«Обречены на газ в баллонах»: нефтяник о ценах на топливо и санкциях ЕС

Приняв 18-й пакет санкций против России, ЕС тут же занялся разработкой 19-го. Главный акцент — на дальнейшее ограничение возможностей России продавать энергоресурсы. О том, как наш нефтегазовый сектор реагирует на эти вызовы, будут ли энергетики компенсировать внешние проблемы за счет повышения внутренних цен, стоит ли россиянам рассчитывать на скорую и дешевую газификацию сел и деревень, в интервью NEWS.ru рассказал президент Союза нефтегазопромышленников России Генадий Шмаль.

Как Россия справляется с западными санкциями

— ЕС упорно пытается поставить законодательные ловушки на российский «теневой флот». Новые ограничения — это действительно серьезная угроза?

— Ситуация, безусловно, непростая. Но с продажей нефти пока все нормально. В прошлом году на экспорт было продано 240 млн тонн. Это на 2,8% больше, чем в 2023-м. Притом что добыча снизилась (в рамках соглашения ОПЕК+). В этом году ситуация, уверяю, не хуже. Прибавьте сюда еще и продажу нефтепродуктов.

Хотя трудности с танкерами, безусловно, присутствуют. Так, суда, которые были заказаны у южнокорейцев, хотя и сделаны, но нам их не отдали: на них наложено эмбарго. Но, впрочем, есть и другие истории — например, один бизнесмен из Индии предлагает помощь в разрешении ситуации с танкерами.

— Но с газом-то ситуация иная — практически весь экспорт в Европу по трубе перекрыт, а что касается СПГ, тут тоже много непонятного. Например, что происходит с «Арктик СПГ»? Третья очередь приостановлена. Впрочем, отгрузка была, но в итоге так и неизвестно, продана ли. Вообще кто-то покупает наш СПГ?

— Конечно, покупают. Прежде всего китайцы, индусы, естественно, с дисконтом.

Вообще, газовой отрасли страны сегодня очень трудно. Ушла практически вся продажа трубопроводного газа в Европу (мы туда отправляли порядка 150 млрд кубов). Через турецкий хаб продажи идут, но там немного, в пределах 20–25 млрд кубов.

Кроме того, часть экспорта газа идет сегодня в Китай по трубопроводу «Сила Сибири». Скоро появится вторая ветка…

— А когда это случится? О ней так давно говорят… Помнится, когда начали строить в 1981-м газопровод Уренгой — Помары — Ужгород, так вместо запланированных пяти лет управились в полтора года, несмотря на эмбарго Рейгана.

— Все дело в том, сколько будет выделено средств и сколько смогут привлечь людей. В принципе, можно управиться в два, максимум три года. Но, согласен, первую ветку «Силы Сибири» строили лет семь-восемь: новые трассы, новые дороги, новые компании — все это было непросто.

— А Китаю это точно надо? Сейчас очень много противоречивых новостей на эту тему.

— Для электричества, на которое они делают ставку, нужен и газ, и уголь — китайцы сейчас серьезно развивают и угольную промышленность. А что касается газа, думаю, необеспеченная потребность у них — около 200 млрд кубов.

— А с Монголией у нас что?

— Они будут немного покупать из той же «Силы Сибири», которая пройдет через их территорию.

— Вьетнам и другие страны региона не боятся покупать у нас газ?

— Покупают. И, кстати, СПГ берут довольно много. Включая тот, что производится на Сахалине.

— Все трудности с экспортом наших энергоресурсов рано или поздно отражаются на внутренних ценах на бензин и газ. Пока демпферная система компенсаций на нефть помогает их более-менее удерживать, но долго ли бюджет сможет это выдерживать?

— Это отдельный большой вопрос. Но думаю, что повышение неминуемо.

Как идет газификация страны

— Газификация родной страны — очень больная тема. Раз есть трудности с экспортом, так почему не увеличить темпы обеспечения газом самих россиян? Что мешает? Да и цены на подводки к домам по-прежнему кусаются, несмотря на все обещания властей.

— Сегодня уровень газификации — около 74% (до конца года планируется довести его до 75%). И работы идут неплохими темпами. В первом квартале нынешнего года «Газпром» подвел сетевой газ к 37 населенным пунктам, и он стал доступным для 3100 домовладений и 16 котельных.

Но, понимаете, не стоит ждать, что мы к каждому хутору будем проводить газ — такой газопровод никогда не окупится. Другое дело — большое село, скажем, тысяча домов.

— А маленькие населенные пункты будут обречены на дрова и газ в баллонах?

— Если десяток домов, конечно, логичнее использовать сжиженный газ, электричество, какие-то иные формы. Вот мы недавно обсуждали одну из таких тем — строительство дирижаблей. Кстати, на этот счет есть постановление, подписанное премьер-министром Михаилом Мишустиным. В чем смысл? Взял контейнер в 20 или 40 тонн, перевез на дирижабле, поставил в поселок, и людям на год этого газа хватит. Закончится — поменяют контейнер.

— По сути, тот же баллон, только большой. Но сейчас сложное отношение к баллонам — много взрывается. Кажется, есть предложение чуть ли не регистрировать каждый, разве нет?

— Мы в Союзе нефтегазопромышленников обсуждали вопросы, связанные с безопасностью, в том числе и баллонов. Проблема в том, что раньше была организация, которая занималась всеми баллонами, — Росгазификация. Привозили, устанавливали, заменяли… А сейчас каждый сам может купить себе баллон, заправить или установить. Профессионалы к этому не привлекаются. Вот и имеем печальные результаты: ведь любая утечка влечет за собой взрыв.

Кстати, в Белоруссии продолжает работать система, когда за обеспечение населения баллонным газом отвечает государственная организация, и у них такой печальной статистики, как у нас, нет.

— Есть какие-то практические результаты от этого обсуждения?

— Союз нефтегазопромышленников не имеет законодательной инициативы, но мы подготовили документ на имя руководителя Торгово-промышленной палаты для внесения в правительство, где предлагаем создать систему, обеспечивающую безопасность газовых систем. Не только баллонов, но и труб, подводящих газ к зданиям.

Какова ситуация с запасами нефти и газа

— Вы как-то сказали, что у нас сегодня есть нефтегазовый бизнес, но нет отрасли. Что это значит?

— Поясню на примерах. Благополучие и развитие всех сырьевых отраслей зависят от сырьевой базы, от ресурсов и запасов. Между этими понятиями — огромная дистанция. Так вот, если говорить о ресурсах, то у нас их много. А вот что касается запасов… Ресурсы — это предполагаемое и разведанное наукой. Чтобы они стали запасами, надо пробурить скважины, оценить пласт, его характеристики и т. п. Сегодня у нас за создание запасов не отвечает никто. Нет в стране такого органа.

В СССР за это отвечало Министерство геологии, первым пунктом положения об этом ведомстве как раз и стоял такой: обеспечение народного хозяйства запасами полезных ископаемых.

Недавно я готовил выступление в Госдуме и посмотрел положение о Министерстве природных ресурсов и экологии. У него в подчинении служба Росгеологии. Но нет ни одного слова в положениях об этих органах о том, что они за что-то отвечают. Нет этого и в положении о Министерстве энергетики, к которому непосредственно относится нефтегазовый сектор.

Так что главный вопрос: будут запасы — будем развиваться. Нет — можно принимать сколько угодно энергетических стратегий, ничего не будет.

— Голос нефтегазопромышленников власти не слышат?

— Слушают, но не слышат. Расскажу историю. Когда главой Минэнерго был Александр Новак, у нас были с ним хорошие отношения. Мы создали Совет ветеранов нефтегазового комплекса, я его возглавляю. Мы часто встречались с министром, высказывали ему различные предложения.

Весной была принята энергетическая стратегия РФ на период до 2050 года, которую мы резко критиковали за абсолютно неверный подход.

Раньше был такой порядок: добыл тонну нефти, обязан прирастить полторы тонны запасов. А в новой стратегии тонну добыл — тонну прирасти. Но добытая тонна и та, которая еще в земле, — совсем не одно и то же.

То есть документ не призывает к развитию, следовательно, никуда не ведет. Другими словами, нет четкого управления. Мы потеряли понятие отрасли, то есть единой технической политики, единой инвестиционной политики, единой кадровой политики и т. д.

Сегодня все сами по себе. И я уже не один год поднимаю вопрос о создании какого-либо органа по планированию, потому что без этого невозможно. Нужны люди, способные заглянуть за горизонт, причем дальний. Все нефтегазопромышленники и наука (например, Институт экономики и организации промышленного производства Сибирского отделения РАН) поддерживают это предложение, но воз и ныне там. Мы получаем ответы в духе «благодарим за активную жизненную позицию», и только.

— А зачем чего-то ждать, если ваш союз, собственно, и объединяет те компании, которые представляют отрасль?

— Во-первых, это должно быть в руках государства. И рано или поздно власти, уверен, признают необходимость единой технической политики и планирования мероприятий по ее внедрению. Кроме того, необходимо возродить комитет по науке и технике. Как правило, его возглавлял вице-премьер правительства, не ниже. И было около 100 целевых программ, связанных с научно-техническим прогрессом. Эти программы финансировались из бюджета, и жестко контролировалось выполнение.

Во-вторых, в союз хоть и входят гиганты типа «Газпрома», но в основном они все-таки тянут одеяло на себя, а не на всю отрасль.

Что значит настоящий технологический суверенитет

— То есть наука не развивается в отрасли? Ничего не создается своего и прорывного?

— Сегодня технологический суверенитет — одна из основных задач, на устах у всех. Но никто не может сказать, а что это такое. Я задаю вопрос: вы считаете, что суверенитет наступит, когда вы одну импортную железку на свою замените? Так нет вопросов, заменим. Но это не технологический суверенитет.

Где наши отраслевые инженерные научные и производственные школы? Раньше они были сильными. В Миннефтегазстрое было около 10 институтов, каждый занимался конкретными разработками — например, по технологии, по строительству трубопроводов и т. д. Буровики Западной Сибири вообще были законодателями мод в бурении всего мира. По сути, отраслевая наука сегодня ликвидирована.

— Кажется, «Роснефть» в этой сфере немало делает…

— Сечин (глава «Роснефти» Игорь Сечин. — NEWS.ru) действительно собрал остатки отраслевых научных институтов. И это замечательно. Но они работают только на «Роснефть». Между тем технические решения должны быть поставлены во главу угла всей отрасли.

— Но вроде как начали производить в России и турбины для нефтегазовых целей, и другие необходимые узлы… Они что, хуже западных?

— Нет. Недавно видел в Башкирии на выставке очень хорошую турбину в 16 мегаватт и первый образец в 25 мегаватт. И с точки зрения импортозамещения проведена большая работа. Когда начинали, в 2014-м, импортозависимость в отрасли была примерно 80%, сегодня — 35–40% в целом. Но отдельные компании могут похвастаться и более внушительными результатами. Например, «Транснефть» использует 93% российских материалов и компонентов. Более того, они построили два хороших завода в Челябинске, один — по производству насосов, больших и малых, второй — по двигателям. И почти полностью сняли проблему для нефтяных компаний.

— Если сравнивать с западным оборудованием, каков будет вердикт?

— Наше новое оборудование — очень высокого уровня с технологической точки зрения. Недавно на конференции в Уфе один инженер сказал: «Спасибо Обаме, что в результате его санкций наша промышленность повернулась лицом к нефтяникам и газовикам».

— Нас обычно упрекают, что мы гоним сырую нефть, а глубокой переработки нет. И сегодня такая же ситуация?

— Лет 10–12 назад правительство приняло постановление о проведении реконструкции нефтепереработки. Выполнено оно примерно на 80%, думаю, к 2030-му окончательно будет исполнено. Мы провели колоссальную работу по внедрению научных процессов, повышению качества, внедрению вторичных процессов, перевели выпуск всей нашей продукции на пятый класс (Евро-5). Впрочем, есть еще некоторые моменты, которые требуют решения.

С другой стороны, можете ответить мне: зачем в ямальской тундре бензин пятого класса? Он пригодится в Москве, Петербурге, в больших городах. Но в тайге точно не нужен.

Так или иначе, сегодня глубина переработки у нас 84%, задача — дойти до 90%. А вот выход светлых сортов у нас невелик — чуть больше 70% (за рубежом — под 90%). Единственный завод, который мы построили за последние 50 лет, — в Татарстане, с глубиной переработки в 90%. Сегодня этот завод перерабатывает 17 млн тонн нефти в год.

— Это бензин. А масло, присадки?

— Тут нет проблемы. Большую работу по созданию своих очень качественных масел провели ЛУКОЙЛ, «Роснефть». Работа ведется достаточно большая, но эффективных технологий по добыче трудноизвлекаемых запасов пока мало, да и в переработке нефти есть достаточно проблем, в том числе многие катализаторы — зарубежные.

Читайте также:

Нефть по $300 после бомбежек Ирана: что будет с ценами на бензин в России

Дешевая нефть утопит рубль: доллар взлетит до 120, при чем тут Трамп

Китай вспомнил о нашей трубе: РФ заменит Ближний Восток в поставках газа?

Путин ловко переиграл ЕС: Европа на коленях приползет к России за газом