Весной 2022 года протоиерей Виктор Иванов отправился в зону СВО с солдатами-добровольцами из Башкирии. За время «командировки» ему не раз пришлось пережить обстрел и совершать молитвы под грохот артиллерии, он прочувствовал все невзгоды прифронтовой жизни и даже крестил бойцов в мешках для трупов. О том, почему священники отправляются на фронт и чем их служба здесь отличается от службы в мирной жизни, Виктор Иванов рассказал корреспонденту NEWS.ru.
«Подошел боец и сказал: «Я хочу покреститься»
Отец Виктор прибыл в зону специальной военной операции в составе башкирского добровольческого батальона. Он был одним из первых представителей духовенства, который отправился на СВО. До этого, в 2014 и 2015 годах, он приезжал в Донбасс с гуманитарной миссией и помогал нуждающимся в тех местах, которые сильнее всего пострадали от войны. Но специальная военная операция внесла изменения в привычный образ жизни. Отец Виктор не сразу принял решение снова отправиться за «ленточку».
— Мы отправились в зону СВО в середине весны. Сперва я не предполагал, что поеду в качестве духовника. Мы помогали со сбором и отправкой гуманитарной помощи, и администрация республики сообщила, что будет организован добровольческий батальон. Было принято решение поехать. Многие люди здесь не понимают, куда они попали. Спецоперация и спецоперация. Нет осознания того, что все очень серьезно, пока они не столкнутся с огневым контактом, артобстрелом. Нет понимания того, что тебя могут ранить, твоего товарища могут убить. Для кого-то война — это истории их дедушек и фильмов из детства. И только когда происходит боестолкновение, человек осознает, что происходит. Но может быть уже поздно.
Одним из самых тяжелых моментов была переправа через Каховскую ГЭС. На ней погибло множество людей и несколько священников. Четверо батюшек за осень 2022 года. 6 ноября во время обстрела погиб отец Михаил, еще через две недели — отец Александр. Слава богу, Господь нас провел. Когда мы проезжали переправу, рядом еще догорали машины.
Следите за развитием событий в нашем Телеграм-канале
В первой командировке отец Виктор чаще всего находился в расположении Шаймуратовского батальона, расквартированного в Запорожской и Херсонской областях. Его костяк состоит из башкирских добровольцев. Также протоиерей посещал другие части, желающие принять священника. Иногда для этого приходилось преодолевать более 500 километров, дорога занимала много часов. Деталями командировки отец Виктор делился в личном блоге.
— Вы бы могли взять в руки оружие?
— Мне много раз задавали этот вопрос еще в 2014 году. Бессмысленно говорить о том, что не произошло. Как священнику, мне нельзя это делать. Но жизнь такая штука... В ней не бывает перпендикулярных линий. Она скорее как акварель, которую нельзя стереть и написать все заново. Ты пишешь ее с чистого листа, и она получается такой, какая она есть. В Евангелии сказано: «Нет больше той любви, чем жизнь свою положить за други своя». Представим ситуацию: ДРГ, людям, которые едут с тобой, угрожает опасность, их могут убить. Что сделать? Выйти из машины, поднять руки и сказать: «Я священник, я не при делах, мне в руки автомат нельзя брать, давайте сами разбирайтесь»? Сложно дать однозначный ответ, но нужно понимать, чем все это закончится.
Взяв оружие в руки и убив другого человека, как священник ты перестанешь существовать. Если ты совершил убийство, ты больше не священник. Поэтому встает вопрос, что для тебя важнее — сохранить жизнь другому человеку и лишиться сана или остаться священником, но люди вокруг тебя погибнут.
Перед выездом на направление, где часто работает ДРГ, мне сделали подарок — гранату Ф1. Я впервые подумал, что ее возможно использовать, чтобы подорваться. Но у меня, наоборот, возникло чувство к жизни и желание вернуться домой к семье. Я спокойно положил гранату в карман и оставил там. Перед отъездом мы вернули гранаты.
— На фотографиях видно, что поверх черной рясы вам приходилось надевать бронежилет...
— За все время СВО я надевал бронежилет пять раз. Но следует носить всегда. В 2014 году в Горловке мы находили украинские листовки с требованием убивать московских попов. Бывают случаи — человек одет в бронежилет и каску, а осколок попадает в лицо. Кто-то другой ходит без всякой защиты — и ему срезает ткань на футболке, а тело не задето. И он даже с какой-то обидой спрашивает у меня: «Ну как же так, почему меня не ранило?» Это чудо Божье, лишнее напоминание о том, что мы все под Богом ходим.
— Расскажите, как вас попросили покрестить на передовой?
— В тот день мы в очередной раз приехали на позиции, и ко мне подошел боец с просьбой покреститься. Мы поговорили, я спросил: «Есть в чем крестить, может быть, тазик?» — «Нет». Это быт, не всегда есть все, что нужно. Ребята нашли черные мешки для трупов и питьевую воду. Я освятил воду, на поваленное дерево поставили ящик из боеприпасов, внутрь положили мешок. На дерево установили Казанскую икону Божией Матери. Было еще холодно, бойцы сильно замерзли. Я прочитал молитву: «Крещается раб Божий... во имя Отца и Сына...» Помазал миром. Так родились два новых христианина.
В следующий раз нас попросили приехать пообщаться с бойцами в другом месте. Когда все закончилось, ко мне подошел боец и сказал: «Я хочу покреститься». Мы вернулись в расположение. Это был обычный коровник, который защищал людей от снарядов в случае обстрела. Там я его и крестил. Христос ведь тоже родился в хлеву. Если разобраться, в происходящих событиях много символизма. Для меня это не просто специальная военная операция, но большое подспорье для размышления о жизни. Люди слишком сильно заняты внешним, мы не привыкли смотреть на ситуацию издалека. Иногда нужно оттолкнуться от земного шарика и посмотреть, что происходит, а мы привыкли смотреть себе под ноги.
На Украине на всяком въезде из города стоят поклонные кресты, статуи, храмы. Но в храмах нет людей. Люди Христа вроде бы почитают, и в то же время они далеки от него. Есть такие слова: «По виду мы вроде бы и братья, а на самом деле нас ненавидят». Благодаря западным «партнерам» братья научились нас ненавидеть. Просто за то, что мы русские. Общая трагедия, которая постигла наш народ, и украинский, и русский, в том, что мы отошли от Бога. Разорвали друг с другом связи. Вот живет семья, вроде все нормально, родители умирают, остается наследство. И дети начинают его делить, друг друга ненавидя. Мне приходилось сталкиваться с этим в практике священничества. Ты говоришь: «Что вы делаете? Вы плоть от плоти, родные люди, зачем вы из-за какой-то квартиры хотите друг друга убить?» То же самое произошло с нашими странами.
Господь видит, что происходит, говорит: «Ребята, с вашей ситуацией, с вашим загноением душ остается только хирургическая операция. Такая жесткая, чтобы кровь пролилась у всех». И пока весь народ не повернется лицом к Богу, ситуация не поменяется. И так было всегда.
Что меня в 2014 году печалило. Я разговаривал с одним бойцом, у него были сестра и брат. На стене в их комнате висел портрет Бандеры. Когда начался Майдан, сестра и брат ушли на сторону Киева. А он — на сторону ополченцев. Теперь они воюют друг против друга. Самое страшное, когда брат с братом воюет. Теперь гражданская война переросла в мировую войну. Если продолжать эту мысль, все мы братья, чада Божии. Так давайте тогда садиться за стол переговоров и что-то решать. Но никто не сядет, пока выгодно, чтобы кровь лилась дальше.
«Мы не услышали звук подлетающего дрона»
Во время командировки домашние обязанности взяла на себя супруга отца Виктора. Дети помогали со сбором гуманитарной помощи. В мирной жизни отец руководит спортивно-патриотическим клубом для подростков «Александр Невский». Случались и опасные ситуации. В один из дней отца ранило. Здание в Херсонской области было обстреляно ракетами HIMARS. Горели техника и дома. Местность была усеяна минами «Лепесток». Рядом с отцом Виктором упала граната, которую сбросили с украинского дрона. Она взорвалась в нескольких метрах, чудом никто не пострадал.
— Было громко, и мы не услышали звук подлетающего дрона. После взрыва мы прыгнули в траву и оказались под одним кустом. Помню, как подумал, что двоих одной гранатой будет слишком жирно. И перекинулся в другие кусты. Господь нас уберег. Но не потому что мы такие хорошие, а молитвами людей. Слава Богу за все.
Когда мы находились с ребятами, я им объяснял. Церковь — что это такое? Это не место. Церковь там, где находятся люди, верующие во Христа. Вы, крещеные люди, и есть Церковь Христова. Если Церковь на передовой, там должны быть пастыри. Поэтому мы здесь, с вами, рядышком. Мы здесь, чтобы разделить вашу боль и нужду. Если вы тут, мы тоже должны быть тут, из одного котелка есть. Скажете — будем в одном окопе сидеть.
В командировке отец Виктор работал вместе с имамом Хамза-хазратом, духовным наставником мусульман из башкирского батальона.
— Ели из одного котелка. Друг другу всегда помогали и подстраховывали. Его вера — это его выбор, а это мой, и неважно, кто круче. Мы стали как духовные братья. Это жизнь.
— Раньше в русской армии всегда были духовники. Вы считаете, нужно вернуть эту традицию?
— Обязательно. И чем больше их будет, тем лучше. У нас не хватает внутреннего наполнения в войсках. Ребята умеют воевать. Если не умеют, быстро учатся. Но нужно воодушевлять и наставлять людей. Присутствует такая болезнь, как пьянка, от этого получается много нехорошего. Поэтому на передовой нужно говорить о христианских правилах. Я мало говорил о Боге. Больше рассказывал о том, кто такой мужчина, что такое семья, как относиться к тому, что происходит. А по пути вставлял свои крапинки о Боге. Так лучше воспринимается. Но эта работа должна вестись постоянно. В мирской жизни у человека должен быть стержень, внутренняя составляющая. В зоне СВО стержень должны восполнить священнослужители. Они должны объяснить, почему ты здесь находишься. Ты пришел деньги сюда заработать? Нет. Ты пришел сюда убивать людей? Нет. Так зачем ты сюда пришел? Человек должен задуматься, а ты должен помочь ему в этом размышлении. Он пришел сюда, чтобы защитить свою страну от зла, которое не должно прийти к его родному дому. Защитить русское население, которое хочет быть с нами.
В зоне СВО у отца Виктора всегда с собой рюкзак со всем необходимым для причащения и прочтения молитвы, акафиста и исполнения панихиды о погибших воинах. Он также принимает от бойцов записки об упокоении их товарищей. Передает иконы. В те недели, когда тихо, он просто живет с бойцами и помогает в быту.
— Из чего состоял ваш быт в зоне СВО?
— Помимо службы мы немного занимались гуманитаркой. Дома в России мои обязанности сейчас помогают выполнять супруга, дети. Дети тоже занимались сбором гуманитарной помощи. Иногда я приезжал к бойцам и говорил: «Давай я причащу тебя». — «Ой, да я недостоин». Почему недостоин? Иногда нужно помочь убрать преграду между верой и человеком. Дать ему возможность с сегодняшнего дня начать новую жизнь во Христе. Я не могу дать обещания: «Всё будет хорошо, все вернутся домой». Откуда я знаю, как там будет и кто вернётся? То ведает только Бог и никто другой.
Когда я в первый раз возвращался в Россию, я думал, что не буду ни с кем разговаривать, не буду общаться с журналистами о том, что там было. Не то что я морально устал, просто не хотелось ничего говорить. Тишины хотелось. Я понимал, что не выхожу из состояния, в котором я находился. Потому что если я выйду, нужно будет опять включаться. В мирной жизни общаешься, и сложно что-то говорить, что-то не говорить. Рассказывать какие-то моменты. Лучше молчать. И вообще лучше в тишине побыть. В деревню съездить, с родными увидеться.
Сейчас отец Виктор снова вернулся в зону специальной военной операции, чтобы сопроводить в качестве духовного наставника добровольцев из родного региона.