Орзубек Назаров — четырехкратный чемпион СССР, чемпион Европы и победитель Игр доброй воли. Он был одним из первых советских боксеров, который начал профессиональную карьеру. Назаров является вторым советским боксером в истории после Юрия Арбачакова, который стал чемпионом мира среди профессионалов. Он провёл шесть успешных защит пояса WBA (Всемирной боксёрской ассоциации) в лёгком весе, а в заключительном поединке в карьере получил травму, из-за которой лишился глаза.
«Заворачивай руку»
— Орзубек Пулетович, вы бы отдали своих детей в бокс?
— У меня три дочери, внук и две внучки. Внуку 16 лет. Боксом не занимается. Но много лет назад моя старшая дочка, которой сейчас 36 лет, втайне от всех пошла на бокс. Всего ходила на него около двух лет. Об этом я узнал от супруги. Причем так, звонит она мне и говорит: «Так и так, Зарина подралась». Я говорю: «Ничего страшного. Ничего не болит?» — «Только рука». — «Сейчас приеду». Приехал. Доча стоит такая, голову опустила. Спрашиваю: «Что случилось?» — «С девчонкой подралась». — «Что с рукой?» — «Да она в очках была, я её ударила». Смотрю на руку и говорю, что ничего страшного, всё пройдёт.
Жена сбоку стоит и думает — сейчас буду нравоучениями заниматься. Я говорю: «Ты у меня занимаешься боксом. Я познакомился с тренером, всё хорошо. Что я тебе говорил?» Молчит, боится. «Я тебе сколько раз говорил, что кулак надо заворачивать? Мы бьём только тремя пальцами, другими пальцами бить нельзя».
Следите за развитием событий в нашем Телеграм-канале
Жена тут же: «Орзубек! Ну как? О чём ты?!» Произошло? Произошло. За дело? За дело. Всё, забыли об этом. На бокс же она пошла, чтобы себя защитить и чтобы другие не обижали. Она мне рассказала всю историю. Какое может быть наказание родному ребенку? Нравоучение было, не без этого. Но напоследок ещё раз напомнил два правила. Первое — бей первой. Второе — заворачивай кулачки, чтобы тебя не ударили.
— В следующих драках она кулаки уже заворачивала?
— Нет, не пришлось. Она хорошо училась. Получила специальность «менеджер по туризму». Она много разговаривает и знает, что я человек, который дрался в детстве, дрался взрослым, ещё дрался, но в дальнейшем решал проблемы дипломатией. Дипломатия лучше конфликтов.
«Аппендицит за месяц до Олимпиады»
— Были ли у вас в карьере сложные моменты, когда хотелось всё бросить, но пришлось себя превозмогать, чтобы остаться в спорте?
— Впервые это случилось, когда я был в составе сборной СССР и должен был лететь на Олимпиаду. На Олимпиаду 1988 года я не попал, о чём много говорилось. За месяц до Игр у меня случился аппендицит. Я приехал домой, через неделю должен был лететь в Хабаровск на заключительный сбор. У меня произошёл приступ аппендицита. Вся карьера аукнулась в один день.
Я проплакал весь день. Меня отвезли на операцию. У меня слезы текут перед врачом. Женщина: «Молодой человек, что вы волнуетесь? Операция простая». Рядом со мной стоит брат: «Знали бы вы, почему он плачет». Эти воспоминания до сих пор вызывают дрожь по телу.
Тогда я чётко понимал, что должен боксировать дальше, что мои цели не достигнуты, желания не исполнились. Я уехал на Иссык-Куль, отдохнул там две-три недели, в футбол поиграл, всё нормально. Следом через четыре месяца был чемпионат Советского Союза во Фрунзе. Это отбор на чемпионат мира в Москве, 89-й год. Я проиграл в финале Косте Цзю.
В 88-м на отборе к Олимпийским играм я у него победил. Но вместо меня поехал Костя, в 89-м — проиграл. С большим преимуществом. Жесткий был бой. Кто-то должен был упасть. И тогда у меня было такое — хватит, всё, надоело. Я заперся дома, неделю нигде не показывался. Боялся выходить, потому что не очень благодарные болельщики скажут: «Мы за тебя болели. Так что так получилось».
Потом мама, которая привела меня на бокс, напомнила, что у меня столько желаний было после операции на аппендиците. Где это все? Это дало мне толчок. Хотя сидел я долго. Серьёзно поправился, потому что очень люблю булочки, молоко и чай. Обычно всегда весил 63, а тут 67. Начал тренироваться, и вес сразу ушёл. Это был первый раз, когда я хотел бросить бокс.
— Второй раз?
— Это 1994 год, когда у меня трижды перенесли бой с Джоуи Гамаче. Промоутеры матча прекрасно знали, что я сильный, что я вне дома. Они меня хотели психологически подломать. Сначала бой должен был быть в июне, потом перенесли на сентябрь и еще раз на декабрь. Говорю своему тренеру Зимину: «Всё, Александр Васильевич, достал меня бокс. Чемпионом мира я стал. Добился, чего хотел. Мне это не надо». Это в 89-м году нам было по 22–23 года. Сейчас уже взрослый.
Он соглашается, берет наших японских спонсоров, и мы пошли по кабакам. Может быть, нельзя этого говорить, но это жизнь. Мы пошли в ночные клубы. В 90-е годы наши советские, российские, украинские и казахские девчонки были там, развлекали публику в этих клубах. Я там танцевал, знакомился с девчонками, пробыл там дней пять. Грубо говоря, неделю, каждый вечер. Затанцевался и выкинул всё из себя.
Потом Васильевич: «Пора уже тренироваться. Готов?» — «Готов». Мы в очередной раз уехали на сборы в Окинаву. В декабре получился очень драматичный бой с Гамаче. Против меня была толпа. Но я его просто порвал, потому что настолько горел желанием боксировать. Нокаутировал во втором раунде. Спасибо Александру Васильевичу. Очень важно, когда рядом тренер, который знает и чувствует, что в этот момент тебе нужно.
«Как можно подлянку сделать Цзю»
— С Цзю у вас была конкуренция в конце 80-х. Какие были отношения тогда и сейчас?
— Тогда были спортивные отношения. Костя вырвался из молодежки в 87-м году. В 88-м мы встретились, по дороге к финалу ко мне он выиграл у многих. Да, я выиграл. Отношения были как у всех — нормальные. Молодежь пришла. Мы над ними стебались. Чуть-чуть издевались. Но в целом относились с уважением, даже по фамилиям называли, потому что в сборную приходили уже с именем.
— Не возникало такого желания, чтобы соперник себе ногу сломал перед выходом на ринг?
— Это не про нас. Это больше касается там таких видов спорта, как гимнастика или фигурное катание. Знаю, потому что у моих друзей дети занимаются. В боксе мы такого не делали. Как можно подлянку сделать?
В 89-м мы ещё раз встретились с Цзю в финале, я проиграл. Тем не менее отношения остались добрые. Сейчас мы — хорошие друзья, постоянно на связи, встречаемся на мероприятиях. Всегда посидим, пообщаемся и можем даже чуть-чуть накатить за встречу. Хотя ни он, ни я особо не пьем. Чисто символически, по традиции. Был соперник, а чувства обиды или того, что кто-то был лучше, — их нет.
«Начинали с $1000»
— Каким был для вас переход в профессиональный бокс? Наживались ли за ваш счёт промоутеры?
— Нет. Я благодарен судьбе за нашу команду. Слава Яновский — её организатор. Нас называли «Fighters перестройки». Было много предложений из Америки, Канады, Голландии. Японию мы выбрали каким-то чутьём. Это азиатская страна, но совсем не такая, как Киргизия. Совершенно другой быт.
У нас не было тренера. Очень тяжело. Мы считали себя профессионалами, а оказались «чайниками». Но приехал Зимин, который работал с профессионалами, работал в других странах. Человек очень грамотный, у него были дневники. Он примерно представлял, как это все будет. Учился тоже вместе с нами.
В отличие от боксеров, которые уехали в США и Канаду, у нас была зарплата. Это тоже немаловажно. Почти $3000 каждый месяц. Плюс Fight Money. Начинали с $1000, половина — налоги. Мы были у себя чемпионами Европы и Союза. А там кто? Новички.
Нам не обманывали. Президент нашего клуба оказался очень порядочным человеком. В этом отношении нам с японцами повезло. Я с ним работал до 95-го года.
Когда я пришёл, говорю: «Слушайте, мне мало платят, я должен получать больше». «Мы не можем». Тут произошел курьёзный случай в ЮАР. Мой соперник — чемпион Дингаан Тобела. Я — претендент. Встречу я выиграл.
Согласно контракту с моим клубом, поединок стоил копейки. Сказали, что только на таких условиях можно сделать. Я подумал, ладно. Моя цель — быть чемпионом мира, дальше разберемся. Контракт действовал ещё четыре боя. Смешные деньги. Монетизации в моей голове не было, только цель. Какая задача? Стать чемпионом мира, доказать самому себе, что мог выступить на Олимпиаде.
— Как же ситуация изменилась?
— Я прилетел в ЮАР за две недели до боя, начал тренироваться. Мне повезло с хорошими людьми. Подходит промоутер Седрик Кушнер. Общаемся. Он говорит: «Слышал, у тебя будет сложный бой. Сколько получишь?» Я говорю, что это коммерческая тайна. Уговаривает озвучить. Называю сумму — $20 000. «Да ладно, это же мало». Но у меня же такой контракт. На это он ответил, что завтра подпишем новый контракт. Ничего не добавил. Сидим вместе: я с японцами и Зиминым, представители Тобелы, представили WBA. Нам зачитывают регламент.
Говорят, что согласно условиям Тобела получит $85 000, а претендент Назаров получает $54 000. Я сижу, толкаю Васильевича: «Я всё услышал». Мы подписываем контракт. Менеджеры тоже. Все.
Подхожу к Седрику: «А как быть со старым контрактом?» Отвечает: «Не волнуйся, все хорошо, мы с твоими переговорили». Все прошло. 12 раундов, я выиграл, хотя никто не ждал этого. Приезжаю в Токио за расчетом, там все было наличкой. Меня приглашает к себе президент клуба и кладёт большой конверт с деньгами. Вижу, что это точно не $20 000. «Сколько?» — «$54 000. Мы тебе обещали». Спрашиваю про контракт на прежнюю сумму, а он говорит, что контракт WBA приоритетнее, чем контракт с клубом. Взял старые договоренности и порвал их. Порядочный человек.
Следующий бой предложили опять с Тобелой, но с условием, что он снова пройдет в ЮАР. «Сумма?» Он мне называет сумму, которая в разы больше предыдущей. $140 000–150 000. Это был уже другой подход. Мы были первыми ласточками. Не знали, что на нас зарабатывают деньги на рекламе, на участии в шоу. Наш клуб очень хорошо на этом поднимал финансы. Но я ни о чём не жалею. Это не обман, это бизнес.
«Кинули на миллион долларов»
— Какой самый большой гонорар был за карьеру?
— Больше $300 000. Немного по сегодняшним меркам, но на тот момент, в 90-е, это были большие деньги.
— А после карьеры насколько этих заработанных денег хватило?
— Ещё когда я боксировал, я серьёзно вложился в бизнес. Понимал, в отличие от других боксёров... Не хочу хвастаться, что я дружил, дружу и буду дружить с бизнесом. Я тогда уже вкладывался, знал людей, которые посоветовали инвестировать в малую энергетику, которая у нас в Кыргызстане до сих пор актуальна.
Но, опять же, друзья-товарищи меня «шурнули» почти на миллион долларов. У меня было очень тяжелое время, но в конце 90-х я переключился на другой бизнес. Хорошо, что ещё остались деньги после карьеры, которые я вложил в новое дело. Сейчас все хорошо.
«Разрыв сетчатки глаза в трёх местах»
— Занимаясь боксом, вы получили травму, из-за которой лишись глаза. Как вы это восприняли? Не жалели ли о том, что вообще начали заниматься боксом?
— Это был 98-й год, после боя с Жан-Батистом Менди. Меня готовили к операции. Разрыв сетчатки в трёх местах. Но уверяли, что технологии позволяют все сделать хорошо. У меня перед операцией было два вопроса. Сколько она продлится? Когда я смогу боксировать?
Врач говорит: «Вы, спортсмены, больные люди. Ты лучше спроси, будешь ли ты видеть, а не боксировать». Я говорю, что знаю, что все будет хорошо, потому что меня именно в этом уверяли. Поэтому остается вопрос, когда я вернусь в бокс. «Давайте об этом думать не будем. Давайте подумаем о вашем зрении».
Когда меня спрашивают про этот вопрос, я отвечаю, что люблю бокс. Но при этом ненавижу. Это баланс от любви до ненависти. Бокс — моя жизнь. Я никогда не жалел, что занимался боксом. Я никогда не сочувствовал сам себе. Так произошло. Это моя профессия.
Тем более мой глаз на момент операции видел, это потом он начал потихоньку терять свои свойства. Новых технологий не хватало. Такая травма может случиться и в быту. Сидит девушка, красит брови. Кто-то ударил ее по руке, и она повредила сетчатку глаза. Я это так воспринимаю.
Но могу дать другой совет. Надевайте маски. В бою она не нужна, а на тренировке шлем необходим. Я за это поплатился. Каждый пропущенный удар — это микротравма. В шлеме нет плотного соприкосновения с глазом и лицом. Этих микротравм можно избежать.
Я был противником масок. Единственное, где я надевал боксерский шлем, это в Америке, потому что там я подписал контракт на тренировку и обязан был боксировать в шлеме. Потом, со слов врача, который мне объяснил, я понял, что мог всего этого избежать. Хотя были предпосылки, есть физиологические особенности. Но мы сами эти проблемы себе создаем. Поэтому если бы я чуть-чуть послушал бы промоутера, тренеров и меньше включал своё эго, может быть, все было бы по-другому. Но, повторюсь, я не жалею ни об одном прожитом в боксе дне. Да и вообще в жизни. Если бы что-то изменилось, был бы другой Орзубек Назаров.
«Писали, что я герой, но я — дурак»
— На самом деле вопросов к вам еще много. Но задам один. Лучшие бои в карьере или главная победа Орзубека Назарова?
— Первый — это когда я стал мастером спорта, победив в финале первенства СССР среди юношей. Перед этим я проиграл свой первый бой в карьере, а этой победой всё всем доказал. Победил боксера Султанова из Дагестана и стал мастером спорта. В 16 лет. Вот для меня это было столько позитива, столько радости, столько эмоций. Значок мастера на зуб проверяют. Это было такое!
Второе — когда я стал чемпионом мира, победив Дингаана Тобелу. Хотя я помню каждый бой, что любительский, что профессиональный. Я все помню по одной простой причине — я еще и дневники вел, книжку написал по дневникам. Для любого спортсмена венец карьеры — победа на Олимпийских играх. Я пролетел мимо. Победа на Олимпиаде — это быть сильнейшим. Раз в четыре года турнир, и он мне аукнулся. После этого я вложил колоссальный труд, колоссальную дисциплину, я во всем себе отказал с 88-го по 93 год, чтобы стать чемпионом мира. Я занимался только боксом. Я спал, чтобы стать чемпионом мира, ел, чтобы стать чемпионом мира, и сексом занимался, чтобы стать чемпионом мира.
Я провел 12 раундов против Дингаана Тобелы. Это был страшно тяжелый бой. Тем более все судьи были против меня. Обстановка была такая, что только я и Зимин знали, что мы станем чемпионами мира. Японцы в меня не верили. Они оправили меня в ЮАР как на кладбище на собственные похороны.
Если посмотреть видео, можно заметить следующую деталь. Я хорошо знаю английский, но когда диктор произнёс слово new, до меня ничего не дошло, ничего не отложилось в голове, и только когда подняли мою руку, у меня изнутри произошел взрыв. Столько эмоций.
Последнее — это конец карьеры. Бой во Франции, когда я потерял глаз, когда газеты писали, что я герой, боец и много чего еще хорошего. Но я понимаю, что дурак. Дурак, потому что вышел на четвертый раунд, понимая, что мой глаз ничего не видит.
И на пятый тоже. Зимин пытался остановить бой, уговаривал меня, чтобы я отказался. Я не отказался боксировать 12 раундов. Бой проиграл. Два поединка выиграл, но и здесь был сильный эмоциональный бой, которым закончилась моя карьера.