Активные разговоры и споры об импортозамещении велись у нас как минимум с 2014 года. К концу 2010-х споры поутихли, а разговоры свелись к общим местам в речах политиков или бизнесменов. Но, как любили выражаться советские журналисты, «жизнь внесла свои коррективы». Вопросы происхождения гвоздей и картонной упаковки стали озвучиваться с самых высоких трибун и активно обсуждаться в обществе. Чиновники же бросились спешно искать следы успехов по импортозамещению в прошлых отчетах и ломать голову по составлению новых.
Получится на этот раз или нет? Понятно, что импортозамещение «в моменте» будет означать выигрыш для тех отечественных производителей, которые смогут вытеснить импорт в своих сегментах. Понятно и то, что это не обязательно будет означать выигрыш для отечественного потребителя. Но импортозамещение — это не только политика. Это еще и реакция внутреннего производства на выбивание импорта в силу политических и экономических причин.
В истории современной России первое масштабное выбивание импорта началось еще в 1998 году. Обвал рубля и временное прекращение доступа к мировым финансам вынесли импорт и дешевый доллар за границы, а экономика внутри них рванула вверх уже с конца 1999-го.
С 2003 года маятник качнулся в другую сторону — скачок цен на нефть и другие экспортные товары вернул и рост потребления, основанный на импорте. В ту же сторону маятник подталкивал и доступ наших окрепших банков и корпораций к западным кредитам. В середине 2000-х рост реальных доходов чуть ли не на порядок опережал рост производительности труда. Период роста за счет продажи ресурсов был волшебным, но любая сказка быстро кончается.
Маятник пошел обратно с 2008-го. Мы вступили в эпоху вытеснения из нашей жизни импорта как экономическими, так и политическими факторами. Только быстрого отскока к экономическому росту это нам уже не принесло. В эпоху импортозамещения выросло уже целое поколение, и мы заждались возвращения в сказку.
Когда же ждать обратного хода маятника? Разве экономика не циклична? Не логично ли поэтому предположить, что маятник притормаживает политика? Политика же, исходя из этой логики, виновата и в том, что импортозамещение принесло нам совсем не сказочные среднегодовые темпы роста. Вот только есть одно «но». Не только Россия отстает от темпов роста 2000-х, но и, по сути, весь остальной мир. Даже китайский дракон летит уже не так высоко, не говоря уже о других азиатских сказочных существах.
Импортозамещение — это не цель, а путь. Эпохи свободы торговли и движения капиталов за последние два века всегда выдавали более высокий прирост богатства, чем эпохи схлопывания мировых рынков. Это статистический факт. Поэтому идут этим путем не от хорошей жизни. В современном мире к национально ориентированному развитию экономики — экономическому (и не только экономическому) национализму — подтолкнула Великая депрессия 1930-х, а вслед за ней Вторая мировая война, во многом этой депрессией и порожденная.
С 1950-х годов кто-то отошёл от экономического национализма дальше, как западный мир, кто-то продолжал придерживаться его, как Латинская Америка или Советский Союз, хотя и СССР с 1960-х вернулся на мировые рынки после почти тотальной послевоенной изоляции. Однако мировая экономика продолжала развиваться на базе национальных (или региональных) экономических блоков. Не случайно именно в этот период в Латинской Америке и родилась собственно концепция импортозамещения — не как вынужденного пути по обочине, на которую страны-экспортеры регулярно выталкиваются очередной глобальной рецессией, а как осознанной стратегии по диверсификации национальной экономики и смягчению за счет этого грядущих ценовых шоков.
Очередная глобальная турбулентность пришла в 1970-е. Потрясло всех, но разбились наименее «открытые миру». С конца 1980-х мир вновь вернулся к той степени глобального экономического либерализма, какой не знал с 1914 года.
С этого времени в учебниках закрепилось разделение на экспортно ориентированную стратегию и стратегию импортозамещения. То, что первая ведет к успеху, а вторая — к провалу, стало азбучной истиной. Мировая экономика росла на базе неимоверного расширения мировой торговли и финансов. За подножку этого поезда смогла зацепиться и Россия в начале 2000-х. Вот только поезд быстро стал сбавлять ход — объемы мировой торговли сначала перестали расти прежними темпами, а затем и вовсе стали проседать.
Можно сколь угодно долго экстраполировать прежние темпы роста и представлять, каким был бы мир, если бы не пандемия и прочее «вот это всё». Но «глобальной деревни» больше нет. Стали мейнстримом разговоры об экономической безопасности национальных экономик, неизбежности регионализации и локализации производства взамен «глобальных цепочек стоимости». Вот уже и глава Центробанка РФ заявила на одной из площадок ПМЭФ: «Всегда считалось, что экспорт — наша самоценность <...>. Но если на этот экспорт не покупается импорт, то нужно <...> думать о том, что значительная часть производства должна работать на внутренний рынок».
Экономика циклична, но не все ее циклы укладываются в периоды, соразмерные с жизнью людей, и не всем поколениям удается проехать на гребне волны. Эпоха экономического либерализма, начавшаяся на рубеже 1970–1980-х, вероятно, подошла к концу. Похоже, мы живем во время перемен. И как бы ни хотелось нам остановить время, политика этого точно сделать не может. Ведь, как сказал один наш политик: «Политика есть концентрированное выражение экономики».
Автор — академический руководитель онлайн-бакалавриата «Экономический анализ» НИУ ВШЭ доцент Денис Мельник