Три дня в августе 1991 года на десятилетия вперед определили развитие не только пространства всего бывшего СССР, но и мира. Провалившийся государственный переворот похоронил последние попытки пересобрать Союз в рамках нового конфедеративного объединения. По его результатам была запрещена когда-то могущественная Компартия СССР, а парад региональных суверенитетов принял необратимый характер.
Вера в союзный центр
Настал август 1991 года, и впервые за последние 6 месяцев президент СССР Михаил Горбачев решил расслабиться. Глава государства считал, что он всё-таки вырвал у судьбы карт-бланш на спасение Союза. Половина республик СССР готовы подписать новый договор. Неважно, что он носит де-факто конфедеративный характер. Горбачев верил, что в процессе организации нового государственного объединения союзный центр возьмёт вверх над региональными баронами.
4 августа президент СССР с семьёй прилетел в свою крымскую резиденцию «Заря» в Форосе. Подписание нового союзного соглашения было назначено на 20 августа. Все шло своим чередом. Личная охрана Горбачева вспоминала, что настроение у президента было хорошее. Он был бодрый, загорелый — впереди маячило светлое союзное будущее.
18 августа глава спецотдела КГБ по охране первых лиц Союза генерал Вячеслав Генералов позвонил главе личной охране Горбачева в Крыму Льву Толстому и приказал тому готовиться к прилёту самолёта. На взлетно-посадочную полосу надо было подогнать пять машин «Волга» и целый автобус. Мол, из Москвы прибывают высокие военные чины. Толстой удивился, однако в Крыму в этот момент проходили большие сухопутные учения. Поэтому начальник охраны не заметил подвоха.
Следите за развитием событий в нашем Телеграм-канале
Толстой ожидал увидеть у трапа самолета Генералова, но его не было. Вместо него к кортежу вышли замглавы 9-го управления КГБ Юрий Плеханов, главком сухопутных войск Валентин Варенников и три члена ЦК КПСС — Олег Шенин, Олег Бакланов и Валерий Болдин. В этот момент глава горбачевской охраны стал подозревать что-то недоброе. К тому же его сразу предупредили, что в 16 часов вся связь на объекте «Заря» будет отключена. Тут Толстой понял, что его подопечного переводят под домашний арест.
У приехавших произошел крайне нервный и жёсткий разговор с Горбачевым. До сих пор неизвестно, кто и что говорил и в чем его убеждали. Генералов после заявлял, что будущие члены ГКЧП (Государственного комитета по чрезвычайному положению) давили на Горбачева, требуя от него ввести режим ЧС и спасти СССР. Горбачев якобы отмахивался, говорил, что у него уже голова болит от всех этих партийно-государственных дрязг. Ничего он якобы решать не будет — что хотят будущие путчисты, вот пусть то и делают. А от него отстанут, у него отпуск и вообще радикулит.
Заговорщики плюнули на генсека и решили брать дело в свои руки. Тем более на их стороне был вице-президент СССР Георгий Янаев, а принципиальное одобрение высказали главы армии, КГБ и МВД. Утром 19 августа путчисты совершили «медицинский переворот», объявив Горбачева отстранённым от власти по состоянию здоровья.
Со здоровьем у президента в конце августа дело действительно не заладилось. Ревматоидные приступы действительно были. Так что он после ареста даже попросил Толстого послать за известным врачом-мануальщиком Лиевым из Ялты. Тот периодически приезжал в «Зарю» и лечил Горбачева. Однако как только эскулап узнал, что в случае посещения он будет заперт на правительственной даче, тут же заявил, что больной здоров и в его услугах не нуждается. С тем охрана и уехала. Позже Лиев утверждал, что 20 сатрапов-мордоворотов гонялись за ним по ялтинскому пляжу, но не смогли поймать.
Слушая голос огромной страны
Вопреки дальнейшим «воспоминаниям» Горбачева, о ситуации в стране, мире и вводе танков в Москву он прекрасно знал. Во-первых, в дежурке постоянно работал телевизор. Во-вторых, у его зятя был хороший приемник, который ловил турецкие и болгарские радиостанции, которые передавали информацию о происходящем в СССР. Многие передачи были англоязычными, и Горбачеву их оперативно переводили. Наконец, слухи о его заточении быстро просочились наружу. Юрий Мешков, первый и последний президент Республики Крым, даже пытался собрать людей, чтобы вызволить Горбачева. В итоге несколько человек приехали к КПП «Зари», простояли перед ним и уехали обратно.
Примерно таким же анекдотом оказался сам августовский путч. Все его участники ждали друг от друга резких и решительных действий по восстановлению советской власти. Армия — от КГБ, КГБ — от МВД, а МВД — от двух предыдущих силовых органов. И все допускали чудовищные ошибки: не была отключена связь на территории страны, никто не собирался радикальным образом подавлять антипутчистские выступления, никто не запрещал партии и объединения и не закрывал границы, никто не преследовал прессу — путч напоминал странную бутафорию. Потом ряд участников «августовского переворота» будут говорить, что не хотели подставлять Горбачева. Что дало полное право известному леворадикальному публицисту и исследователю Александру Тарасову заявить, что «советские гориллы — самые тупые гориллы в мире» (отсылка к латиноамериканским диктатурам, деятелей которых в советской печати клеймили «гориллами»).
Не менее странным образом вела себя и Коммунистическая партия СССР. У Горбачева с ЦК и управляющим активом партии были очень жёсткие разногласия. Во время апрельского пленума КПСС дело дошло до настолько ожесточенных нападок, что глава государства буквально психанул и заявил о своей отставке. И вот Компартия столкнулась с тем, что у неё просто не было кого-то, кто мог спокойно заменить Горбачева. Все, даже его противники, понимали, что уйди он сейчас — КПСС накроется медным тазом.
Какой-никакой авторитет у президента СССР ещё был. Хотя политика лавирования между просоветски настроенными слоями, среди которых были и коммунисты, и крайне правыми реформаторами делала его положение неустойчивым. Успех референдума о сохранении СССР, на котором более 77% высказались за сохранение Союза, укрепил позиции Горбачева. Позиции его противника — главы РСФСР Бориса Ельцина, наоборот, ослабевали. Запуск процесса переподписания нового Союзного соглашения в Ново-Огарёво, в котором приняли участие 9 республик из 15, позволил Ельцину отыграть какие-то позиции. Тем более большинство региональных властей были в целом не прочь стать окончательно суверенными государствами. Однако позиция главы Казахстана Нурсултан Назарбаева, который хотел сохранить единое экономическое и политическое пространство, сдерживала маневры российского президента. К тому же Горбачев двигал казахстанского лидера на должность премьер-министра будущего Союза советских суверенных государств. И Ельцин в целом также оказывался в подвешенном состоянии.
От главы сверхдержавы до политика на обочине
На международной арене ситуация в тот момент также благоприятствовала последнему советскому президенту. США не желали распада СССР. Вашингтон опасался сразу нескольких моментов. Во-первых, расползания ядерного арсенала по всему миру из-за утраты централизованного контроля над ним. Поэтому в 1991 году президент Джордж Буш — старший и его команда сделали все возможное, чтобы контроль за советской ядерной кнопкой оказался в руках наиболее сильного политика на пространстве СССР. Им в итоге оказался Борис Ельцин, который уже в конце 1991 года заверял США, что российская сторона полностью контролирует арсеналы России, Украины, Белоруссии и Казахстана.
Во-вторых, США считали, что сохранение единого экономического и политического пространства на территории СССР, особенно в случае создания там конфедеративного союза, лучше всего поспособствует его вхождению в мировую экономику. Не произойдет экономического развала, будет снижен рост национализма и шовинизма из-за массового обнищания граждан некогда второй сверхдержавы, а значит, будущие потрясения в виде взаимных претензий и драки за доминирование на территориях бывшего СССР будут исключены.
В-третьих, такое положение облегчит демократические реформы на территориях бывшего Союза. Поэтому Горбачева надо было сохранить как некоего гаранта будущих, по мысли Вашингтона, успешных преобразований. Параллельно американские круги искали подходы к региональным лидерам, включая Ельцина или того же Назарбаева.
Августовский путч изменил все в этих раскладах. Компартия СССР замерла как кролик перед удавом, не решившись ни осудить попытку переворота, ни примкнуть к нему. Все три дня с 19 по 21 августа её члены не знали, что делать, полагаясь на верхушку, которая включала в себя как сторонников и участников переворота, так и людей, которые выжидали, кто же выиграет, и просто растерянных людей.
Американцы, увидев произошедшее, тут же пришли к выводу, что ГКЧП похоронил любые возможности создать на территории СССР хотя бы единое экономическое пространство. ЦРУ сразу же сделало вывод, что ситуация стала неконтролируемой и надо добиваться хотя бы нераспространения военных арсеналов. Остальное — к черту.
Что касается самого Горбачева, то он продемонстрировал худшие качества политика. Во-первых, как ещё действующий глава Союзного государства он дал устроить себе обструкцию и настоящий допрос со стороны депутатов Верховного Совета РСФСР. Во-вторых, 24 августа под давлением даже не Ельцина, а руководства Москвы — Гавриила Попова и Юрия Лужкова — Горбачев снял с себя полномочия Генерального секретаря ЦК КПСС. После чего партию достаточно быстро разгромили на пространстве всего бывшего СССР, защитников у нее не нашлось.
Став неприкаянной и никому не нужной фигурой, Горбачев быстро вылетел на обочину исторического процесса. Впереди были Беловежские соглашения между Россией, Украиной и Белоруссией, окончательно похоронившие СССР, и октябрь 1993 года, в котором Ельцин окончательно уничтожил последние институты ушедшей советской эпохи.