Посол России в Ливане Александр Засыпкин в интервью NEWS.ru рассказал о различиях подхода современной и советской дипломатии при работе с партиями в республике, оценил отношения РФ с шиитской «Хезболлой» и опроверг причастность этого военно-политического движения к организации наркотрафика в Сирию и Россию.
— Как Москва оценивает политическую ситуацию в Ливане и возможность усиления санкций против страны на фоне отказа движения «Аль-Мустакбаль» взаимодействовать с новым кабинетом Хасана Диаба? Можно ли согласиться с тем, что «Хезболла», «Амаль» и Свободное патриотическое движение переиграли Саада Харири, который, в свою очередь, пытался сыграть на проблемах с формированием правительством для подчеркивания своей безальтернативности как премьера?
— В данный момент политическая ситуация зависит от состояния в экономике, которое можно охарактеризовать как крайне тяжёлое. Накопление проблем происходило в течение многих лет из-за свертывания производительных отраслей, роста госдолга и распространения коррупции. Основными статьями дохода были внешние заимствования, переводы ливанских эмигрантов и сфера услуг. В последнее время эти источники оскудели. В этих условиях в стране возникло протестное движение во многом сходное с первыми этапами революций «арабской весны». Правительство Саада Харири ушло в отставку. На этом фоне все банки вывели валюту за границу и резко ограничили обращение долларов внутри страны. На свободном рынке его курс к ливанскому фунту поднялся на треть. Так что обычные люди потеряли значительную часть своих сбережений.
США, со своей стороны, с прошлого года стали вводить неожиданные для всех финансовые рестрикции под лозунгом борьбы с «Хезболлой», но на деле они негативно повлияли на всю банковскую систему, сея неуверенность у банкиров и вкладчиков. В последующий период эти меры, вне всякого сомнения, будут только ужесточаться как долгосрочное средство шантажа и давления.
Что касается формирования кабинета Хасана Диаба, то решение о его выдвижении в премьер-министры от Свободного патриотического движения, «Хезболлы», «Амаль» и их союзников было принято после неудачи контактов по формированию правительства опять же во главе с Саадом Харири. Так что здесь речи нет о том, кто кого переиграл. Просто на данном этапе договориться не удалось и всеобъемлющего кабинета министров не получилось.
Сейчас специфика состоит в том, что перед правительством Хасана Диаба стоят задачи принятия срочных мер по преодолению деградации экономики и обеспечению позитивной динамики, выравниванию финансового положения, недопущению дальнейшего ухудшения жизненного уровня населения. Сделать это нужно быстро, поскольку промедление чревато новым всплеском социальной напряженности.
— Видит ли Москва различия в подходах в работе с кабинетами Харири и Диаба?
— Существенных различий мы не видим. С новым правительством начали нормальное взаимодействие. В последние годы российские компании всегда были настроены на сотрудничество, но надо признать, что периодические правительственные кризисы в Ливане и нехватка средств тормозили реализацию совместных проектов.
На сегодня есть два крупных проекта, в которых участвуют российские компании. ПАО «НОВАТЭК» вместе с французской Total и итальянской Eni образовали консорциум с целью разведки и добычи углеводородов на средиземноморском шельфе. ПАО «Роснефть» получила в операционное управление терминал по хранению нефтепродуктов в порту Триполи на севере страны. Это долгосрочные темы, которые серьёзно укрепляют наши позиции в экономике Ливана и на региональном уровне.
— Манифестанты, которые продолжают протестную активность в стране, в том числе в столице, хотят видеть сменяемость элит и зачастую связывают эту возможность с отходом от Таифских соглашений. Насколько такой подход конструктивен?
— Протестное движение с самого начала выдвинуло лозунг смены всей политической элиты, то есть партий, которые в разных вариациях находились у власти с начала 90-х годов, после гражданской войны. Помимо недовольства неэффективной экономической политикой суть требований состоит в переходе от конфессиональной политической системы к гражданскому обществу. Это, кстати, предусматривали Таифские соглашения, так что в принципиальном плане вопрос стоит об их полном выполнении, а не отходе от них. Результатом должно стать укрепление национальной идентичности ливанцев и их единства на этой основе. При этом, конечно, должно быть обеспечено добрососедское сосуществование конфессий, сохранение баланса, гарантирующих равноправие и безопасность.
В качестве конкретных целей на данном этапе протестующие выдвигали формирование правительства технократов, а не политиков, и проведение досрочных парламентских выборов. В значительной степени кабинет Диаба, в котором нет партийных функционеров, был создан в канве этих требований.
Вместе с тем, следует обратить внимание на то, что в самом протестном движении есть разные течения. При этом на ситуацию влияют попытки США представить манифестантов в качестве противников «Хезболлы», что иначе как подстрекательством назвать нельзя. Кроме того, есть силы, провоцирующие беспорядки. В центре столицы появлялись группы погромщиков, устраивающие столкновения с полицией. Но правоохранительные органы держат обстановку под контролем, да и общественное мнение крайне негативно относится к экстремистским проявлениям.
— В чём различие российского и советского подхода при контактах с ливанскими партиями? Насколько в российской политике на ливанском направлении учитывается фактор Сирии, учитывая многочисленные свидетельства изменения этноконфессионального состава на сирийско-ливанской границе, которую западные эксперты увязывают со стратегией Ирана по скрытой инфильтрации из Ливана в Сирию и обратно?
— На внутриливанской арене Советский Союз поддерживал своих союзников в лице так называемых национально-патриотических сил и палестинцев против так называемых право-христианских сил. Такая классификация осталась в прошлом, а мы взаимодействуем в конструктивном ключе со всеми партиями, представленными в ливанском парламенте, в интересах безопасности и стабильности в стране. Тем не менее по проблематике Ближнего Востока у нас разная степень взаимопонимания с ливанскими партиями, хотя мы стараемся делать упор на том, что объединяет, а не разъединяет.
Фактор Сирии на ливанском направлении, на мой взгляд, охватывает следующие аспекты. Это, во-первых, нейтрализация террористических угроз со стороны «Джебхат ан-Нусры», «Исламского государства» (группировки запрещены на территории РФ) и им подобных, включая их проникновение на ливанскую территорию. Основательная зачистка была проведена два года назад в результате военной операции в приграничной с Сирией зоне, однако мониторинг ситуации ливанские спецслужбы продолжают. Это особенно важно в свете поступающих данных о перемещениях боевиков из Идлиба за пределы Сирии, в том числе в Ливан.
Во-вторых, возвращение сирийских беженцев на родину, учитывая, что их проживание в Ливане ложится тяжелым бременем на экономику страны, усиливает риски в сфере безопасности.
В-третьих, Ливан традиционно являлся транзитным коридором торгового грузопотока в Сирию и далее в другие арабские страны. Во время сирийского конфликта эта функция была практически утрачена. Её надо возродить, в том числе с прицелом на перспективы реконструкции в Сирии. Вообще для Ливана многоплановые связи с Сирией как ближайшим соседом имеют первоочередное значение. Сотрудничество между ними будет развиваться, хотя до сих пор в ливанском политическом классе разногласия на этот счёт не преодолены.
По поводу демографических изменений в разных районах Сирии бытует много слухов, которые не соответствуют действительности. Надо учитывать, что в ходе войны произошло перемещение миллионов людей как внутри страны, так и за её пределы. В последние два года сирийские беженцы начали возвращаться из Ливана к родным очагам. Так что демографическая ситуация восстановится.
— Как вы оцениваете текущие отношения России с «Хезболлой»? Сказался ли на них сирийский кризис, в том числе система взаимоотношений России и Израиля?
— С «Хезболлой» мы ведём полезный политический диалог по международным и региональным проблемам. Конечно, наши отношения укрепила борьба против общего врага в Сирии — такфиристского терроризма.
— Можно ли говорить о том, что политическое крыло «Хезболлы» стало крепкой опорой ливанской государственности?
— Не существует отдельного политического и военного крыла «Хезболлы». Это единая организация, основанная в 80-е годы в качестве отряда сопротивления израильской оккупации, а сейчас являющаяся одной из наиболее крупных политических партий, но со своими вооружёнными отрядами.
Опорой ливанского государства в сфере безопасности являются армия и спецслужбы. «Хезболла» тоже играет важную роль, в частности, в плане обеспечения баланса сил на израильском направлении. В Ливане стоит вопрос о государственной монополии на оружие, что соответствует резолюциям Совета Безопасности ООН. Решать его предполагается в рамках выработки оборонной стратегии, что является задачей на перспективу.
— Ливанская пресса неоднократно сообщала о том, что «Хезболла» предпринимает попытки организации наркотрафика из Ливана в Сирию, а затем в Россию. Насколько высока вероятность такого сценария?
— Такие сообщения являются частью информационной войны. В ней на стороне противников «Хезболлы» участвуют некоторые ливанские СМИ. Насколько я помню, вброс на тему наркотрафика из Ливана в Россию был сделан в августе прошлого года одной из местных газет. Там был явный заказ, чтобы бросить тень одновременно на «Хезболлу», сирийских и российских военных. По этому поводу можно лишь подтвердить, что в Ливане очень насыщенное поле дезинформации, с которой мы активно боремся.
По сути затронутой проблематики могу добавить, что основные поля конопли в Ливане были уничтожены в 90-е. До сих пор время от времени армия прочесывает местность на предмет выявления посевов. Наибольшую тревогу ливанских спецслужб вызывал в последний период синтетический наркотик каптагон, распространённый у боевиков ИГ. Ни одного сигнала о наркотрафике в Россию у них нет.
— Прежде каждый визит Саада Харири в Москву сопровождался публичными просьбами к РФ уравновесить баланс сил и противостоять иранскому влиянию. Носили ли подобные просьбы постоянный характер и какую роль Россия отводила и отводит себе в общей архитектуре безопасности? Можно ли говорить о том, что на смену просьбам Харири остановить иранское влияние пришли аналогичные просьбы выступить посредником между Ливаном и Израилем?
— Вопрос о балансе сил в регионе имеет неоднозначный характер. Действительно, движение «Аль-Мустакбаль» во главе с Харири, ряд других ливанских партий традиционно озабочены «иранской экспансией». Вместе с тем, мы видим, что именно американская администрация выступает локомотивом антииранской кампании, ведёт себя напористо, а на региональном уровне её активно поддерживают как Израиль, так и ряд арабских государств. Другое дело, что у возглавляемой Ираном «оси сопротивления» есть свои козыри в этом противостоянии, и сейчас с этой стороны обозначена принципиально важная цель — добиться ухода американцев из Ирака и Сирии.
В свою очередь, Россия считает приоритетом оздоровление атмосферы на Ближнем Востоке, нахождение общих знаменателей в позициях. Это позволяет нам поддерживать взаимодействие со всеми региональными игроками, которые имеют разные, зачастую противоположные, позиции. Нами выдвинута концепция безопасности в зоне Персидского залива, предполагающая выработку мер доверия, участие в создаваемой системе безопасности всех на равноправной основе.
Выше я уже говорил, что сейчас между Израилем и Ливаном есть баланс. Его нарушение, крупный конфликт, привело бы к огромному ущербу для каждой из сторон. Так что желания начинать новую войну ни у кого нет. На юге Ливана сохраняется стабильность. Но обострения случались и могут быть в будущем. В таких условиях важна сдерживающая роль Временных сил ООН и, в случае необходимости, посредничество спецпредставителя ООН по Ливану.
— Как в Москве оценивают процесс возвращения беженцев из Ливана в Сирию? В ливанских СМИ пишут о том, что христианские и шиитские партии в сотрудничестве с Главным управлением общей безопасности успешно лоббируют силовой сценарий возвращения беженцев-суннитов в САР. Насколько безопасен процесс возвращения репатриантов? Есть ли те, кто уезжает из Сирии снова в Ливан?
— Как я уже сказал, процесс идёт. Люди записываются в Главном управлении общей безопасности МВД Ливана и, после одобрения списка сирийскими властями, переезжают в родные места. То есть соблюдается принцип добровольности и никакого силового сценария никто не лоббирует. Одобрение нужно, чтобы запретить въезд тем, у кого могут быть проблемы с законом. Это рациональная мера с учётом того, что многие состояли в рядах незаконных вооружённых формирований. Но надо заметить, что и амнистия приобретает всё более широкий характер. К сказанному можно добавить, что некоторые беженцы стараются жить на две страны, поскольку, даже вернувшись в Сирию, могут выезжать в Ливан и получать там пособие ООН. Но в этом плане сирийские и ливанские власти наводят порядок.
И ещё одно. Вот вы сначала спрашивали об изменении этноконфессионального состава в зоне сирийско-ливанской границы в соответствии с иранской стратегией, а сейчас говорите о силовом сценарии возвращения беженцев-суннитов. То есть получается неразбериха в мнениях «западных экспертов» (по большей части это ливанцы). Они утверждают, с одной стороны, что сирийские власти, Иран и «Хезболла» хотят заселить шиитами приграничный сирийский район Каламун, а с другой — что суннитов-беженцев хотят вытолкнуть из Ливана насильно и туда же. То есть одновременно утверждают заведомо противоположные вещи.
На самом деле «западники», арабы Персидского залива и их ливанские союзники, считают нецелесообразным возвращение беженцев-суннитов, по крайней мере, до окончательного урегулирования в Сирии. На ливанской территории им проще их контролировать, в том числе если будут назначены выборы в Сирии. Кроме того, присутствие беженцев существенно влияет на соотношение между конфессиями в Ливане. То есть увеличивает количество суннитов больше, чем на миллион.
Конечно, репатриантов могло бы быть и больше, если бы реконструкция Сирии шла быстрее, но она ведётся без участия крупных западных и арабских инвесторов, которые к тому же установили против Сирии жёсткий санкционный режим.
— Как далеко продвинулась Москва в лоббировании своих интересов в области военно-технического сотрудничества, учитывая, что политические силы Ливана в 2019 году не раз блокировали обсуждение этого вопроса в парламенте?
— Мы готовы обсуждать поставки вооружений и техники ливанской армии. Было несколько вариантов, но реального продвижения не произошло. Следует учитывать, что американцы бесплатно дают оружие, но такое, чтобы не составлять конкуренцию израильской армии.
— Отмечаете ли вы попытки снизить российское влияние в Ливане? Если да, то со стороны кого: США или стран Персидского залива? Насколько плодотворно складываются российско-французские отношения по Ливану?
— Отношение США к России как к геополитическому противнику проявляется и в Ливане. У них планы доминирования, а наша взвешенная линия является своего рода позитивной альтернативой. Напротив, с французами у нас конструктивное взаимодействие, поскольку они, как и мы, заинтересованы в стабильности и хотят продвинуть выполнение экономических проектов в соответствии с решениями курируемой ими конференции «КЕДР». С арабскими странами Персидского залива мы по ливанской проблематике контактируем в позитивном ключе.
Имея комплексный характер отношений с Ливаном, Россия не действует в ущерб кому-то, подтверждает словом и делом, что на ливанской арене надо взаимодействовать, а не ставить подножки друг другу. Ливанское общество, по своей сути, не приемлет чьей-либо монополии — здесь всегда ищут баланс интересов. В этом плане мы достаточно комфортно чувствуем себя в составе Международной группы поддержки Ливана, в которую входят основные внешние стороны.
