Фильм «Да здравствует Мексика» Сергея Эйзенштейна должен был стать очередным шедевром известного режиссёра. Однако с самого начала — от сценария и сроков производства до выделенных на картину денег — всё пошло не так. Причиной во многом послужил провал Эйзенштейна в Голливуде, где ему не удалось закрепиться. Слишком долгое пребывание за границей дополнительно вызвало многочисленные подозрения в Москве. Сталин лично считал, что режиссёр хочет стать невозвращенцем.
Штурм Голливуда
В Мексике уже к тому моменту всемирно известный и популярный советский режиссер Сергей Эйзенштейн оказался в 1930 году по двум причинам. Первая — провалился его личный план по покорению Голливуда. Боссы студии «Парамаунт» не оценили революционность его сценариев.
Первым пала киноадаптация романа «Золото Зуттера». Времена золотой лихорадки в Калифорнии и их подача с точки зрения всемерного и целенаправленного буржуазного насилия как-то не впечатлила местных миллионеров. Сценарий пытались «ослабить», сделать больший упор на лирике, но Эйзенштейн упирался. Не придя к согласию, владельцы киностудии и советский режиссер сошлись на сценарии романа Теодора Драйзера «Американская трагедия».
И опять они не сошлись. Студийные боссы хотели мелодраматический детектив с четкой концовкой и явным злодеем. Которого в конце, по всем тогдашним канонам жанра, должны были примерно наказать. Эйзенштейн это сделал — антагониста (он же главный герой) в конце ждал электрический стул за убийство. Проблема в том, что сценарий был чем угодно, только не детективом.
Драма, социальная драма и детектив одновременно, философская притча — короче, то, что, по словам кинобоссов, вряд ли могло окупиться в прокате. А если оно не окупилось, то зачем его снимать!? И это была ещё вежливая подача отказа. Правые и целый ряд местных газет высказывались проще и откровенней: наконец-то «красным собакам» закрыли доступ в Голливуд.
Покорение американской «фабрики грез» явно не задалось. А ведь как всё прекрасно начиналось!
В 1929 году знаменитого благодаря постановке «Броненосца „Потёмкин“» режиссера в Кремль на беседу о кино пригласил лично генеральный секретарь ЦК ВКП(б) Иосиф Сталин. Руководство Союза хотело получить технологию производства звуковых фильмов, которая в тот момент наиболее развитой была именно в Голливуде. Эйзенштейна в тот момент любили и боготворили все, так как он сумел своими фильмами прорвать официальную блокаду в иностранных СМИ.
После его «Броненосца» и «Октября» в том же Голливуде все 1920-е годы больше говорили о советском кино, чем о своём, о местном. Целый ряд известных актеров и преподавателей сценического мастерства от Дугласа Фэрбенкса и Мэри Пикфорд и до Стеллы Адлер ездили в красную Москву, как в новую киномекку.
Приезд в Нью-Йорк Эйзенштейна с компанией, режиссером Григорием Александровым и оператором Александром Тассэ, был триумфом всего советского. В порту их встречала целая толпа журналистов и знаковых деятелей культуры, включая режиссера Дэвида Гриффита.
После такого начала бесславный конец выглядел не просто поражением. Со стороны могло показаться, что советский режиссер, которому авансом выдали характеристику гениального, липовая величина. А это же удар по престижу СССР. За это в Москве по голове не погладят. Да и сам Эйзенштейн не мог просто так взять и отступить.
Прорыв в Мексику
В дело вмешалась Мексика — причина номер два, бросившая советского режиссера на юг от Рио-Гранде. Уже в США Эйзенштейн приобретает этнографический журнал «Мексиканские обычаи». Его завораживает культура латиноамериканской страны.
Когда голливудское фиаско только-только появилось на горизонте, Эйзенштейн уже вынашивает планы о съемках в Мексике. Его друг Эптон Синклер, у которого в тот момент были хорошие отношения с советским правительством, вместе с женой образует траст и начинает собирать деньги на съемки фильма.
По проекту Эйзенштейна на весь процесс уйдет три месяца. Он был в тот момент уверен, что уложится в темп съёмки «Броненосца».
С собранными Синклером и компанией 25 тысячами долларов в конце 1930 года Эйзенштейн въезжает в Мексику и начинает съемки. И все сразу же идёт наперекосяк.
Он понимает, что процесс займет не три месяца, а гораздо больше времени. План картины под названием «Да здравствует Мексика» включал четыре новеллы — доколониальное прошлое, олицетворяющее рай, колониальное прошлое в форме романтическо-плутовской новеллы, кровавая диктатура Порфирио Диаса, наследство, от которого Мексика отказывалась, и её будущее, связанное с недавней революцией.
Даже в кратком изложении было понятно, что съемки картины займут больше трёх месяцев. Эйзенштейн пытался снять циклопические кино про «самую суть» Мексики. Не очень понятно, как это умудрились просмотреть продюсеры, согласившиеся на столь малые сроки. Видимо, заворожило само имя режиссёра и его добровольного контрагента Синклера, известного и популярного американского писателя.
Съемки буквально сразу же начались со скандала. Мексиканская полиция упекла трёх советских товарищей в каталажку. И у неё были для этого некоторые причины.
Хотя в самой Мексике к СССР относились крайне положительно, власти страны подозревали всех советских граждан в подрывной деятельности. Реальный властитель страны, бывший президент Плутарко Элиас Кальес (1924–1928) был человеком резким и безжалостным. Противник католической церкви, радикал и атеист, он сочувствовал левым. Но власть любил больше.
Восстание ультраправых католиков «кристерос» было подавлено с исключительной жестокостью. Заключительный эпизод восстания — несколько тысяч католиков, развешанных на телеграфных столбах. Не менее жестко Кальес подавлял рабочие забастовки и попытки организации компартии внутри страны.
Но революционное прошлое сказывалось. Под угрозой полной национализации всего американского бизнеса в стране Кальес добился законодательного прекращения линчеваний мексиканцев в США. Причем его не остановили ни угрозы, ни дипломатическое давление Вашингтона. Более того, он дал понять, что точно нанесет США такой удар по их позициям в регионе, что мало не покажется. Вашингтон, который в 1925 году с помощью уступок с трудом уговорил Мехико вывести войска из Никарагуа, где они поддерживали революционера Сандино, счёл более выгодным остановить линчевания. А то мало ли что ещё этот бешеный мексиканец учудит.
Так что ничего удивительного в том, что командированного в 1926 году из СССР в Мексику видного большевика Пястковского власти страны пытались поставить в определенные рамки. Но Москва в тот момент взяла курс на продвижение своих идей в регионе. А сам Пястковский быстро сколачивал в стране сторонников Союза, печатая разнообразную пропагандистскую литературу, включая газету «Эль Мачете» и организуя антиимпериалистические конгрессы. Кальесу пришлось вызвать большевика на ковер и сделать ему жесткое внушение, что он объявит его персоной нон грата, если тот не прекратит свои акции. Москве пришлось отозвать видного революционера, вместо этого прислав ещё более знаковую фигуру — Александру Коллонтай.
Новый советский посол сделала самое важное для отношений двух стран — завязала культурные контакты. При ней толпы мексиканских литераторов и художников, тот же Сикейрос, поедут в СССР и заинтересуются советской культурой. А в Москве у видных деятелей революционной интеллигенции проснется неподдельный интерес к Мексике. Он будет подпитываться ярким рассказом Маяковского о своей поездке туда в 1925 году.
Так что о Мексике Эйзенштейн знал не так уж и мало и воспринимал её очень романтически — в ней же произошла победоносная революция. Но от властей благожелательности добиться не получалось.
Например, новелла о «порфириато» вызвала нервную реакцию местного начальства. Её фабула, в которой один из друзей помещика насилует невесту пеона, а тот в ответ сжигает поместье и его казнят, давя ему голову под копытами коней, критиковали с позиций — «нельзя показывать, как мексиканцы убивают мексиканцев». Подход отражал официально внедряемый на всех уровнях местисо-национализм — мы все мексиканцы, не совсем индейцы и точно не испанцы, нам надо жить дружно, ибо на севере есть США — вечный источник угрозы.
В добавление к критике со стороны местных властей у съемочной группы кончались деньги. Провалились попытки занять серьёзные деньги у Амторга, официальной торговой структуры СССР в США. Они ссудили около 25 тысяч долларов. В Москве это не оценили, хотя заступником выступал сам Синклер, собрание сочинений которого собирались издавать в Союзе.
Сталин напишет писателю письмо, в котором заявит, что Эйзенштейн потерял доверие товарищей. Самому режиссеру напишут советские кинофункционеры с призывом срочно возвращаться на родину. А против функционеров Амторга резолюцию о наказании за финансирование фильма Эйзенштейна вместо исполнения прямых обязанностей прибыльно торговать с США примет сам ЦК! Дело в том, что Москва начала считать режиссера невозвращенцем. Отсюда такая нервная и жесткая реакция.
У самого Эйзенштейна дела в Мексике также шли не самым хорошим образом. Денег не было. Синклер требовал, в соответствии с контрактом, хоть какой-то материал. Режиссер даже успел переболеть местной лихорадкой.
«Гнетомый тропической лихорадкой и обуянный ужасными виденьями, я воззвал всей душою ко Святому Христу — Спасителю от яда, Кой избавил меня от страшного недуга, в знак чего жертвую этот образ, возблагодарив Бога. Сергей Эйзенштейн. Акапулько, 7 января 1931», это эксвото он посвятит своему выздоровлению.
Сняв более 75 тысяч метров материала, который ушел Синклеру, в 1931 году Эйзенштейн уехал на родину. Фильм «Да здравствует Мексика» так никогда и не был им смонтирован. Тем не менее Синклер и вкладчики отбили все деньги на его производство, смонтировав на основе снятого материала две картины, которые в 1930-х годах с успехом шли в Европе и США. Только во Франции их пять раз перезапускали в прокат.
По контракту с Синклером пленка должна была в итоге достаться СССР. Однако тому надо было отбивать свои вложения. Так что Москва сумела выкупить её только в конце 1970-х годов. В 1978 году Григорий Александров смонтировал из неё фильм, как пишут, в состоянии близком к замыслу автора. Какого-то серьезного впечатления он не произвел. Очередную попытку монтажа сделали в России в 1998 году — «Сергей Эйзенштейн. Мексиканская фантазия».
Фильм прошел незамеченным. Кино, которое сам Эйзенштейн считал одним из своих шедевров, кануло в Лету. Режиссер умер слишком рано и не смог завершить свой фильм.