Всемирный климатический саммит в шотландском Глазго задумывали как прорыв не только в «онлайновой ковидной дипломатии» (он собрался вживую, приехали аж 25 тысяч гостей), но и в борьбе против глобального изменения климата. Однако мало кто решится за предстоящие две недели выдать главный рецепт сохранения экологии планеты. Если вообще решится.
Конференция в верхах в Глазго уже 26-е мероприятие такого уровня под эгидой ООН за последние 30 лет (официальное название — 26-я Конференция сторон — СОР26 Рамочного соглашения ООН по изменению климата) и самое масштабное мероприятие со времён Парижского саммита 2015 года. Тогда заключили соглашение, согласно которому все страны согласились снижать выбросы парниковых газов, чтобы не допустить роста глобальной температуры выше, чем на два градуса, а ещё лучше — на 1,5 градуса по сравнению с доиндустриальным уровнем конца прошлого века. Одни страны (Европа прежде всего) взяли на себя «повышенные обязательства прийти к «углеродно-нейтральной» экономике к середине века или даже раньше. Другие (среди них Россия, четвёртая страна по размерам выбросов, Китай, на долю которого приходится вообще почти треть всех выбросов, и Саудовская Аравия, которая тоже в первой десятке, поставили планку на 2060 год).
Однако за истёкшие шесть лет стало ясно, что достижение поставленных целей практически неосуществимо, поскольку требует сокращения парниковых выбросов вдвое уже к 2030 году, чтобы затем достичь нулевого уровня к 2050 году. Признавать эту очевидность, судя по всему, мировые лидеры не готовы. Парижское соглашение притом ставило гораздо менее амбициозную задачу, при которой к 2030 году общий объём выбросов останется практически неизменным, а затем снизится лишь незначительно. Так что даже самое скрупулёзное выполнение этого документа не решит проблемы, и рост температуры превысит «пороговые» два градуса. «Декарбонизция» (сокращение выбросов СО2, главного парникового газа) идёт ни шатко ни валко. Ископаемые источники энергии по-прежнему доминируют, давая 84% всей потребляемой мировой экономикой (Путин на днях заявил, что «неуглеродная» энергетика составляет в нашей стране 40%, но с учётом газа — уже 84%).
Для перевода мировой экономики полностью на возобновляемые источники в ближайшие десятилетия потребуются инвестиции на $100–300 трлн, но откуда они возьмутся? Только на субсидии и налоговые стимулы с целью стимулирования природоохранных технологий в мировом масштабе требуется $4–6 трлн в год. Однако ежегодные общемировые природоохранные усилия оцениваются сегодня не более чем в $68 млрд. Это в два с половиной раза меньше, чем объём бизнеса компьютерных игр. На только что прошедшем саммите G20 в Риме была достигнута договорённость «мобилизовать» не менее $100 млрд в год богатыми странами на помощь бедным в борьбе с климатическими изменениями. Эта цифра выглядит нереалистичной. В российском бюджете, во всяком случае, на такую «пользу бедным» не предусмотрено ни рубля.
При умеренно оптимистичном сценарии, учитывая, что средняя температура на Земле уже выросла на 1,1 градуса за столетие, даже при достижении плато по выбросам до середины века нельзя будет предотвратить роста средней температуры на планете на примерно три градуса к концу столетия. Если же пойдёт так, как есть сейчас, то на все четыре градуса. Даже обновлённые к COP26 обязательства стран — подписантов Парижского соглашения по сокращению выбросов дадут лишь 15% от необходимого их снижения и не предотвратят повышения глобальной температуры уже на 2,7 градуса.
Самая главная страна-загрязнитель — Китай, чья энергетика преимущественно построена на угле, отнюдь не торопится брать на себя повышенные климатические обязательства. До 2030 года его выбросы будут только расти, «углеродную нейтральность» Пекин обещает лишь к 2060 году, увеличив долю неископаемых источников энергии с 20% лишь до 25%. Такое поведение крупнейшего источника выбросов парниковых газов не предотвратит потепления как раз на «критические» три градуса.
Так вот, повышение земной температуры на три градуса считается «точкой невозврата» для катастрофических изменений. Ускорится, в частности, выброс другого парникового газа, метана, в результате таяния вечной мерзлоты. И это станет уже «обвалом» для земной атмосферы. Не случайно в России, значительную площадь которой занимает как раз вечная мерзлота, как заметил Путин, выступая перед саммитом G20 в Риме, глобальное потепление чувствуется сильнее, чем в среднем на Земле, — у нас средняя температура повысилась на 2,5 градуса, отсюда — участившиеся климатические эксцессы во всех регионах, от Сочи до Сибири.
А самая большая «засада» состоит в том, что переход к зелёной энергетике будет стоить не только огромных денег, но и резкого увеличения энергозатрат — хотя бы на полное технологическое перевооружение. Да и сама такая энергетика имеет свои уязвимости. Нынешний энергетический кризис в Европе это уже показал: безветренная погода, например, стала одной из причин (хотя не единственной) нехватки электроэнергии. Это, в свою очередь, взвинтило цены на газ. И даже пошли разговоры, что с сокращением углегенерации поторопились. Прошлая зима на юге США с небывалыми морозами также показала уязвимые места «возобновляемой» энергетики — она не справилась с объёмами поставок, а ветряки попросту замерзли. Помимо этого, например, в солнечной энергетике (которая к тому же зависит от количества солнечных дней и для холодных стран не годится) для изготовления солнечных батарей используются токсичные и взрывоопасные компоненты. С проблемой их утилизации человечество ещё, по сути, не столкнулось. Производство аккумуляторов потребует резкого увеличения добычи лития, которая тоже весьма неэкологична. Нынешние технологии таковы, что после исчерпания месторождения остаётся непригодная ни для чего земля и отравленные подземные воды. Между тем возрастание спроса только на «экологически чистые» электромобили уже к 2030 году приведёт к росту спроса на литий на 70%, что превзойдёт все его разведанные запасы на Земле. А есть ещё телевизоры, смартфоны, компьютеры, где требуется литий и другие редкоземельные металлы.
Пока электроэнергия, произведённая такими традиционным способами, как на угле или газогенерации, обходится дешевле примерно на треть, чем применение ветряных станций, и почти в два раза дешевле, чем солнечных фотоэнергетических станций. Так что вопрос о рентабельности продукции, производимой с помощью зелёной энергетики, становится риторическим. Когда говорят о той же солнечной энергетике, то одни представляют огромные поля, уставленные солнечными панелями, а другие — крышу дома, покрытого ими, и живущего по принципу самообеспечения. Однако для того чтобы запитать, скажем, металлургический комбинат таким способом, надо покрыть солнечными панелями целую область. И больше эту землю ни под что не использовать. Также для того чтобы переоснастить энергетику под «зелёные стандарты», надо будет для начала добыть и использовать огромное количество редкоземельных металлов, что, в свою очередь, потребует резкого, в разы, увеличения энергозатрат.
На протяжении последних 30 лет, когда человечество всерьёз поставило задачу борьбы с изменениями климата, энергоёмкость мирового ВВП действительно снизилась в среднем в полтора раза (в России с этим пошло не очень хорошо, энергоёмкость нашего ВВП сейчас на 40% выше среднемирового), однако общий объём выбросов не уменьшился совсем. Почему? Да потому что росло потребление. Люди стали лучше жить, лучше одеваться и больше есть. Вот такой простой ответ. И пока эта, с позволения сказать, парадигма не будет сломана, то вся борьба «за климат» обречена на поражение.
«Зелёный энергопереход» при нынешнем уровне потребления получается слишком дорогим и слишком длинным, чтобы остановить необратимые процессы. А традиционная энергетика, идя навстречу всё возрастающим потребностям жителей Земли (при том что рост населения не остановится как минимум до второй половины века), угробит климат навсегда уже в этом столетии. Впрочем, если заставить людей заплатить полную цену за тот самый энергопереход, то потребление снизится само собой. Причём резко. Но это вопрос уже политический. Бедные страны просят в этой связи «послабления»: мол, мы ещё не доразвились до нужного уровня, нам нельзя ставить задачу по сокращению выбросов, аналогичную богатым странам. Более того, нам надо помогать и перестраивать свою энергетику и смягчать негативные климатические последствия. На недавнем саммите G20 в Риме вроде договорились «мобилизовать» в год до $100 млрд на эти цели. Однако верится в такой альтруизм с большим трудом.
Пока что весь мир ориентируется — даже те страны, кому это не по карману и не по экономике — на условно американскую/западную модель потребления. Которая тиражируется и пропагандируется на вселенском уровне, в том числе с помощью кинематографа, СМИ, масскульта. Так что это за модель в некоторых деталях? Приглядимся.
Скажем, средний американец имеет 19 пар обуви, 27 пар — женщина и 12 пар — мужчина. 85% американок имеют в своём гардеробе обувь, которую вообще ни разу не надевали. Россияне, несмотря на холодный климат, выглядят куда «бережливее (на самом деле, беднее) американцев: почти у половины наших сограждан, согласно некоторым исследованиям, есть лишь по две пары зимней обуви, которые они носят регулярно, а у 27% есть только одна пара, у 18% — три пары, четыре и больше — менее чем у 10%. С летней обувью примерно так же. И вообще две трети наших сограждан покупают новую обувь лишь тогда, когда износится старая.
А вот три четверти американок имеют в своём гардеробе от 75 до более 100 предметов одежды, в том числе от пяти до более десятка пар джинсов и ещё более десятка пар других брюк, более 30 блузок. Однако 80% времени люди носят «любимые» 20%, а остальное «тряпьё» пылится в шкафах и рассматривается как «негодное». На производство всего этого барахла ушли миллиарды рабочих часов, несметное количество энергии и материалов.
Также каждый день средняя американская семья выбрасывает на помойку минимум полкило еды, в год страна «недоедает» 103 млн тонн, продуктовые отбросы составляют 30–40% всего потребляемого продовольствия в США. Между тем сельское хозяйство — один из важных производителей парниковых газов, в частности метана (его выделяет навоз от домашнего скота). Помимо лишней еды (которая становится всё доступнее) производится — с затратами энергии и материалов — огромное количество мусора (упаковка и прочее).
Даже среднестатистический россиянин производит в год около двух кубометров мусора — примерно 400 кг, или около 1,1 кг в день (более 60 млн тонн на всех в год), что в несколько раз ниже американского показателя, но выше среднего показателя на Земле (один килограмм в сутки) .Однако нам далеко до бедной страны Лесото, житель которой производит лишь 100 грамм (!) мусора в день.
Зато по «обороту» смартфонов мы приближаемся к американскому уровню. Собственно, сама политика производителей таких гаджетов направлена на их постоянное обновление, некоторые даже делают специальные «закладки», которые приводят в негодность аккумулятор через определённое время, и пользователь вынужден менять аппарат, поскольку чинить невыгодно. В США в среднем люди меняют смартфон один раз в 2,75 года. В России срок службы смартфона побольше — 4,5 года, однако надо учитывать, что за это время аппарат может сменить одного-двух владельцев (в среднем 2,4 пользователя), поскольку вторичный рынок смартфонов довольно развит, люди выставляют на продажу аппараты уже через год после покупки, меня на новый, более «крутой», разумеется. Так что средний срок пользования смартфоном одним россиянином составляет даже меньше американского показателя. Кто-нибудь помнит, сколько раз семья меняла телефонный аппарат в эпоху, когда не было никаких мобильников?
Срок службы телевизоров побольше, но и он рассчитан, как правило, на семь-восемь лет, или 30–60 тысяч часов. Потом ТВ дешевле выбросить, чем чинить. Появляются всё более «навороченные» аппараты. Не обходится без моды на «демонстративное потребление», конечно, что есть расточительство. Те же американцы меняют телевизоры в среднем раз в 4,9 года. Аналогичный срок и для лэптопов. Потом вся эта коллекция в том числе драгоценных и редкоземельных металлов, идёт на помойку.
Стиральные машины служат подольше, однако, учитывая весьма ограниченный потенциал их потребительских качеств (ну разве что ещё начнут напевать что-то во время стирки), они могли бы служить, как в старые добрые времена, лет 20–25 одной семье. Однако в США они служат в среднем не более 10 лет. У нас чуть дольше, но тоже не 25 лет, поскольку большинство моделей на такой срок и не рассчитаны, а рассчитаны на то, чтобы вы меняли свои бытовые приборы как можно чаще, загружая работой китайскую «всемирную фабрику» и делая Китай главным загрязнителем атмосферы.
А сколь долговечны нынче машины? Современные технологии опять же позволяют делать их достаточно долговечными. Однако некоторые считают необходимым продавать авто уже через три года (политика страховых компаний тоже тому потворствует, делая невыгодной страховку старых машин). Средний возраст автомобилей в Америке — 11,8 года, Россия отстала (или обогнала?) от Америки несильно: у нас средний возраст машин 13,6 года.
Ну и, наконец, самое ценное — дети. Люди старшего поколения могут рассказать, сколько в их детстве было игрушек. Уж точно менее 10. Да и психологи говорят, что иметь ребёнку более пяти — семи игрушек просто вредно для психики, это как минимум способствует рассеянности внимания. У нас, к сожалению, нет подсчётов числа игрушек у российских детей. Однако это число можно выразить, как правило, словом «куча». В США среднестатистическое дитя имеет от 70 до 100 игрушек, а некоторые — до 200. Всё это ресурсы, материалы, рабочее время, потребляемая энергия.
Так что единственный на сегодня реалистичный рецепт сокращения вредных выбросов в атмосферу ради сохранения климата — это резкое сокращение потребления развитыми странами и его замораживание странами, которые развитыми стать не успели. И уже не станут. Однако какой публичный политик осмелится вслух произнести: граждане, давайте жить скромнее, давайте снизим наши потребности и желания, иначе наши потомки (уже во втором-третьем поколении) не смогут жить на нашей планете? Пока таких политиков не видно, одна не вполне адекватная Грета Тунберг, и та своим поведением выдаёт лукавство своей же позиции, поскольку благами цивилизации пользуется обильно. Политиков таких нет, поскольку никто не хочет услышать в ответ от своих граждан (с перспективой тут же провалиться на выборах): да нам наплевать, собственно, на будущие поколения, живём мы здесь и сейчас, а потом хоть трава не расти. В буквальном смысле так и будет.