Дальний Восток после начала СВО приобрел особое значение, в то время как торговые и иные связи с Западом (и в переносном смысле, и в буквальном, географическом) прервались, нагрузка на Дальний Восток резко возросла. Теперь едва ли не основная часть торговли России, вообще связей с внешним миром, будет осуществляться через этот регион. Тут и Китай, теперь ведущий геополитический партнер и экономический союзник, отсюда идут торговые пути к Вьетнаму, Индии, странам Юго-Восточной Азии, Ближнего Востока. Особенно это важно с учетом закрытия портов для наших судов в связи с санкциями.
Однако Дальний Восток давно уже представляет для власти тяжелый вызов — она никак не может начать действовать в парадигме, когда край являет собой решение, а не проблему.
В XVII веке Россия проникла к берегам Тихого океана с минимальными затратами, усилиями энтузиастов, охотников за пушным и морским зверем, сборщиков ясака, прочих вольных людей. Роль армии и чиновников была минимальна. И в XIX веке, когда под власть России перешло Приморье и она утвердилась на Сахалине, ей не пришлось прибегать к военной силе. Огромные земли сами падали ей в руки. Лишь в 1945 году пришлось немного повоевать, чтобы вернуть Южный Сахалин (потерянный по итогам сражений в Маньчжурии, а не на острове) и получить Курильские острова, на чем территориальные приобретения закончились.
До 1917 года шло освоение новых земель естественным способом — люди селились там, где это было удобно и выгодно, — юг Уссурийского края, равнина у Амура. Здесь новопоселенцы занимались сельским хозяйством, торговлей, ремеслами, основывали города. Также развивался Владивосток как крупный порт, а вдоль Транссиба — Хабаровск и Благовещенск. На северные территории никто не переселялся, для закупки пушнины вполне хватало наезжавших торговцев.
Но в советские времена картина изменилась. Начался массовый завоз населения на «севера». Применительно к Дальнему Востоку это означает и Магадан с Колымой, и Камчатку, и Сахалин, и северные районы Хабаровского и Приморского крев. Как закономерный итог после 1991 наступил массовый отток людей из региона. По словам Путина за это время его покинули почти два миллиона человек. Достаточно посмотреть на численность населения его крупнейших городов, Петропавловск-Камчатский сократился на треть — с 273 тысяч до 181 тысячи, Магадан еще больше — со 154 тысяч до 91 тысячи, Комсомольск-на-Амуре — с 319 тысяч до 238 тысяч. Даже самый южный из городов — Владивосток — упал с 638 до 601 тысячи. Росло население только в Южно-Сахалинске и Благовещенске.
Демография края стала заложницей советской системы, и правительство пока безуспешно пытается решить главное противоречие — между созданной инфраструктурой и реальными потребностями в населении. Вопрос заключается в следующем — нужно ли стараться сохранить и так уже сильно сократившуюся популяцию или предоставить ситуации развиваться естественным образом?
В известном смысле Дальний Восток представляет собой чемодан без ручки. Да, формально и природных богатств там немало, и географическое положение важно, но в реальности воспользоваться преимуществами не так легко.
Возьмем туризм, на который уповают и на Камчатке, и в других областях. Северные края не для массового туриста, не для продолжительного отдыха, это экскурсии на несколько дней. Как место горнолыжного (любого зимнего) спорта Дальний Восток слишком удален. Это касается и охоты, рыбалки, парусного спорта. Соответственно, не нужно и много людей для обслуги, она может быть такой же приезжей, вахтовой, как и отдыхающие. Это же относится к добыче полезных ископаемых и рыболовству. По природным условиям Дальний Восток не подходит и для переезда людей для проживания на пенсии, это не Крым или Сочи.
Промышленность в современном мире требует все меньше рук и стремится туда, где можно меньше платить. Стоимость же жизни на Дальнем Востоке высока, и низкой стоимостью рабочей силы сюда компании не завлечешь. Думается, к демографии Дальнего Востока правительству надо относится спокойнее и не гнаться за сохранением прежних показателей. Да, понятно, что есть геополитический аспект — малозаселенные территории создают соблазн за рубежом. Но южная линия вдоль границы — Благовещенск — Хабаровск — Владивосток плюс Южно-Сахалинск, всегда останется заселенной.
Правительство же всячески старается привлекать и удерживать население, и это приводит к парадоксальным последствиям — создано Министерство под делам Дальнего Востока, имеются специальные фонд и корпорация по развитию, приняты беспрецедентные законы о «дальневосточном гектаре» и дальневосточной ипотеке. Однако местное население голосует показательно протестно. В двух крупнейших регионах Дальнего Востока — Хабаровском и Приморском краях действующие главы, назначенные из Москвы, «пролетели» на выборах в 2018 году, и Кремлю пришлось приложить максимум усилий, чтобы стабилизировать ситуацию. А в Хабаровске после ареста губернатора Фургала долго не затихали массовые протесты, непредставимые в таком размере и по такому поводу в центральной России. И тема «дальневосточного гектара» у протестующих не звучала, мол, как нас облагодетельствовали власти. Точно так же во Владивостоке не вспоминали благодарно про мост на остров Русский и прочие постройки к саммиту АТЭС. Значит, дело в чем-то другом, не в недостатке внимания и инвестиций.
Чтобы понять подлинную причину проблем на Дальнем Востоке следует обратиться для сравнения к Западной Сибири. Природные климатические условия там несравненно хуже — болота, тайга, тундра. Однако города растут как на дрожжах — Сургут, Нижневартовск, Салехард, Ханты-Мансийск. Государственных программ по удержанию там населения нет. То есть наличие нефтегазовой ренты снимает все проблемы. На Дальнем Востоке такой ренты нет и не предвидится.
Подведем итог. Важные транспортные коммуникации — трубопроводы, железные дороги, автодороги, порты, значение которых только будет возрастать, как мы отметили вначале, не требуют большого населения. То же касается и космодрома Восточный, и прочих инфраструктурных проектов. Значимое число людей можно привлечь только (в отсутствие иных стимулов, а «красоты Сихотэ-Алиня» к ним не относятся) возможностью стабильных больших заработков. Поэтому правительству в идеале стоило бы поменять свой подход к Дальнему Востоку. В обозримом будущем переломить негативный демографический тренд не получится, но в этом нет и никакого смысла. В США же нет программ по наращиванию населения Аляски, и никто не переживал, что после «золотой лихорадки» Юкон опустел. Коренные народы некуда не денутся. Естественная конъюнктура определит, сколько рабочей силы необходимо в том или ином районе.
Стоило бы обратить внимание на административную структуру. Вызывает удивление сохранение до сих пор Еврейской автономной области, искусственно вырезанной из Хабаровского края в 1991-м. По каким-то причинам, ее не вернули обратно, когда в начале 2000-х прошла кампания по сокращению числа субъектов федерации. Наличие ЕАО означает бессмысленные траты на дублирующий аппарат управления. И Биробиджаном и районами ЕАО прекрасно можно руководить из Хабаровска. Наверное, стоит задуматься и о возвращении в Магаданскую область Чукотского автономного округа. По факту сегодня мы имеем два крошечных по населению субъекта с многочисленным чиновничеством и прочими бюджетниками. В свое время Чукотку отдали на содержание Роману Абрамовичу, но те времена давно прошли.
Со времен Ивана Гончарова и Антона Чехова русских людей беспокоил Дальний Восток, и они отправлялись туда посмотреть своими глазами — кто на парусном корабле, кто на лошадях. Сегодня к нашим услугам самолет — за несколько часов мы преодолеваем путь, на который раньше тратились многие месяцы. Но ясности в вопросе больше не стало. Управление удаленными и обширными территориями представляет собой долгосрочный вызов и в XXI веке.