7 мая 1985 года было принято постановление ЦК КПСС «О мерах по преодолению пьянства и алкоголизма» и издан соответствующий указ Совета министров. На предшествовавшем этому заседании Совмина глава Госплана говорил о том, что алкоголь даёт 30% госбюджета, но Горбачёв его оборвал: «Найди другие источники дохода!» Началась борьба с пьянством — вырубка виноградников, закрытие винных магазинов, безалкогольные свадьбы. Люди пили лечебные спиртовые настойки, пили пиво, в которое предварительно добавляли одеколон. Покончил с собой директор ВНИИ виноделия и виноградарства Павел Голодрига. Секретарь ЦК КПСС Егор Лигачёв (он и Михаил Соломенцев были инициаторами антиалкогольной кампании) собирался закрыть «Массандру» и уничтожить её винные коллекции. Некоторые сорта винограда были утеряны безвозвратно, но через несколько лет мужская смертность резко упала. Одновременно с этим рухнул и госбюджет. В результате к 1987 году в СССР начался экономический кризис — он стал прологом к гибели страны. В 1994 году в возрождённой России люди пили много больше, чем в Советском Союзе, а в нём на одну человеческую душу приходилось 110 условных бутылок водки в год. Это больше, чем за всю историю Российской империи.
Вслед за этим возросли мужская смертность, уличная преступность и число убийств.
Егор Лигачёв был трезвенником, а Михаил Горбачёв в молодости пил так, что его карьера находилась под угрозой. Из этого состояния его вытащила волевая и умная жена, которой он многим обязан. Возможно, он искренне ненавидел чуть было не сломавший его жизнь алкоголь, но тут дело не в личностях: кампания 1985 года отлично укладывается в общее русло отношений Государства Российского и водки. Их маятник колебался от любви до ненависти.
Винная монополия на Руси была введена при Иване III, текст царского указа часто цитировали писатели: «Питуха из царева кабака не имати и не гоняти, пока оный питух до креста не пропьется». Лев Толстой в «Петре I» писал, что тем, кто пытался образумить пропойцу, рубили руки и ноги. Иван IV запретил производство водки, потом оно возобновилось.
Тогда пили не то, что сейчас: до середины XIX века «полугар», или «зелено вино», был не химическим продуктом крепостью в 40 градусов, очищенным и разведённым спиртом, а продуктом из перегонного куба, подобием виски.
Потом государство снова вводило винную монополию, но затем чиновники поняли, что куда прибыльнее — винные откупы. Откупщик платил государству и получал право на продажу водки: это давало Российской империи не 30 процентов госбюджета, как в СССР, а чуть меньше 50. Заплатив в казну огромную сумму, откупщик отбивал её на ценах — они должны были быть фиксированными, но частный владелец госмонополии задирал их в несколько раз. Откупщик получал в своё распоряжение солдат, и на границах губерний стояла стража, следившая за тем, чтобы в них не провозили водку. У охраны было право обыска и ареста, часто она подкидывала бутылки с водкой в поклажу мужиков и вымогала у тех деньги. На исходе царствования Николая I в деревнях стали возникать общества трезвости, мужики всем миром отказывались пить. Священный Синод их благословил, но правительство подавило трезвенников, крестьян безжалостно пороли.
Следите за развитием событий в нашем Телеграм-канале
Священному Синоду пришлось отменить своё постановление, история вышла крайне позорная.
Винную монополию вводили и отменяли, а во время Первой мировой войны в империи был введён сухой закон. Производство водки запретили, и в истории остался невесть кем сочинённый стишок: «Девушки-бутончики пьют одеколончики, а мальчишки сдуру хлещут политуру». Большевики поначалу придерживались той же линии, но пополнять бюджет было нечем, и в 1923 году в продаже появилась «рыковка», водка крепостью 38 градусов, получившая своё прозвище в честь предсовнаркома. В тот день, когда её начали продавать, в СССР произошло рекордное количество убийств. В 1929 году стартовала новая антиалкогольная кампания — пивные переоборудовали в чайные, начал выходить журнал «Трезвость и культура». Большой пользы это не дало — люди напивались так же, как прежде. А после Великой Отечественной они стали пить ещё больше: фронтовые «наркомовские» сто грамм приучили к водке миллионы мужчин. В 1958 году ЦК КПСС принял постановление «Об усилении борьбы с пьянством», а в 1972-м — «О мерах по усилению борьбы против пьянства и алкоголизма». Водка всё время дорожала, и советский народ откликнулся на это стихами: «Было три, а стало пять — всё равно берём опять! Даже если будет восемь — всё равно мы пить не бросим! Передайте Ильичу — нам и десять по плечу, ну а если будет больше — то получится, как в Польше!»
Но устраивать ничего не пришлось, партия и правительство всё сделали сами.
Михаил Сергеевич Горбачёв, Егор Кузьмич Лигачёв и Михаил Сергеевич Соломенцев, не ведая, что творят, совершили то же, что и чиновные покровители винных откупов в эпоху Николая I. Откупщики собрали огромные состояния после начала «великих реформ», их деньги пошли в железнодорожное строительство, банки, промышленность. Это повторилось и на низовом уровне: каждый кабак был мини-банком, куда стекались деньги бедноты, кабатчики пополнили ряды мелких предпринимателей. А в начале горбачёвской перестройки значительные теневые капиталы накопили производители и продавцы нелегального алкоголя. Когда за предпринимательство перестали сажать, их деньги пошли в дело. Новейший российский капитализм многим обязан указу о преодолении пьянства.
Благими намерениями достойных людей, видных партийных и государственных деятелей оказалась вымощена дорога в ад, о котором им говорили на уроках политэкономии и научного коммунизма.