Сегодня исполняется 36 лет аварии на Чернобыльской АЭС, которая помимо науки «проросла» в культуру и повседневную жизнь. Инфернальная атмосфера огромного радиоактивного следа, больше известного как зона отчуждения, привлекает экстремальных туристов и искателей приключений, а также «вдохновляет» кинематографистов, писателей и создателей компьютерных игр. Для многих чернобыльская трагедия стала символической прелюдией краха СССР в череде других техногенных апокалипсисов 1980-х, соответствующим образом отразившись в творчестве как известных артистов, так и «народных художников». В этом материале NEWS.ru вспомнил о некоторых образцах «чернобыльского» песенного и разговорного фольклора перестроечных и более поздних времён.
Зловещий соц-арт
Социально-политические процессы второй половины 1980-х проявили себя не только в части сдвигов в экономической модели СССР, но и, как говорят в таких случаях марксистские теоретики, в области надстройки. Море книг, публикаций и фильмов на запрещённые ранее темы в буквальном смысле наводнили общество и существенно изменили культурный ландшафт. Своеобразной «генеральной линией» творческой повестки перестройки стал сформировавшийся в подпольной среде 1970-х соц-арт — вид иронического постмодернистского искусства, не обличающего какие-либо проблемы и пороки, а насмешнически с ними сосуществующего и пародирующего официоз. Изначально соц-арт был сугубо художественным направлением (о картинах и инсталляциях этого течения хорошо говорят их названия — «Неопознанный идеологический объект», «Бегущая строка на мавзолее», «Поедание „Правды“», «Пушкин в маршальском костюме» и тому подобные), но после открытия цензурных шлюзов он захлестнул кинематограф и музыку. Снятое в последние советские годы кино про аварию в Припяти («Распад» Михаила Беликова, «Волки в зоне» Виктора Дерюгина, «Завтра. Ядерная принцесса» Александра Панкратова) в общем не было затронуто новым веянием. В отличие от эстрады и «низовой культуры».
Примером такого парадоксального отражения трагедии 26 апреля 1986 года (и других актуальных тем того времени, вроде СПИДа) в песнях Никиты Джигурды — одного из столпов «нового соц-арта» с туалетным юмором, алкогольной самокритикой, налётом блатняка и прочей подобной спецификой. В 1987 году у него вышла пластинка с говорящим названием «Перестройка», в которой несколько песен было посвящено аварии под Киевом. Так, исполненная по-украински композиция «Ехали Казаки» посвящена теме алкоголя как якобы средства от радиоактивного облучения:
Ехали казаки, грохотал их трактор
Вдруг возле реки рванул реактор.
Что здесь произошло, можно не гадать
Все эти казаки стали водку жрать.
Следите за развитием событий в нашем Телеграм-канале
Также в этой балладе говорилось, что самогон теперь пить нельзя, потому что в свёклу, из которой делают этот крепкий напиток, «засели те рентгены проклятые». В связи с этим Джигурда призывал скорее соорудить над разрушенным четвёртым энергоблоком ЧАЭС саркофаг:
Эй, вы, ребята, так нельзя жить,
Надо тот реактор подлый залепить.
Как реактор будет в колпачке,
Тогда рентгены станут нам до [заднего прохода].
Следующая песня альбома «Перестройка» слушается зловеще пророческой, учитывая нынешние события на Украине. Хотя это казацко-блатной шансон о том, как столица на тот момент союзной республики превратится в зону отчуждения, где «трава по колено, грибы, словно трон»:
В дветысячинадцать каком-то году
Весь Киев объявят музеем.
Билеты желающим всем раздадут
И будут водить ротозеев.
<...>
Сиамские братья и сёстры кругом,
Сиамские кошки, собаки.
Сиамские голуби крутят хвостом,
Сиамские свадьбы и драки.
Эх, крутится-вертится шар голубой,
И всё подсмотреть невозможно.
Очень специфически про отношение «глубинного» позднесоветского (да и нынешнего российского) человека к опасности, в данном случае радиационной, Джигурда пропел в композиции «Как услышали мы с Петей». Заходясь в абстрактной иронии, артист невольно затронул больной нерв социума, отдельные представители которого тогда, в пику иностранцам, не хотели верить в опасность изотопов, а ещё недавно обвиняли «мировое правительство» в коронавирусном «заговоре». В общем, вот так выглядели носители шапочки из фольги середины 1980-х, ещё не заряженные телевизионными лучами Анатолия Кашпировского, Алана Чумака и иных «целителей» (которые появились в масскульте к концу десятилетия):
Как услышали мы с Петей про чернобыльскую быль,
Сразу залегли в кювете не глотать чтоб больше пыль.
Но заезжий иностранец объяснил ему и мне,
Что кювет для пыли — ранец: в нём мы будем рентгенеть.
Рентгенеть — от слова «Рейган»? Или корень здесь «рентген»?
Мы по вашим лживым рейкам не пойдём к буржуям в плен!
Так ответили мы с Петей: «Никаких рентгенов нет!
Вы хотите этой сплетней отвернуть от нас весь свет.
Накось-выкусите, падлы!» И мы с Петей напоказ
Стали щавель жрать заядло аж уран потёк из глаз!
«Мёртвые пустые города»
Джигурда был лишь вершиной айсберга — разношёрстный «чернобыльский треш» распространялся по стране и с помощью безвестных авторов. Всевозможные анекдоты в духе чёрного юмора («был ёжик, стал колобок»), злые переделки известных шлягеров («на недельку до второго, я уеду в Комарово, а Иван-дурак, как трактор, ремонтирует реактор») и частушки («опа, опа, гадала вся Европа, как графита по колено, а всего лишь три рентгена») заполняли эфир позднесоветской повседневности.
Определённую известность получила пародия, вышедшая из стен Московского физико-технического института в 1987 году на мотив известной детской песни Владимира Шаинского «Вместе весело шагать». Она в целом про тяготы студенческой жизни — провалы на экзаменах, армию. Но в силу научной специфики — и про ядерные частицы, вырвавшиеся наружу в Припяти:
В январе уже не спится, утро близится,
Раз Капица, два Капица — будет физика,
Раз Чернобыль, два Чернобыль — энергетика,
Вот такая на проблемах арифметика.
Среди чернобыльских сталкеров нишевую популярность получила «Песня победителей» на композицию Александры Пахмутовой «Надежда». Текст для неё написал некий И. Кацман, который впервые был опубликован в 1991 году в питерской анархистской газете «Новый свет». Собственно, от Чернобыля и его проблематики там лишь одно слово (Светит нам Чернобыля звезда // Мы давно оторваны от дома // Мёртвые пустые города... // Тяжкие последствия погрома), а в остальном — экзотика «кислотного» альтернативного краеведения вперемешку с милитаристской тематикой.
Кстати, об Александре Пахмутовой. В 1990 году она написала музыку на стихи «Все мы — дети Чернобыля», созданные советским постпредом СССР при ЮНЕСКО Владимиром Ломейко. Эта композиция стала одним из официальных гимнов чернобыльской темы, которую поют на различных концертах, посвящённых годовщинам аварии или в честь её ликвидаторов. В тексте есть аллюзии на «Легенду об Уленшпигеле» Шарля де Костера:
«Солидарность навек!» —
Как молитва, клятва звучит.
Пусть чернобыльский пепел
В нашем сердце стучит!
Этот текст, вероятно, вдохновил советско-белорусского писателя Светлану Алексиевич — одного из немногих русскоязычных авторов, кто написал про аварию на ЧАЭС литературную (а не научно-техническую и сталкерскую, коих была целая масса) книгу «Чернобыльская молитва. Хроника будущего». Ещё вспоминается вышедший в 2020 году роман Владимира Сотникова «Она», где призраки Припяти оживают, как верно заметил критик, в формате «сентиментального путешествия и эсхатологического краеведения».
Отдельно стоит вспомнить про малоизвестную в широких кругах панк-группу «Чернобыль», существующую с 2006 года в Ярославле — одной из российских столиц независимой музыки нулевых. Репертуар коллектива не сильно обширен, но в их коллекции есть, например, такие незабываемые треки, как «Ядерный портвейн» и «Дитя Чернобыля».
Я родился на асфальте у Чернобыльской АЭС, // где кругом царит разруха и закончился процесс. // У меня есть пара ножек и один стеклянный глаз, // а другим, вторым, ребята, рад приветствовать я вас... — поют ярославские неформалы.
Пару лет назад про взрыв на Чернобыльской АЭС вспомнил рэпер Noize MC, выложив в сеть 26 апреля 2020 года клип «26.04». В тексте песни есть такие слова:
Видишь света столб ослепительный,
Бьющий в апрельское небо над Припятью?
Скоро птицами на асфальт пепел выпадет:
Краснокожий Первомай, рентгены дикие,
Волдыри и тошнота, эвакуация,
Ликвидаторы, дозиметристы, милиция.
В окне на кухне небывалая иллюминация:
Рукотворный Везувий в ночь плюётся частицами.
Произведение было обнародовано в день 34-летия катастрофы на ЧАЭС, но помимо этого события оно, по словам музыканта, перекликается и с пандемией COVID-19. А точнее — с тем, что как тогда, так и сейчас человечество зачастую легкомысленно и наплевательски относится к глобальным угрозам своего существования.
Помните, как начиналась пандемия коронавируса? Как снисходительно смотрели на «паникёров»; как упорно толпами ломились на шашлыки; как игнорировали итальянскую статистику; как все менее уверенно повторяли мантру «да от обычного гриппа каждый год умирает больше»? Так же, наверное, отмахивались от предвестников извержения и жители Помпеи 2000 лет назад, — написал Noize MC в комментарии к клипу.
За рубежом на трагедию Чернобыля отозвались в самых разных уголках планеты. Так, в мае 1986 года польский музыкант Яцек Качмарский написал песню «День гнева II (Чернобыль)», посвящённую дню аварии в Припяти. Это произведение по сути стало протестом против наплевательского отношения к людям в угоду политике засекречивания аварий.
В 1987 году звезда мировой рок-музыки Дэвид Боуи написал песню Time Will Crawl («Время будет ползти»). Это произведение также было создано под влиянием последствий аварии на Украине, в тексте есть такие строки:
Я видел чёрный-пречёрный поток,
Наводнённый белоглазыми рыбами
И тонущими людьми,
У которых вовсе не было глаз,
Я почувствовал тёплое-претёплое дуновение,
Что плавит металл и сталь,
У меня была страшная мигрень,
Которая длилась три долгих года,
А от пилюль, что я принимал,
У меня отвалились пальцы.
Катастрофа на западе СССР, судя по всему, вселила ужас и в американского рок-барда Пола Саймона, который в 1990 году исполнил песню Can't run but («Я не могу бежать»), где были строки про «систему охлаждения», которая «выгорает на Украине», а «деревья и зонты защищают нас от нового дождя» (надо полагать, радиоактивного). Также про Чернобыль пели аргентинская рок-группа Patricio Rey y sus Redonditos de Ricota, французская певица Арманда Алтай, американские металлисты из Watchtower (у них есть песня, «Первомай в Киеве» — про демонстрацию, которую провели через несколько дней после взрыва реактора, несмотря на рост радиационного фона), германский электронный проект Kraftwerk и японские панки The Blue Hearts, у которых в 1988 году вышла песня с говорящим названием Chernobyl.
Кстати, японцы, пережившие Хиросиму и Нагасаки (а десятилетие назад и в чём-то аналогичную чернобыльской аварию на АЭС «Фукусима»), использовали события 36-летней давности не только для музыки, но и её «визуализации». Так в 1995 году знаменитый аниме-мультипликатор Хаяо Миядзаки создал для поп-дуэта Chage and Aska клип On Your Mark. Сюжет песни разворачивается в будущем на территории брошенного поселения рядом с заключённой в гигантский купол разрушенной электростанции. В одном из интервью художник заявил, что это саркофаг ЧАЭС.
На самом деле, в мире созданы сотни произведений, в которых так или иначе присутствует чернобыльская тематика. И это вполне объяснимо — апокалиптические события любого характера, будь то техногенные катастрофы, войны, катаклизмы или космические столкновения являются поводом для разного рода рефлексии, как бы заочно споря с этическим заключением Теодора Адорно, что после Освенцима невозможно писать стихи. Ясно, что восторженная лирика на этот счёт — маргинальный удел специфической публики или перемолотая поп-культурой проекция мрачных времён, но хотим мы того или нет, все потрясения и травмы оставляют свои фольклорные шрамы.