Если современному школьнику рассказать, что его ровесники в начале тридцатых годов учили в отношении Минина и Пожарского такие строчки: «Подумаешь, они спасли Рассею! А может, лучше было б не спасать?», то он вряд ли поверит. Между тем поэт Джек Алтаузен верноподданно отражал в своих стишках ту историческую линию, которую почти до середины тридцатых отстаивали учёные-историки так называемой школы Покровского.
Из махровых реакционеров снова в герои
А Михаил Покровский, старый большевик и не менее старый знакомец Ульянова-Ленина, как и многие тогда, развивал идеи мировой революции, на фоне грандиозности которой русская история выглядела чем-то вроде склада старого и ненужного тряпья. Князь и гражданин объявлялись махровыми реакционерами, вставшими на защиту враждебной народу монархии. В частности, отчего-то им в вину заодно вменялось и подавление выступлений народных масс.
Князь Пожарский, Рюрикович и опытный воевода, действительно успешно воевал и с Лжедмитрием II, и с иными бандами, которые в то время буквально наводнили страну и страшно были далеки, собственно, от тяглового народа. Так или иначе, но памятник всё сильнее смущал правящий режим. Тем более, как гласит легенда, время от времени на постаменте появлялись совсем уже провокационные надписи типа «Смотри-ка, князь, какая мразь в Кремле сегодня завелась!». При том, что памятник первоначально был установлен так, чтобы Кузьма Минин прямо указывал на Кремль. Правда, по замыслу архитектора, он звал раненого князя Пожарского идти освобождать российскую твердыню.
Памятник стали крутить-вертеть, постепенно отодвигая его с Красной площади, по которой волнами прокатывались разного рода парады и бесконечные демонстрации. Сначала его отодвинули от торговых рядов и развернули. И Кузьма Минин, от греха, уже больше не указывал на Кремль, призывая разобраться с той самой «мразью». А затем возникла идея вообще монумент убрать по той причине, что он, как и собор Василия Блаженного, мешает красивому прохождению танков.
Но случился резкий поворот в истории и геополитике. От мировой революции власти повернули к построению социализма в одной отдельно взятой стране. А значит, надо было опираться на свои силы не только в экономике, но и в идеологии. Народу вернули его историю, и в университетах один за другим стали вновь открываться исторические факультеты.
Более того, Минин и Пожарский из феодальных прихвостней вновь стали национальными героями. А свет увидели работы, написанные об их деяниях ещё до революции. Вскоре был снят художественный фильм о подвиге народного ополчения во главе с Мининым и Пожарским. А Михаил Булгаков даже получил заказ на либретто оперы на тот же патриотический сюжет. Правда, премьера в Большом так и не состоялась. Предпочтение было отдано «Жизни за царя», переименованной в «Ивана Сусанина».
На памятник скинулась вся Россия
Идея монумента в честь спасителей Отечества появилась в стране в начале XIX века на волне патриотического подъёма, который был свойственен на заре царствования либерала Александра I. Работала комиссия Сперанского, писались новые, вполне демократические законы. И идея создать значимый символ объединения высшего дворянства и народа, спасших страну от окончательного уничтожения, что называется, овладела просвещённой интеллигенцией, в частности членами Вольного общества любителей словесности, наук и художеств, которые и выступили инициаторами создания памятника на народные деньги, собранные по подписке.
Характерно, что вначале речь шла о памятнике Минину, которого сочли гениальным организатором ополчения, а князя Пожарского — лишь орудием его гениальных замыслов. И ставить его собрались в Нижнем Новгороде. Потом, как у нас водится, идея сама по себе затухла. И только в 1809 году был проведён открытый конкурс, на котором победила модель Мартоса. По стране разослали гравюры с изображением будущего памятника и стали собирать деньги. Но в планы скульптора и всей страны вмешалась французская интервенция. Только спустя три года после изгнания Наполеона работы возобновились.
Только теперь памятник воспринимался и как символ победы народа в новой войне, прозванной Отечественной. Отливать монумент решили в Санкт-Петербурге. Причём его отливали, как выражаются литейщики, единым куском. Пошло на него 1000 пудов меди и 10 пудов олова. Затем по водному пути его отправили в Златоглавую. Причём перевозка заняла более двух месяцев.
И лишь 20 февраля состоялось торжественное открытие исключительного по тем временам и нравам памятника. Он стал первым монументом, посвящённым не царственным особам, и вообще первым памятником в Первопрестольной.
Спустя много лет, уже в нашем столетии, и Нижний получил слегка уменьшенную копию творения Мартоса. Как говорится, лучше поздно...