31 мая 2009 года, 15 лет назад, народный артист СССР Вячеслав Невинный скончался от осложнений сахарного диабета. Ему было 75 лет. Зрители запомнили его по ролям в фильмах «Гараж», «Старый Новый год», «За спичками», «Гостья из будущего» и по спектаклям в МХТ им. Чехова. Обозреватель NEWS.ru и внучка артиста перед годовщиной его смерти поговорила со своим отцом и сыном Вячеслава Невинного, каким на самом деле человеком был Вячеслав Михайлович и как он боролся за жизнь.
«Вижу в себе отца»
— 31 мая ровно 15 лет, как не стало дедушки. За эти годы ты смог принять, что его больше нет?
— Папа так долго и мучительно уходил… С одной стороны, его кончина — трагедия для всей нашей семьи. Но с другой, это облегчение для него. Я никогда не сомневался, что он остался в моей памяти и во мне. Я отчетливо вижу в себе отца буквально в те моменты, когда стою на сцене или произношу какую-то реплику, делаю какой-то жест и прямо чувствую, что это папа. Такая генетическая преемственность.
— Тоже замечала, что ты действительно его как-то повторяешь. Был ли он для тебя примером в профессии? Старался ли ты запомнить, как дедушка разбирает сцену, строит персонажа?
Следите за развитием событий в нашем Телеграм-канале
— Наоборот, старался как можно меньше обращать внимание на игру папы и мамы. Мне всегда хотелось не так, как они. И поэтому, может быть, я очень пренебрежительно иногда относился к их советам. Я не хотел их ни копировать, ни повторять. А сейчас, когда смотрю какие-то записи и с собой, и с папой, вижу его жесты или мимику.
Для меня это было неожиданно. Я все время стремился к самостоятельности, а оно поперло помимо моей воли. Раньше, когда мне говорили о сходстве, я не верил. Тут вдруг смотрю и думаю: «Боже мой, как на отца-то похож».
— Как он отреагировал, когда ты сказал ему, что будешь артистом?
— Он всегда был очень осторожен и никогда ни к чему не призывал. Не было такого: «О, смотри у нас артист растет!» Никогда в жизни. Наоборот, говорил: «Учти, что это очень тяжелая, неблагодарная и такая суровая профессия, которая не имеет ничего общего с твоими представлениями. Успех, овации, цветы тоже присутствуют, но профессия совсем не про это».
Он повторял мне, что если можешь, занимайся другим. Но если выбрал театр, то потом не жалуйся. И вот этот завет я стараюсь выполнять.
«С папой было очень сложно ругаться»
— Он сам когда-нибудь жаловался на жизнь или на профессию?
— Только на уровне юмора. Это помогало ему выживать во все самые страшные моменты жизни, было таким спасательным кругом, на котором он плыл через невзгоды.
Бывало, конечно, что подходило время идти на спектакль, он смотрел на часы и говорил: «Опять идти». А потом: «Вот пришел в театр, никого нет. Только я один. Вот один играю за всех. Как же надоело. У меня сегодня спектакль. Как же не хочется». Но это все на уровне такой бытовой хохмы.
— Ворчал...
— Естественно, да. Как моряк говорит: «Ненавижу море». Но папа не мог жить без театра, который давал ему силы. И на пару часов папа снова становился здоровым, несмотря на все невзгоды.
Но жалоб от него я никогда не слышал. Только раз, копаясь в старых фотографиях, наткнулся на его дневники. Чужие личные записи читать нехорошо, но я все же заглянул. Он его вел еще до моего рождения. Тогда во МХАТе репетировали «Ревизора». Папа играл Хлестакова. Наверное, впервые в жизни я об этом говорю.
Там не было чего-то интимного: жалобы на атмосферу в театре, интриги и какие-то недоброжелательные действия со стороны других артистов, может быть, режиссеров. Он писал: «Неужели начинается то же самое, что было на предыдущем выпуске? Опять… Как мне это все надоело. Почему мне мешают делать роль? Как мне не везет».
Чувствовалось, что это такие жалобы художника на тех, кто мешает ему творить, специально портит нервы, отвлекает. Видно, что в это вмешивались люди, которых нельзя было послать к едрене фене.
— Дедушка мог на кого-то сильно обидеться и не разговаривать много лет?
— И обижался, и не разговаривал, и всех людей делил на тех, кто ему дорог и тех, кто ненавистен. Но всегда предпочитал неконфликтную ситуацию. Если же кто-то с ним вступал в конфликт, то его надо было жалеть. С папой было очень сложно ругаться.
Благодаря тому, что он считался острым на язык и наблюдательным и мог логически выстраивать разговор, быстро выводил любого на чистую воду. И всем было видно, что человек — дурак. Потому что умный не будет связываться с Невинным.
С какими играми Невинный сравнивал театр
— Вы не раз играли вместе в спектаклях. Каким он был партнером?
— На сцене не бывает пап и сыновей. Это другая профессия. Там все подчинено течению дела, как во время движения поезда. Играя на одной сцене с Вячеславом Михайловичем, ты вдруг понимал, насколько ты сам хороший артист. А к концу спектакля думал, что вырос как художник, и просто упивался собственным талантом. И даже в голову не приходило, что это зависит не только от тебя.
Потом выходишь в другом спектакле, где Вячеслава Михайловича нет, и азарт, эйфория, вдохновение пропадают.
Вячеслав Михайлович любил повторять: «Какая дача, такая и отдача». Он обрабатывал твои слабенькие, наивные подачи и возвращал их с гигантской отдачей. И тогда ты становился героем. Вот что значит играть вместе с великим артистом на сцене.
— Удивительно, что артист такой величины позволял тебе выглядеть лучше него.
— Вячеслав Михайлович обожал спорт и считал футбол величайшей игрой. А на второе место ставил хоккей. Он все время сравнивал театр и спорт, говорил, что между ними много общего. И то и другое называется игра. И то и другое надо играть коллективно, то есть командой.
Он часто приводил замечательный пример с суперсерией сборной СССР по хоккею против Канады. Тогда первая встреча зарубежных профессионалов и советских любителей стала гораздо большим событием, чем просто серия статусных международных матчей.
Папа, естественно, все время был у телевизора, не пропускал ни одной секунды. Он тоже восклицал, что, мол, рвань, нищета, голытьба поехали и этих богатых профессионалов как детей сделали. Почему? Потому что, как и на сцене, знатоков старой школы заботило прежде всего отношение и мысли партнера.
И когда наша сборная приехала в Канаду, то столкнулась с командой величайших профессионалов, где каждый играл сам по себе. Им противопоставили партнерскую игру, где шайба практически ни на секунду не задерживалась на клюшке и тут же передавалось другому. Они продемонстрировали тот самый метод, увиденный и записанный Станиславским — игры ансамбля на сцене, когда все вместе двигают действие вперед. Это оказалось гораздо эффективнее, чем индивидуальная игра.
По каким ролям запомнили Невинного
— Как Вячеслав Михайлович относился к известности?
— Когда был помоложе, думаю, ему это необыкновенно льстило. Поначалу, конечно, ходил, задрав нос. Но это быстро прошло. Людям порой трудно объяснить, что артист и персонаж, которого он играл, это разное. Герои быстро становятся родными, и между зрителями и актерами будто стирается грань дозволенного.
Вот, например, Невинный, который играл в «Старом Новом годе» такого же работягу с завода, как и я (любой гражданин. — NEWS.ru). Мы вообще братья, поэтому можно подойти, обнять. Что же тут странного?
Папу такое никогда не радовало. До снобизма и раздражения, конечно, не доходило. Он все прекрасно понимал и старался обращать в юмор. Например, мы шли с ним однажды к Дому кино. Тогда это было единственное место в Советском Союзе, где можно было увидеть фестивальные иностранные фильмы. Иногда мне везло, и папа брал меня с собой.
Идем мы по Васильевской улице пешком, и вдруг он хлопает себя по пиджаку, по карманам и говорит: «О, смотри-ка, ничего не взял с собой, вообще ничего». Я говорю: «В смысле ничего, документы?» «Вообще никакие: ни паспорт, ни удостоверение члена Союза кинематографистов. Придется лицом играть». А в Доме кино был специальный показ для работников Комитета государственной безопасности. Им привезли посмотреть только что вышедший американский фильм «Братья Блюз». И, естественно, попасть туда было невозможно.
Вячеслав Михайлович подошел к центральному входу, где стоял пожилой человек в штатском, который широко раскрыл глаза, замотал головой, расставил ручки и закричал: «У нас ничего нет! У нас сегодня для вас ничего нет!»
Тогда папа взял аккуратненько мужичка за плечо и, отодвигая, громко произнес: «А я у вас ничего и не прошу». И прошел дальше. И человечек как-то так все понял, ретировался и все. Фильм оказался на редкость хороший.
— По какой роли его чаще всего узнавали: Себейкин из фильма «Старый Новый год» или Весельчак У из «Гостьи из будущего»?
— Чаще всего Весельчак У. Вообще у меня такое ощущение, что целое поколение выросло на этой космической саге. И получается, когда люди вспоминают свое детство, то вспоминают и Невинного. Это прекрасно.
«Папу всегда возмущало, когда родители били детей»
— Как он вообще ладил с детьми?
— Папа называл это «моя дьяволиада». Он общался с детьми на их языке, и они сразу в нем растворялись. Был такой случай: папа сидел в парке, а рядом играл ребенок. Его мама отвлеклась и не смотрела за сыном. А мальчику скучно, делать нечего, поэтому сидит и плюется все время. Тьфу, тьфу! А плюется рядом с папой. Он ему и говорит: «Ты, старик, неправильно плюешься. Ты же фонтан! Видел, как они бьют? Фонтаны бьют наверх. Поэтому надо плеваться, задрав лицо к небу. Ты плюешь и чувствуешь, как вода орошает тебя, и становится не так жарко. Понимаешь? Попробуй!»
Мальчик стал плеваться, как ему сказал папа. И это продолжалось, пока действо не увидела мама. Ребенку, конечно, досталось. Она еще одела его во все новое и чистое. Сразу стала бить по попе… Мальчик-то сразу стал искать спасения в папиных глазах. А он что? Он ничего. Вот и говорил: «Моя дьяволиада такая».
— И как дедушка отреагировал на ее шлепки?
— Папу всегда возмущало, когда родители били детей. Но в советское время считалось абсолютно нормальным, когда взрослая тетка со всей силы лупит по попке маленького человека. Это всегда его раздражало.
«Мама была для него единственной женщиной»
— Правда ли, что дедушка ничего не мог и не делал по хозяйству?
— Конечно неправда. Мог он все. И у него была тульская закалка. Папа мотался по общежитиям, по съемным квартирам, выкручивался без денег. Был момент, когда ему было негде жить, и он ютился у своего мастера курса. Поэтому всякие хозяйственные неурядицы не вызывали у него сложностей. Просто потом неохота было.
Он работал в театре. Ему нравилось отдыхать, лежать, ничего не делать. Это мама еще занималась ремонтами, стройкой, сменой жилья. А насчет готовки — никто в доме никогда не умел ничего готовить. Но Вячеслав Михайлович действительно в этом преуспел.
Он говорил: «Я люблю готовить. Главное, быстро». Он знал много разнообразных и довольно сложных блюд еще со времен войны. Любимым были драники, или, как он это называл, «тируны».
— У них с бабушкой сложился идеальный брак. Для нее — со второй попытки, для него — с первой. Как думаешь, в чем был секрет их отношений?
— В те годы было несколько другое представление о жизни и семье: было принято, например, начать служить в театре после окончания института и умереть на его сцене через 60–70 лет.
Такой самурайской подход к искусству и, следовательно, к семье. Что бы ни было и как бы там ни произошло. Ни разу папа не ушел из театра и не перешел ни в какой другой. И мама была для него единственной женщиной. Получается, секрет в таком заповедном отношении, необыкновенном таланте и бесконечном терпении, даже когда кажется, что гири до полу.
«Папе главное было ходить, чтобы не в коляске ездить»
— Как ты воспринял его болезнь?
— Для меня этот диагноз [сахарный диабет] ничего не значил. На самом деле, я сначала подумал, что это какая-то аллергия на сладкое. Я вообще не понимал, думал: не умирают же от него. Мне казалось, что все пройдет. Но не прошло. Болезнь преследовала его практически всю жизнь.
Сахарный диабет — это одно, пародонтоз — совсем другое. И то, что ноги его переставали слушаться, могли отказывать, вот это была большая проблема. Папу предупредили, что он может вообще потерять способность передвигаться. И единственная возможность вылечиться — пить всякие гормональные лекарства. Он знал, что поправится, но говорил: «Пускай буду толстый, какой угодно, лишь бы ходил».
— Его не удручало, что он изменится?
— Папе главное было ходить, чтобы не в коляске ездить. Это не то, что он так много ел, что заработал себе диабет и превратился в шарик. Просто не было другого выхода.
Действительно было страшно, когда он упал в открытый люк на сцене с дикой высоты и весь переломался. Тогда стоял вопрос о жизни и смерти. Хирург в «Склифе» сотворил чудо и вытянул папу с того света. За это, конечно, ему низкий поклон.
Приходилось стоять рядом, держать за руку переломанного человека, который кричит рядом с тобой, хоть и на обезболивающих, но стонет, потому что это невыносимо. У него были переломы 12 ребер и разрыв легкого. Это были страшные моменты.
— Ты помнишь свои эмоции, когда ему ампутировали обе ноги?
— Да, это был второй страшный момент. Надо было зайти к нему в палату, а я не знал, как себя вести. Вот сейчас войду и увижу его без ног, что делать и что говорить. «О, хорошо выглядишь» — это глупо. «Ничего не болит?» — тоже тупость какая-то. «Как дела, как здоровье?» — и так ерунда. Как ни поверни — все не то. А просто стоять и грустно смотреть тоже не могу.
У меня тряслись руки, меня всего трясло перед этой дверью. Постучал, вошел. Он сразу: «Ну чего так долго-то? Во-первых, я уже сижу. Видите? А во–вторых, хочу вам показать. Смотрите».
Начал культи перекладывать нога на ногу и говорит: «Я теперь так умею и вот так умею». Потом приподнялся на руках, сел боком и сказал: «Ну как, здорово? А теперь рассказывайте, как у вас дела». И так мгновенно снял все напряжение. Потому что по ту сторону двери он думал то же самое, что и мы.
— Думаешь, это была такая защита, чтобы не показаться слабым?
— Он взял на себя все. И за нас, и за себя. Опять-таки партнер важнее. Вот придут сейчас сынок и невестка, встанут, увидят меня и начнут плакать. Потому что им сказать нечего типа «Папа, крепись». Это будет ерунда, какая-то жалость. А я отвечу: «Если б вы знали, дети, что я пережил». Это тоже какая-то пошлость или мелодрама.
Поэтому он понял, как надо сделать. Все взял на себя. Всех прикрыл. Всем сразу стало легко, свободно, шутливо. Внимание к партнеру важнее, чем собственное переживание.
Читайте также:
«Невозможно смотреть»: Шукшина разнесла фильмы Гайдая и Рязанова
«Его все обожали»: каким запомнят Ширвиндта коллеги и друзья
Уход из «Современника», критика СВО, травля: как живет Лия Ахеджакова