10 лет назад, осенью 2014 года, город Бенгази на северо-востоке Ливии, в котором в 2011 году началось восстание против лидера страны Муаммара Каддафи, перешел под контроль «Исламского государства» (ИГ, организация признана в РФ террористической, деятельность запрещена). Лишь три года спустя, в 2017 году, военачальнику Халифе Хафтару удалось освободить Бенгази от исламистских боевиков и восстановить порядок. Как живет сейчас город, где началась ливийская гражданская война, читайте в репортаже, который специально для NEWS.ru подготовила востоковед-арабист Екатерина Вергиз, специализирующаяся на Северной Африке, гость Летнего фестиваля в Бенгази.
«С высоты трапа открывается вид на форменный ад»
Аэропорт Стамбула, на регистрации долго изучают паспорт, потом так же вдумчиво читают приглашение.
— Вы летите в Бенгази?
— Да.
Следите за развитием событий в нашем Телеграм-канале
— Вы уверены?
На фюзеляже аэробуса красуется пурпурная птичка, стюардессы излучают гостеприимство: вас приветствует авиакомпания Berniq Airways. Распознав в нас россиян, улыбчивый сотрудник немедленно сообщает: «Мы очень любим Россию!»
Розовый беркут в качестве логотипа авиакомпании выбран неслучайно: с этими птицами тысячи лет охотятся ливийские бедуины. А еще это символ Бенгази. После того как осложнились отношения со столицей страны — Триполи, — создание собственной авиакомпании стало для местных властей необходимостью.
Приземлились, выходим из самолета — будто попали в раскаленную духовку. С высоты трапа открывается вид на форменный ад — кажется, что от горизонта до горизонта плавится от жары плоская доска пустыни. За летным полем виднеется белоснежное ажурное здание — Международный аэропорт Бенина. Пока нас везут к терминалу, сотрудники инструктируют, где и кого нельзя фотографировать. После оглашения всего списка получается, что фотографировать можно только море и античные развалины.
Впрочем, назвать Бенину аэропортом — это будет громко сказано, это скорее аэропристань. Внутри аэровокзала все свежее, чистое, будто вчера построенное. Так оно, в общем-то, и есть. От старого аэропорта, который в августе 2014 года был последним бастионом правительственной армии в борьбе с превосходящими силами исламистов, за полгода боев ничего не осталось.
На выходе внимательно досматривают. Я было решила, что ищут кого-то, но все прозаичнее — отслеживают ввоз алкоголя. Сухой закон. Когда в 1969 году в Ливии свергли монархию, одним из первых своих решений Каддафи и его соратники объявили спиртное вне закона, с тех пор ничего в этом плане не поменялось.
В Бенгази едем по окружной дороге, на улицах пустынно, снова и снова на трассе встречаются блокпосты. То ли потому, что вокруг военные объекты, то ли потому, что власти готовятся к фестивалю «Лето в Бенгази» — первому за 15 лет массовому культурному мероприятию. В июле как раз была очередная годовщина освобождения города от исламистов.
На первый взгляд строения по сторонам дороги выглядят вполне прилично, руин не видно, будто все подчищено, как в потемкинской деревне. Но уже вечером, рассматривая фотографии, я разглядела в стенах выбоины от пуль.
Внезапно справа вычерчивается знакомый силуэт — советский танк Т-55. «Мемориал павшим героям операции „Достоинство“», — пояснил водитель.
В мае 2014-го генерал Халифа Хафтар объявил, что ливийская армия поклялась освободить от террористов «колыбель революции и сердце нации Бенгази», что ознаменовало начало «сражения за достоинство» против присягнувших «Исламскому государству» террористических группировок, «ввергающих страну в кошмар угнетения, убийств и изоляции». Т-55, который тысячами поставлялся в Ливию во времена СССР, активно использовался в боях обеими сторонами.
Опасно ли иностранцам в Бенгази
Въехали в гостиницу — пустынный, сияющий белым камнем и стеклом дворец. Пляж просто сказочный — даже не верится, что берега Средиземного моря могут быть такими чистым. На пляже играет детвора, рядом проходит тренировка по верховой езде. Изредка над головой проходит звено вертолетов — из воды им машут руками. На горизонте выстроилась цепочка кораблей — это очередь в порт. Идиллия.
Сначала казалось, что пляж неохраняемый, но стоило заплыть за буйки, как с берега замахали руками спасатели. Мы сделали вид, что их не поняли, тогда они подъехали на лодке и терпеливо, без раздражения, знаками показали плыть обратно. Отель семейный, так что они здесь постоянно дежурят на случай тягуна (отбойного течения).
Через несколько дней мы попробовали выбраться из гостиницы в город. В таких случаях надо идти уверенно, тогда рядовые военнослужащие, патрулирующие улицы, могут растеряться, и, пока еще они известят офицеров, можно попытаться улизнуть. Но нас тут же заметили охранники отеля и с тем же непреклонным дружелюбием, как ранее спасатели, настояли на нашем возвращении. Похоже, доведение инструкций командного состава до рядовых здесь отработано хорошо.
В другой раз повезло больше. Нам удалось выбраться под вечер, когда спала дневная жара. Улицы города наполняются людьми и машинами, зажигаются вывески, витрины магазинов и кафе. Застройка обычная, панельно-кирпичная, но город ощущается непривычно просторным и низким. И неожиданно зеленым. Деревья побелены, газоны ухожены.
Другую особенность замечаешь не сразу. Судя по взглядам и улыбкам детей, мы, иностранцы, вызываем любопытство, но взрослые неизменно тактичны. Это создает контраст между курортным по виду городом и некурортными манерами его жителей. Эта сдержанность проявляется не только на территории охраняемого отеля, но даже в переполненном гипермаркете.
В Бенгази трудно отделаться от ощущения, что за каждым человеком непрерывно следят. Но это не условный Большой брат, не добродушный маршал с плакатов и даже не Всевышний. В московском метро иногда крутят объявление о соблюдении правил безопасности: «Подумайте о детях. Они берут с вас пример». Так вот, бенгазийцев можно описать как людей, которые никогда не забывают, что за ними следят их дети. И поневоле ловишь себя на мысли, что сегодняшний Бенгази, такой, какой он есть сейчас, режимный город с сухим законом — идеальное место для семейного отдыха.
Почему Хафтар назвал операцию по освобождению Бенгази «Достоинство»
— Раньше я каждый день плавал вон туда, прямо к кораблям. С утра до ночи из воды не выходил. Тут раньше в городе было пусто, заняться было нечем, — рассказывает на следующий день после неудавшегося «побега» мой знакомый, египтянин. На этих пляжах он провел все свое детство. Показывает отели — «Тибести» (Tibesti), «Узу» (Uzu). Их строили его отец и дядя. — Стадион «Мадина Риядийя» (Al Madinah Ar Riyadiyyah) тоже он проектировал, я там учился бегу.
— Отец архитектор?
— Нет, он армейский инженер, герой войны, форсировал Суэцкий канал (имеется в виду Война Судного дня 1973 года. По итогам Шестидневной войны 1967 года Израиль оккупировал Синайский полуостров и возвел вдоль Суэцкого канала систему укреплений, которая позиционировалась как непреодолимая. Но египтяне в октябре 1973-го прорвали ее за два часа. — NEWS.ru).
— Ту самую линию Бар-Лева?
— Да, он был в первых рядах штурмующих. Горел. Долго лежал в госпитале, все думали, умрет.
Я припоминаю его отца, которого когда-то видела мельком. Невысокий, смуглый, костистый, будто выточенный из дерева старик, не по возрасту атлетичный, с прямым, тяжелым, враждебным взглядом. Посмотрел — будто бревно на плечо уронил.
У меня в голове не вяжется образ современных египтян, жизнелюбивых и легкомысленных, и форсирование Суэцкого канала в лобовую.
— Что ими двигало? Патриотизм? Желание славы?
— Нет, конечно. У них не было выбора. Им некуда было возвращаться. После потери Синая военных презирали, они даже форму не могли носить на улицах, люди кричали им вслед проклятия. Поэтому они шли, чтобы вернуть свое достоинство или остаться там.
Слово «карама» переводят с арабского на русский как «достоинство», но этот перевод вводит в заблуждение. Карама — нечто большее, это честь, престиж, сохранение лица. Это то, что даже насквозь миролюбивых египтян заставило идти в огонь, вгрызаться в израильские опорники. В арабском мире назвать конфликт угрозой достоинству — это отказаться от компромиссов и перевести его на уровень экзистенциальной угрозы.
— Почти все, что ты видишь здесь, в Бенгази, построили египтяне, — добавляет мой собеседник с внезапной горечью в голосе. — Ливийцы очень коварные, не то что мы. Никогда, ни на секунду не показывай им слабость. Особенно в толпе.
Переход от благодушия к неприязни слишком резкий. Выясняю почему: подростком ему здесь приходилось почти каждый день драться на улице, защищая младшего брата, а местные нападали толпой.
— Что про это говорил отец?
— Он сказал бы: не хочешь — не выходи.
Как в Бенгази относятся к иностранцам
В Бенгази на глаза часто попадаются баннеры «Газпрома». Спрашиваю про них ливийского предпринимателя, но тот удивлен не меньше меня: «Газпром» не здесь, он в Триполи. На востоке работает «Зарубежстрой», ходят разговоры о «Татнефти», но российского бизнеса здесь по факту нет.
— А жаль, мы тут все очень любим Россию, — сетует ливиец.
Пока что российское присутствие в Бенгази у него ассоциируется разве что с «Вагнерами»: они появились во время операции «Достоинство», участвовали в походе на Триполи.
— По-моему, они и сейчас здесь, но у них какое-то новое название. Говорят, они занимаются подготовкой военных. Представляются туристами.
Рассказываю собеседнику, что египтяне советуют остерегаться ливийцев.
— Все совсем наоборот, вы сами видите, что ливийцы — простые и открытые. А египтяне очень хитрые, все поворачивают под себя. Например, сейчас они подмяли под себя весь строительный рынок. Делают откаты больше половины бюджета, забирают воду на границе из рукотворной реки Каддафи, чувствуют себя здесь вольготно. Они здесь сменили турок.
— Египтяне хуже турок?
— Хуже.
— А кто хуже, египтяне или Триполи?
— Триполи, конечно.
— А кто лучше, Россия или Турция?
— Россия.
— Я правильно понимаю: кто дальше, тот и лучше?
— Да, это так.
Такая позиция может показаться лицемерием, пока не посмотришь на карту. Двухмиллионная Киренаика (историческая область на востоке Ливии) сейчас окружена «заклятыми друзьями». На востоке — 110-миллионный Египет, на западе — силы временного правительства, которые, как считают в Бенгази, поддерживает Турция, так что особая симпатия бенгазийцев к России вполне объяснима.
Как найти общий язык с арабами
Запыхавшийся, черный от загара мальчик выбирается из воды и садится рядом с нами под зонтик, его глаза сияют. Он бы и дальше плавал, но пляж закрывают.
— Сколько тебе лет?
— 11.
— В какой класс пошел?
— В пятый.
— Какой предмет самый любимый?
— Физкультура. Люблю футбол!
— А ты знаешь, что к вам Роналдиньо приезжает на летний фестиваль?
Конечно, знает, это все в Бенгази знают.
«Чем меньше мы действуем, тем больше нас тут любят», — рассказывал нам, студентам-арабистам, в далеком 2009 году секретарь российского посольства в Египте Михаил Ананьин. А на вопрос, какой навык для арабиста самый ценный, чтобы найти общий язык с местными жителями, посоветовал освоить дворовый футбол.
Футбол на Ближнем Востоке больше, чем спорт. По футбольным сводкам в газетах мальчики учатся читать, по новостям из жизни любимых клубов получают первое представление о политических интригах, в фанатских сообществах впитывают групповую солидарность, по игре во дворе выясняют, кто чего стоит. Всё, что в обычной жизни арабского подростка чревато, огорожено и запрещено, вполне приемлемо в сфере футбола.
1 августа мы едем на церемонию открытия летнего фестиваля по той же трассе, по которой въезжали в город, — стадион «Мученики Бенины» находится рядом с аэропортом. Фестиваль проводится впервые за многие годы, для целого поколения бенгазийцев это первый в их жизни праздник.
Задолго до начала торжества перед стадионом уже собрались стайки молодежи. Среди них девушек нет вообще — публичные мероприятия в арабских странах делятся на семейные и для неженатых мужчин. Никто не ведет себя агрессивно, но внезапно всплывает в памяти предупреждение египтянина остерегаться толпы — единственный раз за все время в Бенгази.
Церемонию открывает и. о. премьер-министра Ливии Усама Хамада. До этого он был министром финансов, имеет репутацию технократа. Именно он занимался восстановлением Бенгази. На концерте выступает множество арабских звезд, половине песен подпевает весь стадион. А когда наконец выходит Роналдиньо, 10-тысячная толпа приходит в поистине первобытный восторг.
После огненного шоу наступает пауза, и я вдруг слышу шепот: «Это Халед». Оборачиваюсь и успеваю заметить человека в серой футболке, спускающегося на поле. Это начальник подразделений безопасности армии и фактический организатор фестиваля Халед Хафтар, сын фельдмаршала. Это его лицо соседствует с портретом Халифы Хафтара на баннере перед стадионом. Но послушать, что он скажет, уже не получится: охрана торопится нас вывести, пока разгоряченная молодежь не выплеснулась со стадиона на улицы.
Читайте также
Раскаяние Запада в убийстве Каддафи — шаг к признанию ошибок на Украине