Новые переговоры Владимира Путина и Касым-Жомарта Токаева примечательны сразу по ряду обстоятельств. В последний раз президенты лично общались летом 2021 года. И за этот небольшой временной промежуток многое кардинально изменилось.
Обычно аналитики следят за тем, куда вновь избранный президент нанесёт свой первый официальный визит. Токаев формально во главе соседнего Казахстана без малого уже три года. Но все прекрасно понимают, что Токаев до кровавых событий в Алма-Ате и после — это две качественно разные политические фигуры. В августе 2021 года Путин мог обсудить с коллегой только общие вопросы и с удовлетворением констатировать, что товарооборот между странами вырос на 33%, а союзнические связи укрепились.
Теперь же на встречу прибывает лидер, вышедший из тени Елбасы и крепких экономических объятий клана Назарбаева, главнокомандующий вооружёнными силами и силовиками. И как будто к этому визиту специально приурочили и вывод из правления «Газпрома» зятя окончательного пенсионера Нурсултана Назарбаева. Впрочем, это не значит, что у Токаева внутри страны решены все проблемы. Ему ещё предстоит выстроить устойчивый баланс кланово-элитарных интересов, подвести черту под кровавыми январскими событиями, назвав удобных во всех смыслах зачинщиков и виновников.
А главное — продолжить политику многовекторности, столь свойственную большинству постсоветских стран, искусно маневрируя между двумя центрами силы — Россией и Китаем. В этом смысле положение Казахстана сложнее. Назарбаев привёл в страну многочисленные западные компании, контролирующие разработку минерального сырья, прежде всего урана. Но Казахстан в прямом смысле зажат между Россией и Китаем. Токаев — профессиональный китаист, но он осознаёт градус синофобии в стране, элита которой прекрасно видит, во что превращается Синьцзян-Уйгурский автономный район в Китае, в котором проживает немало и этнических казахов. И есть понимание, чем грозит Казахстану экономическое и политическое поглощение Китаем.
Но и с российским противовесом Токаев предпочитает соблюдать дистанцию, потакая собственным националистам. А потому объединённые силы ОДКБ, состоявшие в основном из российских десантников, которые продемонстрировали своим присутствием главное — международную поддержку Токаева, были по просьбе Астаны (Нур-Султана) быстро выведены из страны. Местные русофобы не успели толком наплести басен о русской армии, расстреливающей мирных казахов. В эту же тактику демонстрации суверенитета вписывается и введение в правительство малоприемлемых для Москвы фигур, которым отданы проблемы выстраивания информационной политики и общественных связей.
Переговоры Путина и Токаева, конечно, интересны прежде всего не традиционными общими заверениями в нерушимой дружбе, но тем, готов ли «обновлённый» президент Казахстана отойти от постулата своего предшественника о невозможности политического союза с Россией. Особенно в свете важных документов, только что подписанных Путиным и Си Цзиньпином. Конечно, и новый этап российско-китайских отношений станет частью обсуждения президентами основных геополитических реалий.
Но многие в Москве буду ждать, поднимет ли Владимир Путин вопросы межнациональных отношений у соседей, которые в официальном плане всегда представлялись абсолютно безоблачными, но на деле осложнены переходом Казахстана на латиницу, появлением так называемых языковых патрулей, вытеснением русского языка из делопроизводства, выходом учебников по истории с описанием ужасов «русского колониализма». Во всяком случае, многие эксперты находили во многом схожие черты процессов, проходивших на Украине, и нынешних казахских реалий.
Так что и перед Россией, уже наученной горьким опытом созерцательной политики, стоит альтернатива: опять ждать, пока негативное рассосётся само по себе, или жёстко отстаивать свои интересы и не обольщаться благодарностями за прежнюю братскую помощь.