Борющиеся с ВИЧ-диссидентством активисты направили в Госдуму письмо с просьбой принять закон о недопустимости этого явления. В обращении говорится о смерти от СПИДа трёхлетней Вики Дубовик из Кемеровской области, мать которой отказывалась давать ребёнку антиретровирусные препараты и сама их не принимала. После нескольких неудачных попыток девочку забрали из семьи, но спасти её уже не успели. Одна из подписавших обращение — мать двенадцати детей Любовь Карслыер, которая пыталась удочерить Дубовик. В интервью NEWS.ru Карслыер рассказала, как и почему стала бороться против ВИЧ-диссидентства и что нужно изменить, чтобы ситуация, подобная той, о которой говорится в обращении, не повторилась.
— Как вы узнали об истории с семьёй Дубовик?
— Я узнала об этой семье после того, как мне позвонили с Первого канала, где делали передачу об этой истории, и попросили забрать ребёнка. У нас есть приёмный ребёнок с похожим диагнозом. Поэтому мы решили, что стоит забрать девочку — она же не виновата в ситуации. Мы отправили в опеку необходимые документы в электронном виде, должны были затем лично приехать и всё подписать, но опека затихарилась — у них были суды, процесс лишения мамы родительских прав и прочее. По решению суда ребёнок остался в семье матери. В итоге Вика умерла. Я предполагала, что опека и суд будут действовать в лучших интересах. Я видела в программе Первого родственников — тётей и дядей, которым могли передать Вику.
— Когда вы стали писать обращения в инстанции?
— После того, как узнала, что Вику второй раз отправили в реанимацию. Я писала в многочисленные инстанции, указывая на то, что была кандидатом на удочерение. Обращалась и в прокуратуру, и в Следственный комитет, и в опеку. Просила провести проверку и принять какие-то меры. Думаю, если бы это в итоге было сделано, дальше встал бы вопрос о передаче ребёнка под опеку, и девочку можно было бы спасти. Мне отвечали, что я не родственница, поэтому они ничего толком сделать не могут. К тому же всё в любом случае решает суд.
— Вы также одна из тех, кто подписал обращение о недопустимости ВИЧ-диссидентства?
— Да. Не должно быть такого, что дети умирают от болезни, с которой можно совладать, по вине взрослых. Дети ведь сами за себя постоять не могут, кто-то должен постоять за них. У детей должен быть шанс. Если взрослый человек не хочет жить, это его дело, но у ребёнка хотя бы должен быть шанс.
— Вы считаете, что нужно ускоренно или автоматически забирать ребёнка у ВИЧ-диссидента?
— Автоматически всё же нет, это неправильно, но ускоренно — да. После того как мы удочерили девочку с ВИЧ, я стала достаточно часто общаться с родителями, которые выяснили, что заражены. Когда им говорят о диагнозе, их реакция — шок, это нормально, их можно понять. Человек, безусловно, должен пройти стадию принятия. С родителями должны работать психологи — если после этого по истечении какого-то времени ничего не меняется, то тогда уже ребёнка должны изымать из семьи.
— Разве сейчас по закону у ВИЧ-диссидентов не отнимают детей?
— Вот видите: в итоге не отняли, когда нужно было. Я всячески за то, чтобы ребёнок оставался с семьёй, если это возможно. История с Викой длилась около двух лет. Речь в обращении идёт о сроках в три-четыре месяца. К тому же не бывает такого, что ребёнок взял и заразился при рождении. Больные ВИЧ могут не знать о том, что они больны, но чаще они знают и осознанно рожают. В любом случае есть время до рождения ребёнка. Должна быть работа с психологом уже тогда, хотя я понимаю, что у нас в стране с этим непросто. Также необходимо, чтобы ребёнок всегда был под наблюдением врачей. Медики многое сделали для неё, но спасти не смогли. Также я считаю, что необходимо бороться с пропагандой ВИЧ-диссидентства, блокировать соответствующие группы в Интернете.
— Феномен ВИЧ-диссидентства, на ваш взгляд, стал более распространён в последние годы?
— Сложно сказать, но после того как мы удочерили девочку с диагнозом, я стала этим активно интересоваться, и это просто катастрофа, конечно. Думаю, что это было всегда, но в последнее время об этом стали больше говорить, ВИЧ перестал быть абсолютно табуированной темой. Понятно, что человек в шоке от диагноза, кто-то пытается его игнорировать или не замечать — отсюда и появляется диссидентство как способ справиться с ситуацией.
— На ваш взгляд, власти не прикладывают должных усилий для борьбы с диссидентами?
— Сложный вопрос. Надо сказать, что в случае с Викой у меня нет особых претензий к органам опеки. Проблема была в суде, оставившем девочку у отрицающих ВИЧ родственников. К суду и следственным органам у меня основная претензия — они должны начать по-другому работать в этих ситуациях.