24 августа прошло ровно полгода как началась специальная военная операция. Безопасное продвижение российских войск на Украине невозможно без очистки территорий от мин. Специалист Международного противоминного центра Вооруженных сил Российской Федерации рассказал NEWS.ru, какие задачи стоят перед саперами, с чем приходится сталкиваться при разминировании в зоне боевых действий и какие эмоции вызывает опасная и требующая максимальной концентрации работа, когда взрыв может произойти в любой момент.
— Расскажи, какой у тебя опыт службы и какая у тебя должность в твоей группе?
— Опыт службы уже восемь лет, служу в саперном подразделении. На данный момент занимаю должность сапера. Занимаемся зачисткой местности.
— Как ты выбрал эту профессию?
Следите за развитием событий в нашем Телеграм-канале
— Не знаю, как-то в родном городе, в котором я родился и живу, появилась инженерно-саперная бригада, пришел туда на службу по контракту и как-то уже восемь лет служу в этой бригаде.
— Как для тебя началось 24 февраля?
— 24 февраля началось с того, что у нас была подготовка к этой командировке, мы находились на полигоне, подготавливались, обучались, повышали свои навыки. 24 февраля по телевизору и соцсетям узнал, что здесь началась специальная военная операция, также дальше мы продолжали готовиться к ней. Приехал я сюда только в апреле.
— Ты понимал, когда Путин объявил о том, что начинается СВО, какие масштабы будут у этой спецоперации?
— Мы сразу понимали, что масштабы будут грандиозные, потому что до этого слышал, что с 2014 года здесь происходит. Сколько здесь жертв уже было, какие тут происходили до этого события, и понимали, что это будет надолго и работы будет очень много.
— У саперов международного центра есть опыт службы в разных регионах, я как понимаю, у тебя тоже был опыт службы на других территориях. Чем отличается служба в разных регионах? В каких точках тебе доводилось работать?
— Это уже моя третья командировка по зачистке местности. В Сирии был на разминировании. В Карабахе тоже был на разминировании. Сейчас вот приехал сюда, на выполнение задач. До этого задачи были тоже опасные, связанные с риском для жизни. Здесь, можно сказать, опаснее, потому что с 2014 года все это идет. Много неразорвавшихся снарядов, много выкинутых снарядов, их просто не успели установить. Сколько времени прошло, жизнь идет. Люди уже многое поменяли, перестроили, но много разбитых зданий, в которых находишь взрывоопасные предметы. Большая трудность в работе заключается в том, что здесь трава, непроходимые дома и участки, которые уже полностью разбиты, завалы, в которые тоже приходится заходить и искать для того, чтобы жизнь здесь восстанавливалась, чтобы люди спокойно восстанавливали свои дома, жили спокойной жизнью. Для этого приходится много и тяжело работать.
— Говорят, что за восемь лет на некоторых участках фронта построили серьезные укрепления, забетонированные окопы, блиндажи. С таким приходилось сталкиваться с тем, что надо преодолеть эту линию защиты, которая была заминирована?
— Да, очень много при работе мы находили блиндажи, командные пункты, которые были очень хорошо укреплены из пеноблоков, крыши были сделаны из листов железа, все укреплено. Они уже жили там, кровати, тумбочки. Все средства обихода. Полностью там сидели. Вода и свет были подведены. Когда они уходили, то, конечно, заминировали все свои командные пункты, чтобы до них не добрались. Находились такие пункты в окопе, который был длиной в 100 метров. Многие уже были завалены, туда тоже надо заходить и искать, вдруг там что-то осталось. Во многих домах здесь есть подвалы, в которых был «еще один дом», где они сидели. Много побросали, оставили, убегали. Вот сейчас приходится с этим работать.
— Какие мины и боеприпасы вы чаще всего находите, которые приходится разминировать?
— Находили растяжки, гранаты на растяжках стояли в управляемом варианте. МОН 100 (советская противопехотная мина. — NEWS.ru). Находили мы, которые стояли в варианте артиллерийских снарядов. Где-то разорвавшиеся от РПГ снаряды, прошедшие канал ствола, много болванок, много мин уже возведенных, но не установленных. Видимо, там не успели поставить.
— Какую угрозу такие боеприпасы и мины несут для гражданского населения и для саперов, которые пытаются это обезвредить?
— Для гражданского населения очень много, вот недавно были разбросаны «Лепестки» (ПФМ-1 «Лепесток» — противопехотная мина. — NEWS.ru). Это в основном опасно для детей и людей пожилого возраста, потому что они маскировочного цвета — зеленого. Они сливаются с местностью. Они причиняют несмертельный вред, но повреждают. Были случаи, когда подрывались на них. Внимание нужно при работе. А мирному населению, если кто-то обнаружил мину, надо сразу сообщать в органы, чтобы приехали саперы и МЧС. Самим ничего не надо делать.
— Ты сказал, что твоя первая командировка на СВО была в апреле. Можешь описать первые дни? Какой это был опыт?
— Первую неделю мы приехали в Изюмское направление. Когда приехали, рядом с Изюмом стояли, в лесу. В первый же день нас обстреляли минометными снарядами, артиллерийскими. Первый день, конечно, был такой... запоминающийся, такой неожиданный. В дальнейшем начали приспосабливаться, откопали землянки, блиндажи, укрепили их, настилы... Ну, чтобы пути отхода были, когда начинается минометный обстрел. Чтобы было куда бежать. А так, с апреля каждый день в напряжении был. Каждый день думал, куда наступить, куда пойти. Также выполнялись задачи. Обстреливали нас неоднократно. Переживаний, конечно, было много. Нужно выполнять свою работу, а тут еще сопутствующие артиллерийские выстрелы, пулевые, много стрельбы, много взрывов. Тяжело было приспособиться.
— То есть приходилось выполнять задачу по разминированию, понимая, что рядом с тобой падают артиллерийские снаряды?
— Да, постоянно. Был случай, когда мы были на разминировании, приехали на место, где уничтожали. Начали работать с товарищами, а там свист, пыль. И ты думаешь, что если слышишь пулю и она не твоя, то всё равно начался обстрел, все спрятались. Все успокоилось. Дальше вышли продолжать работать, но огонь по нам не останавливался. Старший нам сказал занимать оборону, но мы поняли, что мы находимся очень близко. Вдевятером прыгнули в машину и уехали оттуда. С этим приходилось сталкиваться. Нас застали как-бы врасплох . Соприкосновения как такового не было, но, видимо, заметили, что кто-то в поле работает. И вот по нам был открыт огонь.
— Потом уже получилось к этому приноровиться?
— Да. Когда шли на разминирование, уже знали, что в два раза больше внимания нужно будет уделять.
— Какими навыками должен обладать сапер?
— Внимательность и еще раз внимательность. Нужно постоянно наблюдать за местностью, наблюдать, куда ты наступаешь, и нужно знать ТТХ мины (тактико-технические характеристики. — NEWS.ru), установка мины. Нужно, во-первых, знать, как она устанавливается, ты уже знаешь, что и где нужно обезвредить, где лучше не трогать, где лучше на месте уничтожить. Ты знаешь принцип установки ее, знаешь, как ее обезвредить, а начинаешь обезвреживать, а там мина-ловушка, поэтому в большинстве случаев уничтожаем все на месте.
— А был вообще какой-то самый сложный, может быть, запоминающийся случай разминирования?
— Самый сложный, наверное, случай был, когда на мины ПМ вышли. Можно сказать, минное поле было, которое нужно было пройти, уже зная, что там пээмки, на которых можно подорваться и можно потерять и ногу, и жизнь.
— Что такое вообще мина ПМ для человека, который этого не знает?
— Это устройство, которое закапывают на три — пять сантиметров в грунт. Идешь и невооруженным глазом ты ее не видишь. Тем более саперы с той стороны тоже опытные, уже они все с 2014 года все подготавливали, все знают всякие сюрпризы. Если ты наступишь на нее, то может оторвать ступню. И если рядом еще минное поле, оно одно за другим и вся твоя группа, все твое отделение может подорваться на нем.
— Когда работаешь сапером, ты автоматически понимаешь, что от твоих действий зависит и жизнь товарищей?
— Да, конечно. Когда ты работаешь группой, все здесь взаимосвязано. Грубо говоря, твоя ошибка может повлечь ошибку других саперов, таких же товарищей. Каждый друг за друга старается, подсказывает. Ничего в этом страшного или зазорного нет, что кто-то побольше знает, у кого-то опыта побольше.
— Как происходит разминирование боеприпаса либо смертельной какой-то ловушки, которая стоит на земле?
— Выдвигаются саперы с металлоискателем. Идет сплошная очистка мест. Когда находишь, первым делом ставишь вешки. Здесь старший вызывает командира. Командир рассматривает и говорит, на месте уничтожаем или кошкой сдергиваем. В основном уничтожение на месте.
— А скажи, сколько у тебя уже длится эта командировка?
— С апреля нахожусь здесь, заканчивается пятый месяц этой командировки.
— Я думаю, что работа сапера, наверное, довольно тяжелая в плане напряжения психологических сил, потому что должно быть постоянное внимание. Как справляешься со стрессом?
— Внимание, бдительность, состояние самого здоровья. От самочувствия многое зависит, от моральной поддержки. В основном после задач как бы отдыхаешь, подготавливаешься к завтрашнему дню. Нужно выспаться, чтобы чувствовать себя хорошо. Каждый шаг понимаешь, что если ты где-то расслабишься, где-то внимательность пропадет, бдительность, может с тобой сыграть злую шутку.
— Если ты работал в Сирии, возможно, сталкивался с таким опытом, что игиловцы («Исламское государство», ИГ, организация признана в РФ террористической, деятельность запрещена) тщательно маскировали мины? Я слышал рассказы, что они как-то маскировали взрывоопасный предмет и под камни как-то хитроумно клали.
— Ну, в Сирии очень много ловушек. Много при зачистке домов находили детских игрушек, они были начинены шариками, подшипниками, которые стоило, грубо говоря, только взять, и они сразу же сработают. Очень много ловушек выставлено в дверных проёмах, под ковриком, в мебели, в вещах. Очень много находилось таких интересных вещей, там бляшки, что-нибудь такое лежит, которые не стоит брать. И они были с ловушками.
— Приходилось сталкиваться с такими вещами на территории Донбасса, с такими ловушками? Или тут проще?
— Нашей группе, с которой мы работаем, мы с этим не сталкивались. С товарищами из другой группы разговаривал, многие ребята сталкивались с подобным в данной местности.
— В вашей группе я заметил, что работает кинолог с собакой. Какую помощь может оказать собака при разминировании?
— В нашей группе есть кинолог с собакой. Заходишь в дом, куда тяжело пройти, собаку запускаешь. За счет обоняния она находит довольно-таки много. Она нашла уже миллион взрывоопасных предметов. Как четвероногий товарищ, член команды. После каждой находки вожатый ее как бы поощряет, вкусняшки дает.
— При этом у нее есть какая-то специализация? Одна собака по пороху работает, другая — по железу.
— Она разыскная служебная собака, она в основном на тратил, на гексоген, на другие смеси. При обнаружении она показывает, ложится на это место, и уже подходишь, знаешь, что там есть что-то. Собаке доверяем полностью.
— Говорят, что в траве обычно кинологи не любят работать. Есть такая особенность?
— В траве тяжело работать, и собаке тоже. Трава высокая, вот мы здесь столкнулись с густой очень травой. Прохождение усложнилось. В таких моментах собаки нам очень сильно помогают.
— Сапер, который работает в группе по разминированию, можно сказать, что он должен заниматься как разминированием, так и минированием, чтобы успешно выполнять свою работу? Вот мне описывал случай ваш коллега, что был подорван мост, вээсушниками, которые отступали с территории. И чтобы возвести переправу, приходилось еще раз взорвать этот мост, после чего уже могли действовать коллеги. Вот бывают такие задачи?
— Конечно. В основном, если ты сапёр, ты должен знать, как минировать, как мина установлена, принцип ее действия, как ее устанавливать. Если ты это знаешь, то тебе и разминировать намного проще. Тот же самый мост. Это нужно заминировать, чтобы потом разгрести завал для дальнейшего прохождения. Все это взаимосвязано. Без этого никуда.
— Саперы идут впереди и штурмовой группы, и впереди спецназа. Вы зачищаете территорию, которая может быть теоретически заминирована. Получается, что вы идете прямо в авангарде и рискуете собой?
— Да, это все правильно. Наши группы в Изюмском направлении, когда нужно было проходить дальше со спецназом, выдвигались на помощь спецназу. Делали проход. Мы, грубо говоря, зачищаем проход, чтобы спецназ, разведка там дальше могли продвигаться. Соответственно, мы шли впереди, а они шли, грубо говоря, сзади нас. На передовой тоже приходится работать... в линии соприкосновения.
— У тебя была какая-то специализация в твоей группе по разминированию, ты занимался каким-то определенным спектром задач? Или в группе по разминированию ты должен уметь делать все?
— Ну, в основном в группе разминирования ты должен уметь всё. Ты должен уметь и минировать, и разминировать, и уничтожение. В каждой группе есть командир, который назначает более опытных, кто больше знает. А в основном да, сапёр — профессия разносторонняя.
— У тебя есть ощущение, что ты выполняешь и гражданскую задачу? Как полевые медики. Потому что ты, помимо того что разминируешь какую-то военную зону, которая находится напрямую с противником, также разминируешь дома, поля, какие-то участки, где вред может быть нанесен гражданскому населению. Вот есть такое ощущение?
— Конечно, сейчас вот мы работаем в населенном пункте. Когда мы зачистим зеленую зону, жилые дома, люди потом будут возвращаться сюда, кто-то будет отстраиваться, кто-то будет заново здесь жить. Кто-то родился здесь, кто-то здесь вырос, кто-то хочет вернуться в свое родное, в родной дом. Сейчас мы им помогаем, очищаем. После каждого прохожденного дома жильцы, хозяева дома приходят и благодарят. Так приятно это: то, что ты вроде и свою работу выполняешь, и гражданскому населению помогаешь. Приятно слышать тёплые слова.
— Как ты думаешь? Вот сейчас вы получаете опыт как саперы на этой спецоперации. С каждой новой практикой, командировкой саперные бригады в России улучшаются, развиваются? Это как-то благоприятно влияет на тот опыт, который вы получаете?
— Ну, конечно. Здесь очень много сталкиваешься с новыми случаями. Когда мы были в Сирии, там другая местность, другой рельеф был. Здесь другие условия, другая задача. Каждый раз повышаешь свои профессиональные навыки, развиваешься. Общение с соседними частями, саперами, которые где-то были там... Подсказывают, учат. Век живи, век учись! И, соответственно, когда приезжаешь обратно, уже делишься историями, опытом со своими товарищами. Конечно, это повышает навыки и развивает.
— Я вот могу сказать за себя: для меня мина — это что-то такое чрезвычайно опасное, это то, что ты не видишь в траве, что ты можешь не заметить. Бывает страшно в процессе работы?
— Всегда страшно, всегда. Когда ты знаешь, что дальше, когда идешь и знаешь, какая мина стоит, да, это проще. Ты, грубо говоря, знаешь, как к ней подойти, как ее обезвредить. А когда ты идешь, можно сказать, вслепую и, грубо говоря, ищешь, находишь и понимаешь, что если что-то сделаешь не так, можно рискнуть своей жизнью.
— И ты преодолеваешь это чувство, да?
— Да, преодолеваю.