Десять лет назад вышла в свет книга литературного критика, публициста и журналиста Алексея Колобродова «Культурный герой», которую писатель Дмитрий Быков (внесен Минюстом в РФ в список СМИ-иностранных агентов) назвал «первым исследованием на бесконечно важную тему: образ Путина в народном сознании». Автор произведения обращался к телевидению и шоу-бизнесу, кинематографу и музыке, но главным образом — к литературе, цитируя Василия Аксёнова, Виктора Пелевина, Владимира Высоцкого и многих других известных деятелей. NEWS.ru пообщался с литератором о том, как менялись образ и роль президента РФ, и что происходит в современной культуре.
— В самом начале своей книги «Культурный герой» вы писали, что любая власть в России той или иной степени — это литературный проект. В какие литературные, или шире — культурные каноны умещаются последние два десятилетия отечественной политической истории?
— Если говорить о категориях, то и в политическим смысле, и в литературном — это обретение большого нарратива, большого национального сюжета, который, собственно, у нас и в перестройку, и в последующие годы пытались разрушить и отобрать. В нынешней ситуации, я с некоторой надеждой на это смотрю и хочу в это верить, речь идёт об обретении и реконструкции большого литературного стиля, который нам пытались деконструировать.
— А если говорить о жанрах и стилях, то это, условно говоря, сказка со счастливым или, как пел Виктор Цой, с несчастливым концом, хоррор, антиутопия или что-то другое?
Следите за развитием событий в нашем Телеграм-канале
— В жанровом смысле всё то, что происходит сейчас с РФ, и во внутренней жизни прежде всего, — это продолжение традиций политического романа. Политического романа большого, серьёзного и полифонического. Тут можно вспомнить такие выдающиеся образцы, как «Бесы» Фёдора Достоевского, «Место» Фридриха Горенштейна, а из относительно недавнего — «Господин Гексоген» Александра Проханова. Я уверен, что нынешнюю ситуацию — и литературную, и политическую — нужно расценивать в этих примерах и категориях.
— Расскажите, на чём строилась ваша книга «Культурный герой» и последующая работа «Вежливый герой»?
— «Культурный герой» был отчасти академической работой. Покойный Виктор Топоров, замечательный критик и организатор литературного дела, обозначил эту книгу в своей рецензии монографией без титульного листа. Я, собственно, пытался проанализировать, как современная нам культура, на тот момент — культура 1990-х и 2000-х, реагирует на первое лицо государства, отталкиваясь от каких-то известных образцов, от нарратива имперского, от нарратива сталинского во какой-то мере. Тогда получалось, что культура хочет к себе Путина, а он какие-то встречные движения не особо делает. И в этом пафос данной книжки заключался. Потом была книжка «Вежливый герой», которая вышла в 2017 году. Там формулировался немного другой запрос — запрос от культуры, во многом от патриотической культуры, на то, чтобы работать вместе с властью. Мне кажется, этот запрос сейчас ответ какой-то получает. Да, как всегда со стороны власти, ответ непоследовательный, как всегда достаточно условный.
— Если подробнее, то какие культурные влияния вы заметили в Путине и какой след он сам оставил в культуре?
— Меня давно занимает тема отражения власти и первых лиц государства прежде всего в литературе, а также в других видах искусства. Мы знаем огромный сталинский текст, мы знаем огромный текст Петра I, мы знаем, как пытался взаимодействовать с царём Алексеем Михайловичем протопоп Аввакум... Тема важная и для русского нарратива абсолютно принципиальная. Поэтому мои книги так или иначе посвящены именно этому вопросу и разбору существовавших на эту тему сюжетов.
Что касается культурных влияний, которые испытывает Путин, то здесь, собственно, ничего выдающегося. Это джентльменский набор из военных мемуаров, русской классики и каких-то музыкальных пристрастий — прежде всего это Высоцкий, есть свидетельства, что Путин почитает Александра Галича... Другое дело, что не сама культура, быть может, а соединение политики, культуры и истории, направляло его все эти годы. Путин, собственно, начинал как достаточно либеральный политик, но затем история развернула его в совершенно другую сторону.
Что касается деятелей культуры, то очень интересный был мейнстрим в 2000-е годы, в самом начале правления Путина, когда его в литературных произведениях любили изображать знаковые либеральные авторы — создатель жанра олигархической саги Юлий Дубов (романы «Большая пайка» и «Меньшее зло»), всем известная Юлия Латынина, в её «олигархических» циклах романов появлялся молодой президент, Андрей Мальгин, у которого был роман «Советник президента». Эти авторы с полным сочувствием изображали молодого главу государства, как носителя либерального сознания, но при этом с «сильной рукой», то есть они желала видеть в Путине немного пиночетовский мотив. Потом жизнь их обломала, и мы примерно представляем, что сейчас говорят о Путине и Юлия Латынина, и Андрей Мальгин, и сотни их единомышленников.
А у авторов патриотического плана фигура Путина начиналась как достаточно амбивалентная. Достаточно вспомнить Александра Проханова и упомянутый его роман «Господин Гексоген», а также весь его «босхианский» цикл — и «Политолог», и «Теплоход „Иосиф Бродский“».
— А как изменился образ этого человека в литературе и в целом в культуре после выхода ваших книг, а также, как он трансформируется в свете последних событий в контексте отражения в культуре и роли производителя мемов?
— Я вижу тенденцию, когда осмысляется не, собственно, первое лицо, а какие-то движения более глубинные, более серьёзные. То есть осмысляться начинает народ. Мы с товарищами собрали «Антологию современной военной поэзии» — там под одной обложкой собрались 63 поэта. Самому старшему (это упомянутый Александр Проханов) 86 лет, самые младшие (это Марк Лешкевич и Виктория Цыпленкова) — 1996 года рождения. Почти все ныне работающие поэтические поколения там представлены и есть небольшие литературные сенсации. Например, под одной обложкой сошлись «Смогисты» (участники скандальной литературной группы 1960-х «Смог») Юрий Кублановский и Владимир Алейников, а также впервые после долгого перерыва — куртуазные маньеристы Андрей Добрынин, Вадим Степанцов и Вадим Пеленягрэ. Но дело не в именах, а в содержании. Содержательно очень много в стихах (а стихи — это первая и, наверное, самая точная реакция на изменения политического и человеческого климата) отражения того, что происходит с народом, как трансформируется сознание. Тут общий мотив апелляции к предкам («у бога мёртвых нет»), общий мотив апелляции к русской истории, апелляции к русской классике. При этом, для первого лица там места особо и нет. Может, это возникнет в дальнейшем попытка зафиксировать то, что произошло в последние годы, но пока литература, во всяком случае, на уровне поэзии, занята осмыслением событий и того, как на эти события реагирует народ.
— Каково, на ваш взгляд, место культуры в современной России и есть ли для неё вообще пространство в этой ситуации?
— Как часто бывает, культура разделилась. Это не новация сегодняшнего дня, это идёт от старинного противостояния государственников и патриотов с одной стороны, и либералов — с другой. Тут можно вспомнить противостояние западников и славянофилов. Сегодня всё в очень раздробленном состоянии, но инициатива сейчас за патриотической сферой культуры, которую, собственно, поддерживает государство. Но достойного ответа на свою инициативу этот сегмент пока в полной мере не получает, но у меня присутствует надежда жить, как это называл Пастернак, «со всеми сообща и заодно с правопорядком». Может быть, эта идея реализуется, а может, как часто это бывает в России, и нет. Но во всяком случае, тенденция сегодня именно такая.
— Обращаясь к старому анекдоту, о котором вы писали и в своих публикациях, про то, что Леонид Брежнев — это мелкий политический деятель времён Аллы Пугачёвой, что можно в этой связи сказать про Владимира Путина? Про его сомасштабность с Аллой Борисовной в том числе в контексте последних событий?
— Тут речь идёт о том, что даже Брежнев за эпоху, прошедшую после появления этого совершенно замечательного и яркого анекдота, очень серьёзно укрупнился относительно фигуры Аллы Борисовны. Всё-таки история и время всё расставляют на свои места, и мы совершенно по-другому начинаем расценивать эпоху Леонида Ильича и саму его личность.
Интересно, что у Пугачёвой присутствовало взаимодействие почти со всеми современными ей руководителями страны — с Леонидом Брежневым, с Юрием Андроповым. С Михаилом Горбачёвым они вообще представляют нечто одно целое, что зафиксировал не сильно яркий художник и достаточно маргинальный, но при этом иногда достаточно точный в своих оценках, — Вилли Токарев. Мы помним перестроечный цикл его песен, где он рифмовал Пугачёву и Горбачёва. И финал жизни Михаила Сергеевича это подтвердил во многом. Ельцинская эпоха полностью соответствовала Алле Борисовне, а Путин изначально не вписался в эту категорию. Но другое дело — вписалось государство, и оно так или иначе существовало в том культурном контексте, который могла предложить Алла Борисовна и организованная ей эстрадно-телевизионная тусовка. Собственно, все последние действия, связанные с Пугачёвой, показывают, что наметился разрыв между таким подходом к культуре и государственным к нему отношением. И опять же, есть надежда, что Владимир Путин сумеет преодолеть эту инерцию, когда государство определяло в качестве культурных сталкеров всё самое попсовое и самое, не побоюсь этого слова, извращённое.
— Как по вашему мнению события последних месяцев повлияют на интерес к нынешнему президенту РФ, как объекту научных изысканий? Условно говоря, культурологи, политологи, психоаналитики и другие исследователи станут активнее, чем в прошлые годы, погружаться в изучение природы того, что называется «путинизмом»?
— Думаю, что Путин станет фигурой для серьёзного академического изучения по той простой причине, что попытался вернуть вверенное ему государство на некий совершенно ему свойственный особый цивилизационный путь. Этим в своё время и в художественном плане, и в академическом, многократно занимались личности вроде Ивана Грозного, Петра I, Владимира Ленина, Иосифа Сталина. Его место в этом ряду [сейчас] не по масштабу, разумеется, — масштаб определит история, — но по возможности вызвать в культуре и науке интерес к самой личности такого типа правителя.
— А сами вы не планируете готовить продолжение своих исследований на эту тему?
— Пока нет, хотя, может быть, косвенно и да. Я сейчас готовлю книжку и надеюсь её до конца года закончить, которая так или иначе будет не литературной критикой, а литературным учебником о [той] литературе, которая в учебники пока не входит и неизвестно, войдёт ли. Это тексты, написанные и изданные, условно с 1991-го по 2014-2015 годы, потому что по поводу дальнейшего какой-то отстой пены потребуется. Помимо того, что это претензия на учебник, это ещё и рассказ о том, как мы возвращались или пытались возвращать себе тот большой нарратив, чем сейчас в политическом и даже в геополитическом смысле занимается Путин. Я эту ситуацию пытаюсь рассмотреть сугубо с литературной точки зрения. Может быть, косвенно, это и станет своеобразным продолжением «Культурного героя» и «Вежливого героя».