и сказал, что моя позиция принципиально не совпадает с их. Мы пришли к обоюдному решению, что мы не сможем работать вместе. Хотя на самом деле я не исключал для себя возможности остаться и продолжить работу, но, видимо, в наших условиях нельзя работать в организации, с руководством которой у тебя не совпадает точка зрения.
— Получается, в организации Навального и впредь не планируют согласовывать акции?
— Об этом и говорил Волков, что 31-я статья Конституции даёт право не согласовывать.
— Из ваших слов о заполнении спецприёмников можно сделать вывод, что у вас претензия к руководству ФБК (организация, признанная российскими властями иноагентом. — NEWS.ru), что они бросают людей в жернова системы.
— У меня, пожалуй, одна претензия к Леониду Волкову, не знаю, насколько она верная, насколько это не отголоски моего юношеского максимализма: Волков всё это говорил, находясь не в России. Он не пошёл впереди колонны, призывая всех на баррикады. По-моему, это неправильно и даже где-то лицемерно.
— А если бы была попытка согласования и был бы отказ без уважительной причины, для вас было бы приемлемо всё равно выйти на акцию?
— Я считаю, что выходить без согласования и без оглядки на всякие законы, которые у нас напринимали, нужно, когда положение совсем безвыходное. Как, например, в Белоруссии, когда все проголосовали против Лукашенко и всё равно нарисовали тот же процент. Мне кажется, что надо было сделать упор на выборы, а потом, если бы мы проголосовали против «Единой России», а нам бы нагло стали рисовать голоса «за», то я бы сказал, что надо выходить, и сам бы пошёл. Однако в данный момент, мне кажется, Алексей Анатольевич переоценил возможности и перспективы митингующих.
— Какая была реакция коллег по штабу на ваш отказ от акций и уход? Были обвинения в том, что вы «засланный казачок» и подобное?
— Нет, мы обсуждали возможность дальнейшего сотрудничества, так как я не собираюсь отказываться от оппозиционной деятельности, при этом придерживаться закона. Были активисты, которые говорили, что я «предал», «переобулся», но я считаю, что если моя позиция расходится с «политикой партии», то я не обязан лезть на баррикады. Если внутри буду чувствовать, что надо, — буду лезть, но просто по приказу сверху — нет.
— Не сложилось мнения после этой истории, что это — лицемерие, когда вроде бы организация борется за более свободное и демократическое общество, но внутри себя этого не позволяет?
— В данный момент политика в России убита, поэтому обвинять в том, что есть какие-то ошибки внутри ФБК, — неправильно. Нет возможности развиваться другим структурам. Существующие оппозиционные партии — это просто одно название, и обвинять что-то работающее — неправильно. Была бы у нас свобода и разнообразие партий, я мог бы говорить, что что-то не нравится, где-то лицемерие и так далее. Хорошо, что что-то есть в условиях, когда у власти очень много ресурсов, а у других — нет.
— СМИ интересовались вами и вашей историей? В частности оппозиционные?
— СМИ интересовались. Очень оппозиционные — нет. Со мной связался один журналист из «Новой Газеты», сказал, что хочет взять интервью, а потом сказал, что такое мы не можем пустить, так как повестка дня — это то, что надо выходить на улицу, митинговать, а другое мнение — неактуально (NEWS.ru связался с «Новой Газетой», там подтвердили, что один из внештатных сотрудников предлагал сделать интервью с Черниковым, однако идею отвергли «по этическим обоснованиям». «Нельзя бить лежачего», заявили в издании). Со мной связывались федеральные каналы, которые я сразу предупредил, что не озвучу ту позицию, которая им интересна. Насколько я знаю, они вырвали из моих с ними интервью пару моментов и особо ничего больше не показывали.
— Вас удивило такое невнимание со стороны СМИ? Вы же стоящий инфоповод.
— Я нормально к этому отношусь, понимаю, как это работает. Я год проработал в штабе Навального и знаю, как отбираются новости, как всё должно преподноситься. Думаю, они тоже рассчитывали на больший эффект от митинга и разбавлять третьей точкой зрения не хотели. У нас два лагеря — Владимира Путина и Алексея Навального. Альтернативы нет, и в этой ситуации обвинять кого-то мне кажется неправильным.
— Я всё-таки имел в виду именно те СМИ, которые заявляют, что придерживаются нейтральной, объективной позиции. С этой точки зрения взять у вас интервью им должно быть тоже важно.
— Я ведь ещё не знаю, кто меня знал и кто нет. Кто хотел — вышел, поговорили. Я никому не навязывался. Из оппозиционных СМИ на меня толком никто не вышел.
— В одном из своих интервью вы говорили, что родители хотели отдать вас в погранинститут ФСБ. Ваших бывших коллег такое не смущало?
— Ну, это же желание родителей. Они хотели, но я не пошёл, занимаюсь исключительно гражданскими делами.
— Да, у вас бизнес. Вы за него не опасались, когда шли к Навальному?
— Были волнения. Свою строительную фирму закрыл за год или полгода до того, как в штаб пошёл. Стал заниматься небольшими перевозками по области. Переживал за это дело, но через него на меня сложно надавить. Разве что порчей имущества. Госконтрактов у меня нет. Большинство моих партнёров знали, чем я занимался, но это ни на чём не сказывалось.
— А как вы расцениваете акцию с фонариками 14 февраля и отказ от последующих протестов?
— Тяжело судить, я ведь и изначально был против акций. Думаю, был риск, что протесты совсем скатятся на нет, никто не будет выходить, поэтому лучше их было бы прекратить заранее или это была бы проигранная война. Не было возможности продавить свою позицию до конца. Думаю, акциями с фонариками решили прощупать, насколько люди готовы протестовать весной и летом.
— Вам не кажется, что акция с фонариками только деморализовала протестующих?
— Она расколола их на два лагеря: на тех, кому она понравилась, и тех, кто очень разочаровался в Волкове.