Возвращение на родину летчика Константина Ярошенко, который провел 12 лет в тюрьмах США по обвинению в контрабанде наркотиков и был амнистирован президентом Джо Байденом, стало одним из главных событий 2022 года. В интервью NEWS.ru пилот рассказал, почему не согласен с приговором суда, чем российские тюрьмы отличаются от американских, как его пытали и хотели завербовать спецслужбы США и Либерии. Также Ярошенко признался, что призывал американцев к революции, и объяснил, почему считает США «врагом номер один» и «ни о какой демократии там не может быть и речи».
«В отношении меня были серьезные пытки со стороны властей США»
— Вам уже удалось увидеться с Виктором Бутом, освобожденным, как и вы, в результате обмена на гражданина США?
— Нет, еще я с ним не повидался. Он только прилетел, должен отойти от ужасов американских застенков. Пусть отдохнет, восстановится, а потом уже, может быть, мы встретимся.
— Россияне знают об американских тюрьмах в основном по фильмам. Реальность сильно отличается от кино?
— Не очень сильно. В некоторых случаях тюрьмы США даже хуже, чем показано в кинофильмах. В каждой американской федеральной тюрьме свои стандарты, каждый директор тюрьмы — сам себе король в своем королевстве.
Например, когда на самом высшем уровне была достигнута договоренность о том, чтобы мне вылечили зубы (одобрение дало даже Министерство юстиции США), начальник тюрьмы сказал: «Нет». Не захотел, и всё.
— На принцип пошел?
— Просто он имеет такое право. Что он думал, я не знаю. Просто отказал, и всё. Без каких-либо комментариев и объяснений.
— А чем российская тюрьма отличается от американской?
— Я не был в российских тюрьмах. Но я смотрел по американскому ТВ передачу о самых суровых тюрьмах мира. Мне запомнилась ИК-17 строгого режима. В то время я находился в федеральной тюрьме «Дэнбери», это штат Коннектикут. С полной уверенностью могу сказать, что уровень содержания заключенных в нашей тюрьме, даже самой суровой, как говорит западный мир, на порядок выше, чем в американской. Наши тюрьмы гораздо лучше: и бытовые условия содержания заключенных, и придерживаются прав человека, прав заключенных. В американских тюрьмах все эти вещи полностью нарушаются.
— В России есть КПЗ, СИЗО. Как эта система выглядит в Америке?
— То же самое — есть и КПЗ, и СИЗО. Я находился в двух. Один назывался Metropolitan Correctional Center (MCC, СИЗО в Нью-Йорке. — NEWS.ru), второй — MDC Brooklyn (СИЗО в Бруклине. — NEWS.ru) — примерно такого же плана. Там находятся подозреваемые в преступлениях до момента вынесения приговора.
— Избиения, пытки... На вашем опыте, подозреваемые в США проходят через это?
— В отношении меня были очень серьезные пытки со стороны властей США. Власти США пытают по факту.
Агенты американской спецслужбы DEA (Drug Enforcement Administration — Агентство по борьбе с наркотиками) в отношении меня проводили и пытки, и избиения. Это было еще на территории Либерии (в этой стране Ярошенко был задержан и передан властям США. — NEWS.ru) и продолжилось в США.
В американских тюрьмах две системы: федеральная и штатовская (а в каждом штате свои правила). Я находился в федеральных тюрьмах, где нет открытого физического давления, но очень ярко выражено моральное. За инакомыслие или какой-либо другой проступок тебя могут посадить в карцер на неопределенный срок, даже до года. Потом на один день выпустят — и обратно.
Карцеры тоже бывают разные. Я побывал в карцере в СИЗО МСС на Манхэттене и в карцере двух тюрем, где затем сидел — «Форт Дикс» в Нью-Джерси и «Дэнбери» в штате Коннектикут. Худшее, что я видел, это, конечно, «Дэнбери». Как в фильме ужасов показывают, что-то вроде того.
— В подвал спускаешься?
— Нет. Просто эти решетки, небольшие камеры, очень маленькие — два метра в длину и полтора а в ширину. Там двойные железные нары, умывальник-туалет, как они называют, два в одном — вот и всё. Люди могут годами находиться в таком практически сжатом положении, двигаться там некуда.
Меня много раз бросали в карцер прямо на пол. Давали какую-то подстилку — и всё, лежи на полу. Так, в частности, было в «Форт Дикс». Меня бросили в карцер за то, что я рассказал журналистам, в каких условиях меня содержат американские власти. Я прекрасно помню момент, когда директор тюрьмы — некая мадам Зикенфулс, я запомнил ее фамилию, в ответ на мой вопрос о том, за что меня посадили в карцер, ответила: «За то, что ты говоришь про США». Вот такая вот «демократия» по-американски. «Что, есть какие-то тайны? Я же констатирую факты, ничего не придумываю, говорю то, что есть на самом деле», — сказал я ей. Эти американцы готовы в чем угодно обвинять Российскую Федерацию, а сами у себя не видят бревно в глазу.
— И искренне считают себя демократами?
— Да, демократами. И говорят, что у них соблюдаются права человека, свобода слова. Но это всё вымышленное, это псевдодемократия. Они промывают людям мозги через СМИ. Ни о какой демократии, либерализме, правосудии в США не идет и речи.
«Для меня Америка была и остается врагом номер один»
— Вы поняли это, только оказавшись там, или до этого догадывались?
— Я раньше про Америку вообще не думал. Для меня Америка была и остается врагом номером один. Я человек советской старой школы, понимаете? И моё мнение, что США — это зло. Нам говорили правду в Советском Союзе, и сейчас это всё прекрасно видно.
— Что было для вас самым удивительным после задержания? Какие были ожидания?
— Поразило всё. Когда меня привезли на территорию США, я надеялся на правосудие. Его не оказалось. Американцы нарушают свои собственные законы. Это первое, что поразило.
Условия содержания заключенных — это отдельная тема для разговора. Какие-либо посылки — медикаментозные, вещевые — в федеральную систему запрещены.
Когда началась пандемия, посольство Российской Федерации послало мне маски, но администрация тюрьмы запретила даже передачу масок. Хотя их на тот момент в тюрьме не было, поэтому многие заключенные умерли. В моей казарме через койку лежал заключенный, который просил помощи медиков: «Помогите! Мне так плохо, не могу дышать». И представитель санчасти сказал: «Ну полежи, всё пройдет». Ну всё прошло — через два дня он умер.
Медпомощи в американской тюрьме не дождешься. Моя последняя тюрьма «Дэнбери» была рассчитана на 1200 человек. В мужской части находились где-то 1000 человек, и было маленькое женское отделение. Вот на всю эту тюрьму был и есть только один доктор, попасть к которому очень тяжело. Если написать прошение о приеме, врач может принять только через месяц-полтора. И он — гинеколог! Вы понимаете?! В мужской тюрьме идти на прием к гинекологу — это абсурд.
Ни медицинского обслуживания, ни питания. Если хочешь что-то съесть, надо иди в тюремный магазин, где всё очень дорого стоит, да и выбор ограниченный. То, что подают заключенным в столовой... Поначалу есть это было невозможно. Иногда дают некое подобие мяса, некую субстанцию. А основное питание заключенных — рис, бобы и кукуруза.
— Сильно похудели?
— Поначалу сильно. Но в последние годы моего заключения началась пандемия, и мы два года находились практически без движения, так как нас закрыли в казармах. А они очень маленькие. Со мной сидел итальянец, который находился в «Дэнбери» в 1976 году. Он говорил: «У меня какое-то дежавю, потому что ничего не поменялось с 1976 года, только число заключенных увеличилось как минимум в три раза». В три раза!
Кроме казарм на 100 человек есть еще совсем малюсенькие казармы. В 1950-е в них держали по одному человеку, а сейчас — под два, так как за последние десятилетия американская система увеличила наполняемость тюрем как минимум в пять раз.
До 1980-х в США было порядка 500 тысяч заключенных. За два десятка лет их численность увеличилась до 2,5 миллиона. Население США составляет 5% (общего населения мира. — NEWS.ru). При этом заключенных в США — это 25% сидящих в тюрьмах во всем мире. Вопрос: это люди в Америке такие криминальные? Или же система такая прогнившая? Скорее всего, система.
Поэтому когда нас обвиняют, что вот ГУЛАГ и тому подобное, я говорю: «Нет, ребята, вот здесь, в США, у вас сейчас как раз ярко выраженные 1930-е времен Вышинского». Был такой генеральный прокурор Советского Союза, который создал «тройки», принимавшие решение даже в отсутствие подозреваемого и сажавшие людей в ГУЛАГ. Вот то же самое сейчас происходит и в США. 2,5 миллиона человек сидит в тюрьмах, еще часть людей под домашним арестом, у кого-то условное наказание. Я точную цифру не знаю, но к этим 2,5 миллиона, я думаю, еще 5–6 миллионов можно прибавить.
— По каким статьям в основном сидят в США?
— За всё сидят. И убийства, и кражи, и махинации — всё то же самое, люди примерно одни и те же.
Но в основном сейчас сажают не за совершенное преступление, а за какие-либо намерения. Основная масса заключенных по факту не совершала каких-либо противоправных действий. В Америке есть такое понятие (я считаю, что это полный идиотизм), которое переводится на русский как «несовершённое преступление». Само слово «преступление» подразумевает какие-то реальные действия, но в Америке сажают даже за несовершённое преступление.
Вот так осудили и меня. Обвинение против меня строилось лишь на одной фразе: «Ярошенко понимал, что часть наркотиков попадет в США». Мы спросили прокуратуру: «Как вы можете знать, что понимал Ярошенко? Вы читаете его мысли, вы телепаты-экстрасенсы?». Аргумент, что я даже не говорил по-английски, не убедил суд.
Второй аргумент: понимание чего-либо не означает согласия участвовать в чем-либо. Понимаете, это разные вещи — понимать и соглашаться. Но и такой серьезный довод американский суд не принял. Меня осудили только за то, что я якобы «понимал», что часть несуществующих, вымышленных наркотиков попадет в США, в диппочту. Опять-таки не выяснено, кто имеет право вскрывать дипломатическую почту, кто отвечает за вложение в диппочту. Перевозчик? Или же дипломаты, которые опечатывают? Понимаете, здесь тоже много вопросов.
Тем не менее меня осудили на 20 лет, а в реальности — на 24 года. Потому что четыре года мне дали, если говорить по-русски, условно. Если бы я что-то нарушил, должен был бы отсидеть еще четыре года.
«Мне грозили наказанием вплоть до пожизненного и пытались завербовать»
— Вам же дали адвоката от государства?
— Поначалу да, тебе дают бесплатного адвоката. Но, честно говоря, их даже адвокатами-то назвать нельзя. Это чистой воды прокурорские марионетки. Они начинают сразу же давить на признание вины: ты это сделал.
— То есть защитник даже не пытался вас вытащить?
— Нет. А зачем? Им это не нужно. Они работают на правительство, они получают от них деньги. Поэтому какой смысл идти против? В США суды и прокуратура одно целое.
Мне говорили: «Признай вину, иначе тебе дадут 30 лет». Я вину не признал, пошел в суд. Ну суд увидел, что 30 лет — это уже перебор, и дал 20 лет. Один немаловажный факт: двух реальных наркоперевозчиков признали невиновными и отпустили. Они граждане Ганы, которых я вообще никогда не знал и не видел. Они сказали: «Да, мы — наркоперевозчики. Мы незаконно перевозим наркотики, но мы не хотим привезти их в США, нам это не надо». И такой вот абсурд — их по каким-то непонятным мотивам оправдали.
Много там звучало лжи, была открытая фальсификация. Более того, перед вынесением приговора присяжными прокурор заходил в их комнату, что запрещено. А он заходил, провел там некоторое время и вышел. После чего обвинительный приговор вынесли мне и одному гражданину Нигерии. Ганийцам сказали, что они невиновны.
Я считаю, что шла чисто политическая подоплека.
— Из-за того, что вы русский?
— Судя по той информации, которой я обладаю, обвинения против меня были выдвинуты для дискредитации руководства Российской Федерации. Я лишь маленькое звено в этой большой цепи.
— Один из кирпичиков информационной войны?
— Конечно. Поначалу я думал, что докажу свою невиновность. А я невиновен на сто процентов, был уверен в себе до конца. Но никаких допросов, проверок, запросов в РФ американские власти не осуществили. Для дела им это было не нужно. Даже в официальных документах судьи и прокуроры часто используют словосочетание we believe — «Мы верим, что вы совершили преступление». Много фраз со словами it looks like —"Это выглядит так, что вы совершили преступление«. То есть нет констатации факта, для приговора достаточно лишь каких-то умозаключений.
Однажды я написал судье письмо, в котором всё четко высказал: «Вы пишете, что верите, что я преступник. Позвольте, дети верят в Санта-Клауса, люди верят в Бога. Но существует ли он? Понимаете? „Верить“ и „существовать“ — это совершенно разные понятия». Меня, конечно, не услышали.
Американская система правосудия — это цирк. А сами суды называю судилищами, где льется откровенная ложь. Я ловил прокурора на вранье, и ничего не изменилось, это всё является нормой в США.
— Вас пытались завербовать?
— Конечно, сразу же, с момента похищения. Это не секрет. Сразу же, как меня похитили 28 мая, предложили быть американской марионеткой, а также работать на Службу безопасности Либерии. Они действовали совместно. В фабрикации дела в отношении меня участвовали и высокопоставленные лица правительства Либерии. В частности, был такой Роберт Сирлиф, сын президента Либерии Эллен Джонсон-Сирлиф. Ее сын — начальник Службы безопасности Либерии. Они выполняли четкие американские инструкции, там завязано много политики.
Когда меня похитили, я сразу сказал: «Мне нужно связаться с представителями российской дипмиссии либо дайте позвонить в семью». Во всем мне было отказано. Мне предложили работать с американскими властями, но я не согласился. Потом в самолете меня пытались еще раз завербовать. И по прибытии в США мне ведь поначалу грозили наказанием вплоть до пожизненного заключения. Но затем убрали многие абсурдные обвинения.
— Какие?
— Звучали, например, такие вещи, как поддержка терроризма. Есть такая марксистская организация в Колумбии — FARC, Революционные вооруженные силы Колумбии. Для нас они марксисты, для американцев — террористы.
— И вас пытались каким-то образом связать с этими ребятами?
— Ну конечно. Что вроде как из Колумбии или из Венесуэлы идут наркотики этой организации FARC, убивающей американских солдат, которые находятся на территории Колумбии. То есть если ты купишь у них наркотики, получается, что ты финансируешь убийство американских солдат. Там фантазии, поверьте мне, очень много, много лжи.
Прокуратура официально заявляла: «Ярошенко перевез тысячи тонн контрабанды по всему миру». Я говорю: «Позвольте, дайте в Российскую Федерацию запрос, приезжайте ко мне в Ростов, посмотрите, как я живу». Я должен был бы быть не миллионером, а миллиардером, если бы перевез тысячи тонн контрабанды.
— Наркобарон?
— Да, наркобарон. Приезжайте, пожалуйста, ко мне домой, посмотрите, как я живу: пятиэтажка, хрущевка, пятый этаж. Всё прекрасно.
«Рабство в США существует на федеральном уровне»
— Правда, что в американских тюрьмах процветают коррупция, рабство и нелегальный бизнес, как это показано в фильме «Брубэйкер»?
— Рабство там существует на федеральном уровне. Есть такая организация «Юникор», которая объединяет тюремные производства. В «Форт Дикс», где я сидел, заключенные делали, например, электронику для какой-то сотовой компании, шили военную форму. И получали при этом 15–20 центов в час. Хотя минимальный размер оплаты труда, согласно федеральным законам, должен быть около $10 в час. При этом товары, произведенные заключенными, продаются по коммерческим ценам. Вот это, я считаю, чистое рабство. У граждан Мексики, Гондураса, Венесуэлы, Колумбии, Эквадора, многих, кто сидит в тюрьмах США, нет денег, чтобы прокормить себя за решеткой. Поэтому они идут и работают как рабы за 15–20 центов в час, чтобы себя немножко поддержать. С утра до позднего вечера.
— Может, для этого Штатам и нужно такое большое количество заключенных, чтобы они работали за копейки?
— Так оно и есть, всё поставлено на федеральном уровне. Это кровавый бизнес. Осудить на огромные сроки людей — и пускай они как рабы работают практически бесплатно. За 10 часов работы заключенные получают $2. А, например, одна минута телефонного разговора с Россией стоит один доллар. В магазин пойдешь — там цены тоже кусаются.
У каждого заключенного есть свой тюремный счет, с которого снимают деньги за звонки или покупки.
— А если нет денег?
— Твои проблемы. К родственникам обращайся, к кому угодно. Потому что передачи запрещены.
— Вы тоже работали в американской тюрьме?
— Нет, я сразу сказал: «Я работать на это преступное государство не собираюсь. Сажайте в карцер, делайте что хотите — я не буду работать на это преступное государство». Поэтому я ни дня не работал.
— Они пытались давить на вас?
— Конечно. Кидали в карцер, например. Но зачем я буду шить военную форму для армии врага? Абсурд!
— Вас хотели втянуть в какую-либо тюремную группировку, есть ли там бои стенка на стенку, как в кино?
— Конечно, всё это есть, да. По-моему, в 2017 году в «Форт Дикс» был бой стенка на стенку. Человек 200 участвовали. Всё серьезно: офицеры, «маски-шоу», дубины, слезоточивый газ.
Втянуть меня, конечно, пытались. Просто иной раз нужно встать, объяснить какие-то вещи, вести себя правильно. Это же мужской коллектив, для меня это не новость. Я провел в мужском коллективе достаточно много времени: лётное училище, советская армия, транспортная эскадрилья, летчики.
И потом, ну кто там в той же тюрьме «Форт Дикс» порядок наведет. Пять тысяч заключенных, в каждой казарме (по-английски — unit) 350 человек. И на них один офицер — охранник. И то он стоит внизу на входе. Что творится на третьем этаже, он, конечно, не знает.
— Так можно взбунтоваться и «вынести» этого охранника...
— Может быть, но не особо бунтуется там. Куда бежать, «вынести» куда? Потом тебя посадят на пожизненное. Или казнят. В Америке не особенно церемонятся с человеческими жизнями.
Один раз я видел бунт в «Дэнбери». Заключенные взбунтовались из-за того, что им обрезали и без того скудное питание, а после этого захотели еще и лишить ящиков для личных вещей. Чтобы вообще ничего не было.
Все заключенные закрылись по казармам, никто не выходил на улицу, не пошел ни на работу, ни в столовую. Объявили голодовку.
— Ну это не бунт, это так.
— Бунт. И через три дня администрация пошла на попятную.
— Получается, в целом американские заключенные — тихие и боязливые?
— В общей массе да, народ сильно напуган сроками, смертными казнями.
— То есть запуганная нация?
— Я считаю, что да. Потому что в суд идет очень мало людей. Все в основном признают вину.
«На 100 человек четыре унитаза. Представляете, какая к ним очередь по утрам?»
— А вам лично приходили мысли о побеге?
— Конечно, как любому заключенному, которого приговорили к 20 годам. Все мечтают сбежать. Но это очень сложно.
Мысли были. Но как их реализовать в реальности, когда видишь систему охраны, колючую проволоку. Ну куда бежать? Быть самоубийцей?
— В фильме «План побега» Сталлоне и Шварценеггер сбежали.
— Легко рассуждать здесь. А когда там находишься, всё совсем по-другому. Поэтому да, мысли о побеге были, но их осуществление было бы самоубийством.
— Застрелили бы?
— Если и не застрелили, добавили бы лет 10. Вот и всё.
Там даже когда тебя вывозят за пределы тюрьмы (когда мне было совсем плохо, меня возили в госпиталь), с тебя берут расписку, что ты в курсе: если с твоей стороны будут какие-то движения, в тебя стреляют без предупреждения. Всё, ты это должен понимать.
В Америке жизнь человека ничего не стоит. Вы посмотрите, что там творится: человек что-то неправильно сделал, повернулся — полицейский стреляет в него, даже не думая, не разбираясь.
— Они жестокие такие? Или у них такая система ценностей?
— Скорее всего, система так построена — на жесткости к гражданам. И американцы этим сильно запуганы.
Я говорю: «Ребята, вам нужно встать и сменить этот строй. Вы же здесь рабы. Какая здесь демократия? Сделайте революцию, встаньте с колен».
Сейчас, я считаю, граждане стоят на коленях: дикие налоги, никаких прав человека, медицинского обслуживания — ничего нет. Все мои американские знакомые, хорошо обеспеченные финансово, прилетают к нам лечиться, потому что у нас медицинское обслуживание, я считаю, лучше.
— Русскоговорящих заключенных много в американских тюрьмах?
— Смотря в какой тюрьме. В «Форт Дикс» было достаточно много: на 2,5 тысячи человек — 20 русскоговорящих. Это в основном выходцы из Советского Союза, жившие в Нью-Йорке, Филадельфии, на Брайтон-Бич.
— Вы с кем-то из них подружились?
— С некоторыми были хорошие отношения. Больше всего, конечно, подружился с гражданином Испании Дэвидом Мендозой. И еще Эммануэль Николеску — хороший парнишка из Румынии. Русскоязычные ребята, конечно, тоже хорошие.
— Они за что сидели?
— В основном за финансовые махинации.
— В бытовом плане как всё устроено? Есть ли туалет, душ, как часто можно мыться?
— Все тюрьмы разные. Последняя, «Дэнбери», конечно, ужасная: на 100 человек четыре унитаза. Хотя положено по минимальным нормам содержания, чтобы на 10 человек были один унитаз и один умывальник. А у нас на 100 человек было шесть умывальников, из которых только три работали. И четыре унитаза. Представляете, какая к ним по утрам стоит очередь?
Что касается душа, есть четыре душевые кабинки. Но бывают проблемы с водой, да и тюрьма «Дэнбери» очень старая, там всё прогнившее, в ужасном состоянии. Дикая антисанитария.
— Правда, что нет нормальных кроватей?
— В основном в СИЗО и тюрьмах федеральной системы стоят железные нары, сваренные из уголка. Лист металла, небольшой матрас. В «Дэнбери» даже подушка запрещена. Тебе дают небольшое тоненькое покрывало — вот и весь скарб.
«Убеждал американцев, что их информационная машина — это ложь»
— Вы чувствовали к себе предвзятое отношение именно потому, что вы русский?
— К себе — на все 100%. Наказывали за любое высказывание, устраивали гонения, обыски. Кидали в карцер, два раза в день просто так, переворачивали мои вещи. Я переживал, чтобы мне не подкинули какую-нибудь гадость и сказали, что это контрабанда.
— Что в такие моменты чувствуешь — злость, беспомощность?
— Поначалу, конечно, злость. Потом привыкаешь. Но хорошо, что это потом прекратилось. Потому что после каждого обыска я писал представителю нашего посольства. Они сразу же реагировали — очень быстро, очень жестко. Спасибо большое Анатолию Антонову (посол РФ в США. — NEWS.ru), Надежде Шумовой (заведующая консульским отделом дипмиссии. — NEWS.ru) и другим — они четко сразу писали прошения, отправляли в Госдеп ноты протеста. Мы находились в плотном контакте с моей супругой, МИД, посольством.
Своим друзьям в тюрьме я дал все телефоны посольства РФ в США — на случай, если со мной что-то случится. Пару раз было так, что меня кидали в карцер и мои друзья сразу звонили в посольство и сообщали об этом. Представители посольства или генконсульства сразу же приезжали в тюрьму и пытались добиться разъяснения, в чем проблема.
— Вы заметили в американской тюрьме высокий уровень русофобии, ненависти к темнокожим?
— Американское общество очень разрозненное по многим признакам: расовым, религиозным и прочим. Черные держатся своей кучкой, мексиканцы — своей, белые — своей.
Русофобия в тюрьме есть в основном со стороны охраны. Конкретно в отношении меня она не так сильно ощущалась со стороны остальных заключенных, потому что я проводил с ними политико-воспитательную работу. У меня были хорошие отношения и с черным населением, и с итальянцами, и с пуэрториканцами, и с мексиканцами.
— А языковой барьер?
— Поначалу он был, а потом уже все говорили на английском языке. Лет через 8 уже хочешь не хочешь, а заговоришь.
— Какую вы политико-воспитательную работу проводили? Пушкина читали?
— Нет, зачем. Я хотел показать, что вся эта их информационная машина — ложь: СNN, Fox, NBC, CNBC.
Посольство выписывало мне «Российскую газету», «Известия», журнал «Родина», «Коммерсант». Плюс еще по возможности звонил домой, просил жену включить новости, чтобы узнать, что происходит в реальности. Я говорил заключенным: «Вы видите только одну сторону медали, а нужно смотреть две стороны. И уже потом делать вывод, правда это или ложь... Вот вы говорите, что мы какие-то плохие на Украине. Хорошо. Но чем это подтверждено? Только одним заявлением СNN, не более того». Вот так сидим и начинаем дискутировать. Они понимали и поэтому в основном принимали мою позицию. В конце концов в большинстве случаев я их переубеждал.
— Вы сейчас с кем-то из них общаетесь?
— Мы переписываемся с несколькими заключенными, у нас есть связь. Пытаюсь поддержать их морально, потому что находиться в американской тюрьме очень тяжело.
— Считается, что в США свобода ЛГБТ. Как обстоят дела с меньшинствами в тюрьмах?
— Ой, мне противно даже обсуждать эти вещи. Ну, есть там ЛГБТ. Они держатся кучкой, ну ходят и ходят.
Сами американцы их тоже особо не любят. Но боятся что-то высказать вслух. Я поэтому постоянно подначивал американцев, говорю: «У вас не американский флаг должен быть, а радужный. Вы же устраиваете эти гей-парады, ведете пропаганду всей этой гадости». «Нет, это не мы», — говорят они. А кто?
— Есть ли запретные темы у заключенных?
— Говорят обо всём. Но в основном каждый занят собой. Когда сидишь большой срок (мои знакомые там отсидели по 25–27 лет), каждый занимается своей рутиной. Потому что если ее нет, это еще тяжелее.
Когда я пришел в казарму, один из русскоязычных заключенных Дмитрий Подлог сказал: «Костя, научись делать время». Это был очень хороший совет.
— Что это значит?
— Делать время — заниматься чем-то постоянным и не думать: встал, помылся, почитал позвонил, написал письмо. И так изо дня в день. Так время идет быстрее. Надо чем-то себя занять, чтобы не сойти с ума.
— Что помогло вам не сломаться?
— Многое. Мне писали слова поддержки из России, Америки, Канады. Другие заключенные также меня поддерживали.
Но в основном, конечно, это семья — супруга, мама, дочка.
«Сейчас лучше оставаться на территории России»
— Сейчас ваша ситуация повторяется на примере сына депутата Госдумы Валерия Селезнева Романа Селезнева, которого задержали в третьей стране и осудили в США за кибермошенничество. По словам посла Анатолия Антонова, который посетил его в американской тюрьме, условия содержания россиянина там неприемлемые. Получается, что каждый гражданин РФ, покинувший страну, может оказаться в подобной ситуации?
— Конечно. Вы же видите, что происходит ярко выраженное гонение на граждан Российской Федерации со стороны США. По ложным обвинениям людей экстрадируют из третьих стран и осуждают на огромные сроки. То же самое дело в отношении Романа Селезнева, который был выкран с Мальдив и осужден, если мне память не изменяет, на 25 лет (на 27 лет. — NEWS.ru). Я понимаю, как тяжело сейчас приходится нашим гражданам, таким как Роман Селезнев, Александр Винник, которые находятся в американской тюрьме.
Я считаю, что наши МИД и посольство делают всё, чтобы облегчить их пребывание там. Но было бы лучше, если наши граждане смогли вернуться на родину.
— Чтобы не попадать в такие ситуации, лучше пока не покидать Россию, как считаете?
— Да, лучше сейчас отказаться от поездок в страны, которые американцы держат под контролем. Лучше, конечно, быть на территории России, и всё будет нормально.
— Есть ли шанс, что власти США компенсирует вам ущерб за те 12 лет, которые вы провели в тюрьме? Все эти годы по сути украдены...
— Я буду пытаться добиться справедливости уже на территории Российской Федерации и по российским законам. Пока наше законодательство не позволяет заочно осудить граждан США и других стран, совершивших преступление, но не находящихся на территории РФ. Эти юридические моменты я хотел бы попробовать исправить с помощью Общественной палаты. Возможно, нам удастся внести поправки, чтобы можно было осудить совершивших преступление иностранцев, которые не находятся в России.
Только такой я вижу путь: чтобы я, находясь на территории РФ и руководствуясь российскими законами, попытался публично обвинить американцев в тех преступлениях, которые они совершили в отношении меня.
В конце 2022 года по указу президента Владимира Путина я вошел в комиссию Общественной палаты РФ по экспертизе общественных, общественно-значимых законопроектов и других правовых инициатив. Более того, я был назначен первым заместителем председателя комиссии. Конечно, это очень большая ответственность для меня. Я говорил, что хотел бы помогать людям.
— Чем занимается Единый координационный центр поддержки соотечественников за рубежом, вице-президентом которого вы стали?
— Цель центра — помогать нашим соотечественникам за рубежом. Так, примерно три недели назад ко мне обратился гражданин РФ — нейрохирург, который живет в Германии. Он поддерживал лайками в соцсетях специальную военную операцию, и ему стали угрожать уголовным делом, пытались осудить на очень большой срок. Наш координационный центр содействовал россиянину в поиске фондов, которые помогли ему решить эту ситуацию и оплатили расходы на адвоката.
— Как вы относитесь к тому, что российские заключенные отправляются в зону СВО и входят в состав ЧВК «Вагнер»?
— Если есть такое желание у заключенного, я его только поддерживаю. Это всё идет на пользу нашему государству. Если человек умеет воевать, он согласен, это ж не под палкой делается.
— Вы сами не планируете поехать в Донбасс?
— Конечно, планирую. Но пока супруга говорит: «Куда тебе воевать?». Я пошел бы хоть в бой. Но я не видел семью 12 лет... Мы чуть больше полугода вместе.
А поддерживать российских военнослужащих, конечно, нужно обязательно. Я бы хотел и планирую посетить Краснолиманский район, где в селе Дробышево находится могила моего деда — красноармейца, офицера, который отдал жизнь в борьбе с фашизмом. И сейчас там находятся эти укрофашисты. Может, они осквернили могилу моего деда... Я всегда был за то, чтобы вернуть наши территории обратно, в русло нашего государства. Чтобы Малороссия, Новороссия стали одной большой Россией.