В столице Казахстана Нур-Султане 7–8 июля состоялся 16-й раунд сирийских мирных переговоров в рамках так называемого астанинского формата между Россией, Ираном и Турцией — тремя странами «астанинской тройки», гарантами сирийского мирного урегулирования.
Помимо трёх государств-спонсоров, в последнем раунде переговоров приняли участие представители международных организаций, включая ООН и Международный комитет Красного Креста, а также делегации сирийского правительства, оппозиции и стран-наблюдателей — Иордании, Ирака и Ливана.
«Астанинский формат» переговоров был создан для решения задач, которым не уделялось должного внимания в поддерживаемом ООН Женевском процессе, в первую очередь для работы «на местах», обеспечения мер, связанных с прекращением огня и содействия обмену пленными.
Между тем острые военные вопросы всё чаще решаются в ходе двусторонних переговоров между президентами России и Турции и реализуются военными и дипломатами двух стран без привязки к «астанинскому формату». Некоторые решения Москвы и Анкары по Сирии одобряются задним числом на саммитах глав государств «астанинской тройки».
И в 16-м раунде переговоров практическая часть была, по сути, сведена к декларациям, которые кочуют из итоговых документов одного раунда в другой с незначительными изменениями.
Однако, несмотря на то что в практическом плане астанинский процесс себя изжил, он остаётся востребованным странами-участниками именно с формальной точки зрения, так как во многом отвечает их внешнеполитическим амбициям.
Для России это по-прежнему показатель ведущей роли Москвы в сирийских делах, так как запуск астанинского процесса по сути является российской инициативой и свидетельством возвращения РФ на Ближний Восток. Тем более что российская сторона придаёт важное значение и саммитам глав государств «астанинской тройки», из которых в перспективе может сложиться новый тройственный формат взаимодействия, который бы не ограничивался сугубо сирийской тематикой.
В то же время попытки институционализировать «астанинскую тройку» за счёт расширения сферы общих интересов России, Ирана и Турции пока не привели к успеху. Во время столкновений в Карабахе осенью 2020 года трио не смогло экстраполировать опыт Астаны для решения вопроса, выходящего за рамки сирийской войны. Иначе обстоит дело с дуэтом Москва — Анкара, который продолжает демонстрировать свою жизнеспособность как по Сирии, так и по другим темам.
Для Турции «астанинский формат» будет по-прежнему востребован как необходимый элемент легитимации собственного военного присутствия в Сирии. Поэтому, когда Дамаск заявляет, что турецкое военное развёртывание в Сирии является незаконным, то он в некоторой степени лукавит, по крайней мере, когда речь идёт об Идлибе. Соглашения о размещении турецких наблюдательных постов и вооружённых сил в этом сирийском регионе были достигнуты на шестом раунде переговоров в Астане в сентябре 2017 года, а параметры их присутствия были согласованы и одобрены всеми участниками до ввода турецких военных в Идлиб. Таким образом, развёртывание турецких войск в этом регионе было сперва санкционировано участниками «астанинской тройки», в том числе Россией и Ираном. Лишь получив подобную санкцию, Анкара начала ввод своих сил в Идлиб. Режим Асада как участник переговоров также это решение не оспаривал.
Хотя роль Ирана в астанинском процессе достаточно пассивна и условна, тем не менее для Тегерана встречи в Астане являются элементом признания его роли в регионе и окном в международную политику, что для них очень важно с учётом режима санкций со стороны стран Запада. Ведь в мероприятиях в рамках «астанинского формата» участие принимает не только одна из стран НАТО — Турция, но и представители ООН и иных международных организаций, а до определённого момента во встречах участвовал и посол США в Казахстане. Кроме того, это также позволяет Ирану в определённой степени легитимизировать своё военное присутствие в Сирии. Указание на то, что иранские военные находятся в стране по приглашению сирийского правительства не является весомым аргументом для большей части международного сообщества, в отличие от признания законности нахождения иранских войск в стране в рамках «астанинского формата», в котором принимает участие Турция и представители ООН.
Для сирийской оппозиции участие в переговорах в Астане, несмотря на отсутствие для неё какой-либо практической пользы, до сих пор не лишено смысла. Это позволяет вооружённым группировкам повстанцев получить признание (в первую очередь со стороны России) в качестве воюющей стороны и вооружённой оппозиции и выйти за рамки определений в границах между «незаконными вооружёнными формированиями» и «террористами». По крайней мере в ходе самих переговоров речь идёт исключительно об «умеренной оппозиции», в том числе и в случае с официальными заявлениями российских представителей.
Что касается правительства в Дамаске, то сейчас «астанинский формат» изжил себя для режима Асада, участие сирийского правительства в этих переговорах во многом вынужденно из-за давления Москвы и Тегерана. Для Асада свою роль этот процесс уже выполнил в 2017–2018 годах, когда служил прикрытием для расчленения сил сирийской оппозиции по четырём зонам деэкскалации с последующей передачей их под внешний контроль. Наконец, когда все зоны деэскалации, кроме одной, путём подобных махинаций были ликвидированы, то для Дамаска астанинские переговоры, изначально служившие элементом «военной хитрости», перестали иметь какую-либо ценность и стали служить местом, где от него постоянно требуют каких-то уступок, целесообразность которых сирийским режимом оспаривается.
Например, это относится к положению о массовом обмене пленными между правительством и оппозицией, который мог бы стать одним из способов продвижения «астанинского формата» на данном этапе. Однако режим Асада ограничивается лишь показательными жестами, которые только имитируют этот процесс. В частности, в преддверии нынешних астанинских переговоров 2 июля состоялся обмен удерживаемых оппозицией и режимом лиц по формуле «5 на 5», что, естественно, далеко от полноценного обмена пленными. И неясно, будут ли предприняты дальнейшие шаги в этом направлении или же подобные незначительные в практическом плане акции будут приурочены исключительно к очередному этапу астанинских переговоров. Ответственность за отсутствие прогресса здесь падает на сирийский режим, который участвует в переговорах по этой теме под давлением Москвы, но публично отказывается иметь дело с оппозицией и не признаёт её законной стороной переговорного процесса.
Для президента Сирии Башара Асада все его оппоненты, которые не сложили оружие, независимо от идеологии и политического спектра, а также те гражданские силы, которые их поддерживают, являются «террористами». Таким образом, Дамаск хотел бы избежать эквивалентного обмена пленными, поскольку это могло бы быть воспринято как признание им вооружённой оппозиции в качестве воюющей стороны, а не террористического сообщества, которое должно быть уничтожено.
Этим показательна позиция Дамаска, который, с одной стороны, участвует в процессе, но с другой — декларирует совсем иные цели и задачи этих переговоров, нежели те, что прописаны в установочных документах и озвучены странами «астанинской тройки».
Подобная двойственная позиция Асада наиболее рельефно проявляется в контексте работы сирийского конституционного комитета, о необходимости возобновления работы которого был сделан акцент в итоговой декларации 16-й встречи в Астане. Медленный прогресс здесь является результатом подхода Дамаска, который считает себя победителем в войне и не нуждается в каких-либо реформах. При этом сам сирийский режим на самом деле и не участвует в работе конституционного комитета. В частности, Асад заявлял, что «правительственный» список комитета отражает только точку зрения руководства страны и должен считаться «поддерживаемым правительством», но не «правительственным».
То есть режим оставляет за собой право отклонять любые положения, принятые комитетом, считая их простыми рекомендациями, которые правительство не обязано выполнять, поскольку оно официально не участвовало в их разработке. Здесь также всё упирается в то, что в конституционный комитет, в его оппозиционный список входят представители вооружённой сирийской оппозиции, в том числе и из группировок так называемой Сирийской национальной армии. В Дамаске считают, что с ними нельзя иметь каких-либо отношений, пока они не сложат оружия и не будут амнистированы, а сейчас все они являются для него «террористами».
Собственно, в рамках работы конституционного комитета Дамаск смог выполнить свою основную цель — обеспечить минимальное участие и отложить работу комитета на достаточно долгое время, что позволило бы Асаду провести президентские выборы 2021 года в соответствии с действующей старой конституцией.
Автор: Кирилл Семёнов, эксперт Российского совета по международным делам