Такой реакции на решение советских властей о повышении цен на мясо никто не ожидал. По всему СССР спецслужбы и местные парторганизации фиксировали резко отрицательную реакцию на эту меру властей. В ряде мест даже были слышны призывы к государственному перевороту. Разгорался настоящий политический кризис, к которому советская система не была готова. Авторитет генерального секретаря КПСС Никиты Хрущева покатилась под откос. Но головы ему стоило не само это решение, а волнения в городе Новочеркасске, которые привели к их силовому подавлению, во время которых власти убили 22 человека.
Без вождя у руля
К XX съезду КПСС СССР подошел в весьма неважном состоянии. Вопреки всем мифам товарищ Сталин оставил своим наследникам абсолютно непредсказуемую экономику. Перспективное планирование на 10–15 лет вперед не велось от слова совсем. Выполнение пятого пятилетнего плана было провалено. Отсутствовали даже контрольные задания на пятилетку.
Диспропорции между тяжелой промышленностью и производством товаров народного потребления были огромным. Складывалось ощущение, что страна живет только бетоном и сталью, а что там есть рядовой советский гражданин — не очень-то и важно. Спасал только народный энтузиазм — всё-таки страшнейшую и тяжелейшую войну в истории СССР выиграл. Помимо этого, власти проводили ежегодные снижения цен на товары повседневного потребления, что облегчало положение советского населения, которое массово проживало в весьма убогих условиях и работало по шесть дней в неделю.
Поэтому первое, чем решило заняться советское руководство, это реформой Госплана в 1955 году. Тем более что это облегчало борьбу за власть для генерального секретаря Никиты Хрущева, который расставлял на руководящих экономических постах своих людей. Первая реформа ничего не решила, поэтому до 1964 года Госплан преобразовывали ещё семь раз. Что не вносило порядка в управление советской экономикой.
Но это было только начало. При ревизии «культа личности», который очень удачно разоблачили на XX съезде в 1956 году, внезапно обнаружилось, что советской власти-то в СССР и нет. То есть номинально, конечно же, всевозможные советы трудящихся депутатов присутствовали по всей властной вертикали — от Верховного Совета и до поселковых. Однако серьёзной властью они не обладали. Коммунистическая партия целиком и полностью сосредоточила в своих руках власть на местах.
Ну хоть какую-то власть — Советам
Было решено немедленно исправить такое упущение и привлечь граждан к управлению, хотя бы на низовом уровне. Реформы Советов начались в 1957 году и шли не переставая аж до 1971 года. Тут можно сказать, что «хрущевское время» пережило само себя и даже немного продолжилось в первую половину правления следующего генсека, Леонида Брежнева.
В первую очередь местные Советы должны были отвечать за состояние социальной, жилой и объектов культурной инфраструктуры на вверенной им территории. Помимо этого, депутатам вменили в обязательном порядке «учитывать настроения и пожелания трудящихся». Прежние оправдания вида «происки мирового империализма не дали нам сдать детский сад к сроку» или «мы готовили отчетный отчет по отчетному поручению отчетного комитета к отчетной конференции домового комитета парторганизации» так же было решено не принимать во внимание. Однако разграничение полномочий между Советами и партией оставалось слишком размытым. За партией всё равно оставалось последнее слово, и её организации играли первую скрипку в Советах. Так что неважно, что там решали на местах, важнее было то, что решала партийная иерархия уровнем выше.
Это приводило к размыванию полномочий и постоянным столкновениям между Советами и партией. Получалось так, что без нажима на партийные организации со стороны членов компартии в Советах не возможно было провести какие-либо серьёзные преобразования. Из-за этого хозяйственные функции Советов дублировались на уровне партийных комитетов, бардак и волокита увеличивались и у любых проблем — от строительства комбинатов до заливки асфальта на дороге в ближайший магазин, оказывалось по два, три и более ответственных лица.
Бардак и волокита оказались единственным путем выхода из сталинской диктатуры. А это не увеличивало популярности советской власти. И самое главное, не решало важнейшие вопросы благополучия советских граждан: что им есть и где им жить.
Хлеб всему голова
Всё время существования советской власти, сельское хозяйство было его бичом. В Москве, Ленинграде, республиканских столицах, закрытых городах, части научных и промышленных центров с продовольствием обычно проблем не было. Но это касалось в лучшем случае 40% населения СССР. Во всех же остальных регионах второй сверхдержавы дефицит, отсутствие нужных продовольственных и промышленных товаров, многочасовые очереди стали обыденностью гражданской жизни. И отсчет этого пошел как раз с «хрущевских времен».
Впрочем, не стоит думать, что новый генсек-антисталинист погубил идеально работающую сельскую экономику. Совсем нет, в 1950-х годах население вне крупных центров жило в буквальной нищете. От голода горожане, и в первую очередь рабочие, спасались огородничеством. Например, в Нижнем Поволжье в 1950-е годы их число росло по 15–20% за три-четыре года: в Сталинграде и области с 85 тысяч в 1951-м до 110 тысяч в 1954 году, в Саратове с 51 тысяч в 1952-м до 56 тысяч в 1953 году.
В целях спасения городского населения от голода начались сразу же несколько кампаний. Тут и распашка целинных земель в Казахстане и на юге России (закончилось катастрофой), тут и внедрение кукурузы (так же закончилось катастрофой), тут и попытки повышения продуктивности колхозов. В последнем случае советская власть решила нанести финансовый и налоговый удар по личным приусадебным хозяйствам (ЛПХ) колхозников, которые в 1950-е годы давали 50–80% всей продукции! Общие колхозные участки — только 20%, по справке советских экономистов.
Всё сложилось удачно, ЛПХ начали хиреть. Однако внезапно так получилось, что с усилением давления на колхозников с рынков начало массово исчезать продовольствие! Недостаток продукции в потребительском обороте по областям юга РСФСР ежегодно исчислялся сотнями тысяч и миллионами тонн. Население начинало привыкать к дефициту, который к 1961 году начал приобретать устойчивый характер. Увеличились и поездки в другие города за продовольствием и товарами первой необходимости. Что вносило ещё больше бардака в планирование и приводило к отчаянной борьбе между областным начальством и центром за распределение товаров и продовольствия.
Дефицит и лоббирование в привели к постоянным хищениям в системе советской торговли. Да, продажа из-под полы и спекулянтам, обвешивание и вынос товара «нужным людям» — это также достижения именно «хрущевского времени». Советская Фемида просто не поспевала за инновациями в криминальной области. Всё это происходило на фоне управленческого бардака, недостатка общественного контроля и милицейских кадров для пресечения преступлений в области торговли.
Последствия не заставили себя ждать. Многие области СССР, и особенно РСФСР, столкнулись с перебоями хлебных и продовольственных поставок, как это было в 1960-х в Новгороде. Для большинства партийных органов это было в новинку, но что ещё больше осложняло их положение — это недовольство населения, которое требовало навести порядок в области торговли.
Однако советские органы и партия оказались тут не на высоте. С одной стороны, потому что сами прибегали к серым каналам снабжения в торговле. С другой, они просто не знали, как победить эту напасть. Не спасали даже крупные совхозные хозяйства, которые заводили рядом с городами для их снабжения. Так как в первые пять — семь лет они работали как планировались, но потом почему-то всё опять сползало к спекуляциям, мошенническим схемам, воровству и затовариванию на складах, откуда продукция часто воровалась персоналом.
Южный город перед взрывом
И вот в таких вот прекрасных условиях Новочеркасск, когда-то столица области войска Донского, встретил 1962 год. Город в 1930-х годах пережил волну индустриализации, когда рядом с ним был построен паровозостроительный завод. После войны завод увеличился в размерах, а рабочий поселок рядом с ним стал новым городским районом.
Надо отметить, что на бумаге экономическая деятельность завода выглядела прекрасно. Он был одним из самых крупных предприятий своей сферы не только в Союзе, но и в Европе. Его продукция (ВЛ8, ВЛ60, ВЛ61 и промышленные электровозы) экспортировалась в 40 стран мира — превосходный результат.
Но вот организация производства на заводе оставляла желать лучшего. Как подчеркивали партийные и цеховые конференции в 1961 году, несмотря на планы механизации и автоматизации в цехах абсолютно доминировал ручной труд — его доля доходила до 80%. Из-за этого рос травматизм. В 1961 году травмы средней и тяжелой тяжести получили более 400 рабочих завода — огромные показатели, если вспомнить, что на заводе работало 12 тысяч человек.
Медицинская помощь была налажена отвратительно. Заводские депутаты от Советов постоянно жаловались на это, а также на постоянное хамство и черствость со стороны медперсонала. Доходило до того, что заводская больница отказывалась обслуживать рабочих, если они, даже будучи приписанными к ней, жили в других районах городах. Людям приходилось доезжать до заводского района, где их подбирала скорая. Мог ли больной добраться или нет, это заводских врачей ничуть не колебало.
Гигиеническое состояние цехов также было отвратным, что и зафиксировало решение Новочеркасского горкома в январе 1961 года. В среднем на одну-две тысячи рабочих существовал один туалет, а у женщин-работниц, например, душевые и раздевалки существовали в разных концах цеха. К тому же питание в столовых было ужасным — сказывалось постоянное воровство продуктов, обвес и пренебрежение рецептурой.
Заводское начальство отдало под козырек и обещало всё исправить. И, конечно же, успешно всё провалило. На директора завода Бориса Курочкина все годы его управления предприятием жалобы шли нескончаемым потоком. Больше всего было недовольство руководством профсоюзов, депутаты и просто рабочие жаловались на хамство, манкирование своими обязанностями (начальники цехов могли по три дня дожидаться встречи по серьёзному вопросу) и плохое руководство заводом.
Доставалось товарищу Курочкину и за зарплату, которая на заводе составляла в среднем 100 рублей, и за провальную жилищную политику предприятия. В среднем оно строило по 200 квартир в год, в то время как в 1962 году в очереди на квартиру стояло 1700 рабочих.
Так как снимать жилье было дорого — на него уходило до 35% зарплаты,— работники предприятия уходили в частное предпринимательство. Например, на выделенных участках земли строили для себя глинобитные времянки и саманные дома, а после продавали другим рабочим. Формально, это было запрещено, но Советы на местах закрывали на это глаза — жить-то людям где-то надо было.
Из-за этого текучка рабочей силы на предприятии доходила до 25–30% персонала в год — три-четыре тысячи. Оставшиеся рабочие, в условиях низкой зарплаты, отсутствии жилищных удобств и культурных развлечений, всё чаще уходили в алкоголизм и религию.
Баптисты и пятидесятники нашли подход к рабочим предприятия, так что к 1962 году несколько сот рабочих подпало под влияние религиозных гуру. Всё лучше, чем просто водку глушить. Другое дело, что парткомы на заводе смотрели на эту ересь с прищуром инквизитора-доминиканца, увидевшего перед собой ведьму. В итоге власти на местах устроили очередную антирелигиозную кампанию, решив ликвидировать следствие, а не причину рабочего мракобесия. Ряд сектанских лидеров были обвинены в пособничестве «проискам мирового империализма» и отъехали на зону на пять лет.
И вот когда власти на местах казалось, что всё успокоилось, на заводе бахнуло.
Бахнуло
В 1970 году основоположник рэпа и хип-хопа Гил Скотт-Герон написал свою нетленку «Беленькие на Луне». Её слова, например, «Горячей воды нет, унитазов и света тоже, но белые на Луне», рабочие паровозостроительного завода могли легко спеть сами. Жратвы не было, жить было негде, из культурных досугов только водка и религия, за которую посадят. Зато в 1962 году партия принимает на очередному пленуме программу построения коммунизма в стране в ближайшие 20 лет. И Гагарин первый в космос полетел.
31 марта советская власть принимает решение упорядочить бардак в сельском хозяйстве — повысить закупочные цены у колхозников с одновременным повышением цен на мясо в розничной торговле на 30%. Об этом рабочим завода было объявлено утром 1 июня, так же как и о том, что на 30% снижаются расценки на произведенную продукцию. Получалось, что и без того нищенская зарплата уменьшалась на 60%.
Почему-то рабочие такого финта ушами не оценили. Формовщики сталелитейного цеха начали обсуждать повышение цен. Может, всё и закончилось ничем, но тут в разговор вмешался один из высоких партийных начальников ростовского обкома КПСС Николай Бузаев. Его объяснение, почему денег нет, но план выполнять надо, раззадорил рабочих. Тут вмешался начальник цеха, предложивший уже начинать работу, чем окончательно сорвал ситуацию в кризис. Рабочие объявили забастовку и потребовали повысить зарплату.
И тут директор Курочкин, которого вызвали из-за ЧП в цехе, в очередной раз проявил свою хамоватую натуру. «Не хватает денег на мясо и колбасу — ешьте пирожки с ливером», — вот такого унижения рабочие уже не стерпели. Курочкин с трудом унес ноги. Странно, что его не убили прямо на месте — времена всё-таки стояли суровые, война закончилась не так уж и давно.
После этого забастовка начала развиваться буквально по дореволюционному шаблону. Что не является чем-то неожиданным, если вспомнить, что о стачках эпохи самодержавия большинство рабочих читало уже в школьных учебниках, а также по популяризации рабочих волнений в популярной литературе, кино и изобразительном искусстве.
Рабочие ворвались на компрессорную станцию и включили заводской гудок. Предприятие остановило работу, начался стихийный митинг. Но этого мало — рабочие перекрыли железнодорожные пути, остановив поезд Саратов — Ростов-на-Дону. Тут к ним присоединились местные жители, часть из них, как и в рабочей среде, успели принять на грудь. Началось битье стекол в вагонах поезда.
Дружина из заводских инженеров пыталась освободить пути. Но её разогнали, а главного инженера завода хорошо побили (потом пойдут слухи, что рабочие хотели его сжечь в топке паровоза). Властям пришлось подключать сотрудников КГБ, которые отогнали состав назад.
В это время на завод уже приехало большое областное начальство в составе персека ростовского обкома Александра Басова. Он застал уже совсем другую ситуацию. Мало того что бастовал практически весь завод, стачечники попытались отключить подачу газа на все предприятия города и силой заставить присоединиться к забастовке рабочих электродного завода. На счастье для властей, рабочим не удалось этого сделать.
Закончилась попытка повлиять на забастовщиков увещеваниями партийных властей. Агитаторов били, высокое начальство забрасывали кирпичами, обрезками металла и строймусором. Попытка ввести на завод отряд милиции в 200 человек также провалилась — митингующих набралось уже четыре тысячи, так что стражей порядка они легко рассеяли.
Вечером 1 июня забастовщики разошлись по домам. А ночью в город были введены танки и армейские подразделения.
Ликует картонный набат
Собственно, трагедия в Новочеркасске случилась по двум простым причинам: власти испугались, так как не знали, как реагировать. А не знали они ровно потому, что старались любыми путями протолкнуть непопулярное решение о повышении цен и понижении расценок. Если бы начальство в тот момент приостановило одно из решений, массового убийства 22 человек можно было избежать. Но советская власть решила идти до конца — ибо, это какой же ущерб престижу, если какие-то рабочие на местах взяли и оспорили решение самого ЦК! А дальше что, государственный переворот, не иначе.
Поэтому в город Новочеркасск командировали несколько членов ЦК КПСС, включая непотопляемого Микояна, а командующему Северо-Кавказским военным округом Иссе Плиеву министр обороны маршал Радион Малиновский лично отдал указание по телефону подавить беспорядки силой. Однако местные военные с головой дружили, поэтому приказов о стрельбе по своим гражданам в упор никто не отдавал. Во-первых, можно было попасть под трибунал, так как письменного приказа никто так и не отдал. Во-вторых, не армейское это дело, знаете ли, по советским гражданам стрелять. Во всяком случае тогда это было именно так.
Поэтому подавлением рабочих беспорядков занимались полки внутренних войск, которых хоть как-то этому обучали. Днем 2 июня многотысячная толпа рабочих и горожан отправилась в центр города. Она легко преодолела импровизированную танковую баррикаду на мосту через реку Тузлов. Военные не стали ей препятствовать. По улице Московской рабочие подошли к зданию горисполкома, с балконов которого их опять увещевали послушаться старших партийных товарищей и разойтись по домам.
В ораторов полетели камни и палки. Горожане и рабочие ворвались в здание и учинили там погром. После чего агитаторы со стороны забастовщиков начали призывать толпу идти в горотдел милиции и разжиться оружием. Одновременно с этим слышались призывы освободить часть товарищей, которые были захвачены ранее милицией.
Толпа разделилась. После этого события начали стремительно нестись к своему кровавому финалу. Та часть протестующих, которая прибежала под горотдел, столкнулась с вполне понятным нежеланием милиционеров расставаться с оружием. А попытка отобрать автомат у солдата внутренних войск привела к стрельбе по толпе — первые пять убитых и десятки раненных.
В это же время к зданию горисполкома уже прибыли военные, которых быстро заменили на солдат внутренних войск. Командир новочеркасского гарнизона генерал-майор Иван Олешко призвал митингующих разойтись. Но не был убедителен, толпа стала напирать на вооруженных людей. Те дали залп вверх. Митингующие было отхлынули, но, посчитав, что солдаты не осмелятся стрелять в них, опять стали напирать и пытались отнять у бойцов оружие. Те в ответ стали стрелять по толпе, началась паника, стрельба продолжилась, рядом метался Олешко, пытавшийся остановить пальбу. На асфальте осталось лежать 17 человек.
Толпа разбежалась, а в городе ввели комендантский час. Предполагаемых зачинщиков волнений быстро арестовали. Семерых из них приговорили к расстрелу, 103 человека получили сроки заключения от двух до 15 лет заключения.
Можно ли было избежать трагедии? Безусловно. Однако управленческий бардак, трусливость и некомпетентность заводских властей, упрямство партийных властей, особенно в центре, настаивавших на своем решении о повышении цен, вообще вся обстановка в СССР и в городе в 1960-х годах сделали кровавое разрешение вопроса просто-таки неизбежным. Хрущеву повышение цен 1962 года стоило карьеры. Оно было жутко непопулярным по всему Союзу, что зафиксировано в тысячах партийных и секретных донесениях с мест.
Власти сделали из него выводы. В будущем они пытались повышение цен на одни категории товаров совмещать с понижением на другие, столь же популярные категории. Однако прямым выводом из новочеркасских потрясений было другое — всему руководящему и оперативному составу органов госбезопасности СССР предлагалось в июле 1962 года «принять меры к решительному усилению агентурно-оперативной работы по выявлению и пресечению враждебных действий антисоветских элементов внутри страны». В качестве одной из мер называлось создание нового управления в структуре спецслужб, на которое возлагалась организация агентурно-оперативной работы на крупных и особо важных промышленных предприятиях.
Короче, никому нельзя было доверять. Вот так госбезопасность внезапно оказалась последним рубежом обороны советской власти.