Для России начала XX века Федор Шаляпин был гораздо больше, чем просто популярный певец. Он стал первым народным артистом советской республики, гордостью отечественной оперы и олицетворением русского народа. Жить «по-шаляпински» означало жить по-русски. На родине его называли Царь-бас, за пределами страны – великий Федор. Но за всем этим внешним благополучием и могуществом скрывался ранимый, сомневающийся и очень требовательный к себе человек. Он жил на две семьи и на несколько стран, поначалу поддерживал большевиков, а затем бежал от «братоубийственной войны» на заграничные гастроли. К 150-летию певца NEWS.ru рассказывает историю большой любви великого артиста и его родины, в которой было много счастья и боли.
Болезненный мальчик с туманным детством и великой судьбой
Биографию будущего Царя-баса нередко начинают с описания крестьянского детства Шаляпина в Казани. Якобы его родители, Иван Яковлевич и Евдокия Михайловна, приехали в Суконную слободу заниматься ремесленным делом и прочими крестьянскими промыслами. Мальчик родился слабым и болезненным, родители боялись, что ребенок не доживет и до крещения. Однако опасения были напрасны. С каждым годом маленький Федя не только набирался сил, но и открывал для себя музыку. Он был певчим в церковном хоре и обучался сапожному делу.
Шаляпин-старший действительно числился крестьянином в официальной переписи, вот только остальную частью ранней биографии своего знаменитого сына опровергал.
И всё-то Федька врёт. Никогда я крестьянством не занимался и земли не пахал. Волостным писарем был при Вятской слободке. А потом в городской управе служил, тоже писарем. А теперь Федька говорит, что и он, дескать, крестьянин. Ну уж нет! Глянь-ко на этого крестьянина! Сызмала ничего не делал, только из дому убегал и пропадал! – приводит его слова Максим Горький, занимавшийся литературным редактированием автобиографии своего друга Федора Шаляпина «Страницы из моей жизни».
Следите за развитием событий в нашем Телеграм-канале
Позже близкий друг певца художник Константин Коровин вспоминал, что при встрече с деревенскими мужиками Шаляпин терялся. Он описывал, что «Шаляпин не умел как-то с ними говорить, немножко их побаивался. А если и говорил, то всегда какую-то ерунду, которую они выслушивали с каким-то недоверием».
Какими бы не были первые годы жизни Шаляпина, все его окружение от регента церковного хора, обучившего мальчика музыкальной грамоте, до первого профессионального педагога по вокалу Дмитрия Усатова понимало: юноша еще скажет свое слово в искусстве. Побывав на спектакле в Казанском оперном театре в 12 лет, Федор загорелся желанием петь на сцене.
Театр свел меня с ума, сделал почти невменяемым… Дома я рассказывал матери о том, что видел, – меня мучило желание передать ей хоть малую частицу радости, наполнявшей мое сердце, – вспоминал певец в автобиографии.
Как только голос оформился в бас после подростковой ломки, Шаляпин отправился на прослушивание в оперный театр Серебрякова и провалил его. Он пробовал выступать везде, где можно: рассказывал истории, пел частушки и народные куплеты, читал стихи. Шаляпин менял труппу за труппой, переезжая по стране от Поволжья до Кавказа, одновременно работая то статистом, то грузчиком, то даже бурлаком. А в 17 лет случайно дебютировал на сцене уфимской оперетты Семёнова-Самарского в сольной партии Стольника в опере Станислава Монюшко «Галька». Артист, исполнявший эту роль, сказался больным, и Шаляпину предложили заменить его. С этого момента провалов в карьере певца больше не было. Ему постепенно стали доверять небольшие партии, а он менял театры и учителей, подбираясь все ближе к Москве и Петербургу.
Царь-бас, не терпящий халтуры
Широкая известность пришла к Шаляпину в труппе частной русской оперы мецената Саввы Мамонтова, который забрал юное дарование под свое крыло всего через год после начала работы в Мариинском театре.
В Москве три чуда: Царь-колокол, Царь-пушка и Царь-бас, писал о Шаляпине знаменитый театральный критик, журналист и драматург Юрий Беляев.
Иван Сусанин в «Жизни за царя» у Глинки, Мельник в «Русалке» Даргомыжского, Борис Годунов у Мусоргского, Иван Грозный в «Псковитянке» и Сальери в «Моцарте и Сальери» Римского-Корсакова, Досифей в «Хованщине» Мусоргского — это были не просто сложнейшие арии, подвластные одному голосу. Шаляпин открыл в них мощные драматические образы, что до него не делал никто в оперном театре.
Константин Станиславский как-то заметил, что свою систему писал с Шаляпина. У Федора Ивановича все выходило просто и естественно, но эта правда на сцене достигалась терзаниями и сомнениями дома. Каждая работа над ролью была результатом изнурительного труда. Шаляпин не выносил халтуры и не позволял халтурить другим. Он не раз делал строгие замечания музыкантам, певцам и дирижерам прямо во время репетиций, если видел их промахи. Однажды даже остановил спектакль в Париже, заявив зрителям, что с таким дирижером петь не может.
Пресса любила подсчитывать гонорары артиста. Так зародился миф о баснословном богатстве и жадности Шаляпина. Даже Иван Бунин в известном эссе о певце не сумел удержаться от обывательских рассуждений: «Деньги он любил, почти никогда не пел с благотворительными целями, любил говорить: «Бесплатно только птички поют»». Однако этот миф опровергают многочисленные афиши благотворительных выступлений певца в Киеве, Харькове и Петрограде перед огромной рабочей аудиторией.
Во время Первой мировой войны Шаляпин на собственные деньги открыл два лазарета для раненых солдат. Но певец не рекламировал свои благодеяния. Зато его личный юрист М. Ф. Волькенштейн, который много лет вел финансовые дела Федора Ивановича, это подтверждал.
Если б только знали, сколько через мои руки прошло денег Шаляпина для помощи тем, кто в этом нуждался! – приводит слова Волькенштейна биограф В. Дмитриевский.
О его выходках на сцене ходили легенды. Как-то Шаляпин подкупил осветителя, чтобы все лучи направляли только на него. А когда всерьез влюбился в итальянскую балерину Иолу Торнаги, то его Гремин в «Евгении Онегине» исполнил «Онегин, я клянусь на шпаге, безумно я люблю Торнаги» вместо «Онегин, я скрывать не стану, безумно я люблю Татьяну».
Две любви и две семьи
В родном Милане Иоле Торнаги пророчили прекрасную карьеру в театре, но приглашение Саввы Мамонтова занять место в его труппе, а затем и признание молодого талантливого великана в нежных чувствах навсегда оставили артистку в России. Она оставила балет, выучила русский, родила Шаляпину шестерых детей и осталась преданной ему, даже когда узнала о существовании второй семьи.
С владелицей пивных заводов Марией Петцольд Федор Шаляпин познакомился в 1900 году, когда младшим двойняшкам певца Федору и Татьяне не было и года. У вдовы Эдуарда Петцольда осталось двое детей от первого брака. Позже от Шаляпина она родила еще троих. Знаменитый певец фактически имел две семьи: одну — в Москве, вторую — в Петербурге. Между собой они не общались, хотя и знали друг о друге.
Разговор между Федором и Иолой всё же состоялся спустя четыре года. Она взяла на себя вину за семейный разлад и пыталась сама объяснить ситуацию детям, чтобы их отношения с отцом не пострадали. Шаляпин очень любил всех своих детей, о чем многократно писал в письмах как женам, так и многочисленным отпрыскам. Собственно, именно дети были главной причиной сохранения первого брака. Шаляпин сразу поставил Петцольд перед тем фактом, что разводиться не намерен. Он считал, что у него одна большая семья, разделённая на две части. Кто знает, сколько времени Федор Иванович еще разрывался бы между Петербургом и Москвой, если бы не эмиграция.
От патриота до "предателя"
Сначала Шаляпин был горячим сторонником революции: поддерживал ее материально, устраивал благотворительные концерты для рабочих, жертвовал средства на нужды простых людей, и они его обожали. На одном из таких концертов в Киеве в мае 1905 года Шаляпин предложил зрителям, которых набилось несколько тысяч человек, вместе спеть «Дубинушку».
Много раз певал я «Дубинушку», пел ее с большими хорами, с великолепными оркестрами, но такого пения не слыхал никогда до того дня, когда хор в 6000 человек грянул: «Эх, дубинушка, ухнем!» Не только мы, концертанты и рабочие, заплакали от прилива восторженного чувства, но даже переодетые жандармы и полицейские подтягивали нам со слезами на глазах, — писал Шаляпин в книге «Страницы из моей жизни».
Но однажды репутацию сторонника большевиков сильно подпортил инцидент в Мариинском театре. На премьере «Бориса Годунова» в январе 1911-го присутствовала вся царская семья, включая великих князей и приближенных. Артисты сговорились попросить у императора увеличения пенсии хористам, но Шаляпина об этом не предупредили. И когда труппа упала на колени, исполняя гимн, Федору Ивановичу не оставалось ничего другого, как последовать их примеру. Для русской интеллигенции этот поступок стал предательством со стороны Шаляпина.
Эта история вызвала у меня настоящее отвращение. Я еще раз убедился, что в России люди скорее рабы, что нагайка и кнут для них могут быть необходимы, — писал певец жене.
Но какими бы воинственными лозунгами не сокрушалась оппозиционная пресса, разбрасываться такими кадрами, как Шаляпин, большевики не собирались. Близкий друг певца Максим Горький сумел реабилитировать его в глазах революционеров.
Новая власть дала ему пост художественного руководителя Мариинки, избрала членом дирекции Большого театра, сделала первым народным артистом РСФСР. И при этом за глаза называла «буржуем», регулярно обыскивала дом Шаляпина и лезла в дела театра.
Не знаю, что искали у меня эти люди. Вероятно, они думали, что я обладаю исключительными россыпями бриллиантов и золота. Они в моей квартире перерывали все ковры. Говоря откровенно, в начале это меня забавляло и смешило. С умеренными дозами таких развлечений я готов был мириться, но мои милые партийцы скоро стали развлекать меня уже чересчур настойчиво, — вспоминал о Шаляпин в автобиографии «Маска и душа».
Вместе с тем артист не понимал, куда именно движется страна. В автобиографии он писал, что от политики его отталкивала вся его натура. Шаляпин переживал за народ, но «всё яснее видел, что никому не нужно то, что я могу делать, что никакого смысла в моей работе нет».
Эмиграция и депрессия
29 июня 1922 года Шаляпин даст последний в России бесплатный дневной концерт в Большом зале филармонии для рабочих. А уже вечером вместе с большей частью своей семьи отплывет из Петрограда, навсегда прощаясь с родиной. На продолжительные заграничные гастроли, как отъезд именовали в прессе, Шаляпин отправился вместе с Марией Петцольд. Иола не захотела покидать Россию.
Шаляпин понимал, что уезжает навсегда. Хотя советские власти догадались об этом лишь спустя несколько лет. В 1926-м Владимир Маяковский напишет: «Вернись теперь такой артист назад на русские рублики, я первый крикну: «Обратно катись, народный артист Республики!»»
В эмиграции певец еще не раз изменил свое мнение в отношении новой власти. Он продолжил гастролировать по миру, писать письма детям, оставшимся в Москве. Шаляпин купил для семьи дом в Париже и имение в Биарицце, а через несколько лет сбылась его мечта – к нему приехали дети из Москвы. С Иолой осталась только старшая дочь. Большевики не препятствовали воссоединению семьи, но перестали делать вид, что верят в легенду про затянувшиеся гастроли.
И 24 августа 1917 года Совет Народных Комиссаров объявил об этом официально. Поводом послужило щедрое пожертвование Шаляпина детям эмигрантов, которое на родине восприняли как поддержку белогвардейцев. Когда Шаляпина попросили вернуть советский паспорт, он отказался и расплакался. Хотя легко мог получить американское или французское гражданство. В том же году Федор Иванович оформил брак с Марией. Заслуженный титул вернется к Шаляпину только после распада СССР.
Летом 1937 года певцу поставили диагноз эмфизема легких и депрессия. Он трудом дышал и крепко пил. Через несколько дней врачи дополнили анамнез еще одной строчкой — лейкоз.
До последнего вздоха рядом с Шаляпиным оставалась женщина, которая так и не смогла принять изменившуюся Родину. А в Москве еще много лет жила иностранка, которая покинула родную Италию ради певца.
12 апреля 1938 года Федор Шаляпин скончался в Париже. Ему было 65 лет. Артиста похоронили на парижском кладбище Батиньоль, и только в 1984 году его сын Федор добился перезахоронения праха отца на Новодевичьем кладбище в Москве.