Бетина Попова и Сергей Мозгов — самая экспериментирующая и самая «долбанутая», по их же определению, танцевальная пара России. В эксклюзивном интервью News.ru новоиспечённые победители Универсиады в Красноярске за словом в карман не лезли.
Ниже — откровенный и честный разговор о фигурном катании: об их личной борьбе с «нудятиной», о судействе для «своих», фанатских войнах, о ненависти и хейте, о деспотизме наставников, о дороговизне тренировок и учёбы. Ну и, конечно, куда уж без французов Гийома Сизерона и Габриэлы Пападакис, прекрасных, но застывших в одном стиле, а также — сравнение пары Никита Кацалапов/Виктория Синицына с парой Иван Букин/Александра Степанова.
Надо ли говорить, что всё это — исключительно частное мнение Бетины и Сергея? И, слава Богу, что они не боятся его публично высказывать. Хотя и понимают, чем это может для них закончиться.
Как заметил Мозгов: «Сейчас ещё против нас попрут».
— Весной 2018 года вы перешли в группу к Анжелике Крыловой. Почему именно к ней? Неужели в Москве больше нет тренеров и специалистов?
Cергей Мозгов (С.М.): Они есть, но их нет.
Бетина Попова (Б.П.): У каждого тренера есть сложившийся коллектив — как спортсменов, так и специалистов. И нам что-то где-то не подходило в определённых группах. Если гипотетически рассматривать ситуацию, что мы к кому-нибудь переходим, нас всё равно что-то не устраивает. У кого-то — много ведущих спортсменов, и уделять нам время не получится чисто физически. Мы со своим катанием будем просто ни к селу, ни к городу. А Анжелика Алексеевна как раз набирала группу. Ей хочется работать, мы это видим и знаем. Она пытается что-то сделать в России, проявить себя. Мы довольны, что можем помогать ей в этом.
— Что-то изменилось в вашей технике после перехода в группу к Крыловой?
Б.П.: Над технической стороной с нами работает Олег Волков. Очень много и долго. На самом деле мы стали спокойнее, если можно так сказать.
С.М.: Мягче, увереннее.
Б.П.: Лучше стали толкаться. Меньше сил тратим на катание. Всё идёт более естественно, плавно и ровно. До этого у меня, например, была силовая техника.
С.М.: Рваная немножко, можно даже так сказать.
Б.П.: У Серёжи было много тренеров, поэтому он владеет разными техниками. Он подстраивается подо что угодно. Как хамелеон (смеётся). А я коней на ходу останавливала. Но сейчас стала намного спокойнее. И физически стало легче кататься, и облагородились внешне.
— У вас обоих — взрывной характер. Как вам удаётся находить контакт и взаимопонимание?
Б.П.: Мы часто ругаемся. На тренировках можем вспылить. Но у нас есть одна фишка — мы быстро отходим. Очень быстро. Мы просто знаем: я поору, он успокоится, он поорёт — я успокоюсь.
С.М.: Как-то у нас так сложились характеры. Не бывает такого, что мы поорали и разошлись на три дня, не катаемся.
Б.П.: Мы поорали, а через секунду уже смеемся вместе, всё хорошо. Мы никогда друг на друга не обижаемся.
— До рукоприкладства не доходило?
Б.П.: Если только я его. Могла чехлом бросить, снегом покидаться. Но это всё в шутку, не всерьёз. Не будем говорить, что бьём друг друга ногами, но подразумевать мы будем именно это (смеется).
— Как тесно вы находитесь в контакте?
С.М.: Мы проводим вместе большую часть дня.
Б.П.: Да, работая в паре на льду.
— Индивидуально не работаете?
С.М.: Да почти никогда.
Б.П.: Одному вообще скучно кататься. Вообще не понимаем, как тренируются одиночники.
— Они же всё равно тренируются в группе.
С.М.: Они же всё равно по одному катаются. Заходишь на элемент и нечего даже обсудить.
— В танцы чаще всего приходят из одиночного катания. Как вы попали в эту дисциплину?
С.М.: Не помню. Но мне всегда говорили, что я был плохим одиночником. Слишком длинный, несуразный. В общем, неудачно начал.
— Не обидно было такое слышать?
С.М.: Тогда было обидно. Сейчас понимаю, что раз нет, то слава Богу.
Б.П.: А для меня он очень суразный. Самое то.
С.М.: Меня в детстве выгнали из группы одиночного катания и сразу же записали в танцы.
Б.П.: Он ещё в парное хотел.
С.М.: Но меня не взяли…
Б.П.: Потому что дураки! (смеется).
— А вообще пробовали?
С.М.: Конечно, но мне сказали, что я слишком высокий для парника. Как такое возможно? Неизвестно. Мальчик несуразный, зачем он нам? (улыбается).
Б.П.: Видимо, хотели тактично отказать. В моём случае — я была отвратительной одиночницей. Мне не нравилось падать, постоянно плакала из-за этого. А вот когда включали музыку, я любила танцевать. Поэтому было принято решение перейти.
— Работаете на паркете?
Б.П.: Постоянно. Свои программы отрабатываем, современные направления, бальные танцы. И джаз, и хип-хоп, даже вог.
— Какому стилю отдаете предпочтение?
С.М.: Модерн.
Б.П.: Серега идеально танцует вог. Я серьёзно! Когда мы попробовали, у меня ничего не получилось. А у него — круто. Была в шоке. Даже задалась вопросом: «А где это всё пряталось?»
С.М.: У меня вог и модерн хорошо получаются, а вот остальное, конечно, не очень. Не моё немножечко.
Б.П.: Классика у нас всегда через силу идёт.
— Почему так?
С.М.: Нудновато и скучно.
Б.П.: Но мы понимаем, что классика необходима, поэтому и приходится её катать.
С.М.: Она нужна, поэтому и занимаемся ею. А по сути, конечно, это крайне скучное занятие, где нет никакого прогресса и развития. Неинтересно.
— Вы известны благодаря показательным номерам. Откуда берутся идеи? Взять тот же номер «Могучие рейнджеры».
Б.П.: Из наших голов. Мы не знали, что взять для показательных. Понимали, что все эти нудные выступления, когда вышел и откатал свою произвольную, поменял пару шагов с музыкой — и вот тебе номер — не для нас. Это, конечно, хорошо, но нет.
С.М.: Хотели что-то весёлое сделать, интересное.
Б.П.: В этот момент моя подруга Лиза Туктамышева разделась на показательных. Задались вопросом: «Что мы можем сделать с костюмом?»
С.М.: Мы раздеваться не хотели.
Б.П.: Да, и в этот момент нашли странные костюмы, которые, по большому счёту, и предопределили наши роли. Кататься в них было неудобно, ничего не видно, они скользкие. Это была катастрофа. Но как только вышли на тренировку, к нам подбежало японское телевидение и начало задавать вопросы: «А что вы?», «А кто вы?». Мы им всё рассказали. На самом деле хотим посмешить и повеселить публику.
С.М.: Это гораздо веселее, интереснее.
Б.П.: Потому что все эти «нудоты» скатают и без нас. А нам хочется веселых показательных номеров. Говоря начистоту, сейчас более-менее начали появляться креативные ребята. Но всё равно их мало. Люди платят деньги не за то, чтобы посмотреть на каких-то топовых фигуристов, которые просто будут кататься по кругу. Они платят за шоу.
С.М.: В показательных мы определённо катаемся на публику.
Б.П.: А для кого ещё в показательных кататься?
— А как появился номер «Пьяная свадьба»?
Б.П.: Мы посмотрели, что будем кататься в России, поэтому решили взять отечественную музыку. Но нам нужен был какой-то запоминающийся номер. По цензуре российских песен мало что подходило, к сожалению. Ко всему прочему, Серёжа просто идеально подходил на роль пьяного жениха.
С.М.: Изобразить пьяного жениха — кредо по жизни, ничего нового. Женихом я не был, но был близок.
— В этом номере участвует Денис Ходыкин. Почему он?
Б.П.: Он наш друган.
С.М.: Да и Кирилл Алёшин наш хороший друг.
— Сейчас в танцах ощущается острая конкуренция?
Б.П.: Танцы — такой вид спорта, где ничего не понятно. Все просто смотрят и наслаждаются катанием.
С.М.: Не понятно ни спортсменам, ни судьям, ни зрителям.
Б.П.: На самом деле зрителям очень тяжело смотреть танцы на льду. Кажется, что ты сделал все идеально. А по факту миллиметр решает.
С.М.: С кем-то ругаться — бессмысленно. Любой может подняться, а потом опуститься вниз.
— А вы сами понимаете, за что ставят баллы?
С.М.: Иногда есть вопрос — почему.
Б.П.: Часто бывает такое. Приходится в замедленных повторах смотреть.
С.М.: Бывает, видишь — упал человек, а оценки у него высокие.
Б.П.: У нас система судейства неидеальная. Да и никогда она не будет объективной. Это просто невозможно. Каждая ситуация индивидуальна.
— В этом сезоне вы катаете «Мастера и Маргариту»? Почему выбор пал именно на этот номер?
С.М.: Мы очень давно хотели поставить его. Я — так точно. А Бетина катала уже похожее.
Б.П.: Да, мне тоже хотелось. Плюс — это русский композитор. Для нас важно продвигать свое, отечественное.
С.М.: Классная музыка на самом деле. Просто её не понимают в России. И никто не хочет её брать. Считают, что она проклятая. Да и за рубежом её не сильно жалуют.
Б.П.: Почему должно быть понятно? Возьмем катание Габриэлы Пападакис и Гийома Сизерона. В нём нет сюжета, ты не понимаешь, что они катают. В смысле — не понимаете? То, что видите, то и воспринимайте. Смотрите программу — ждите развитие. Мы же не катаем полностью роман. Его не обязательно читать, чтобы понять, что мы исполняем на льду.
— Что бы вы хотели ещё откатать?
Б.П.: У нас много идей. Безумное количество. Карьеры не хватит, чтобы показать всё.
С.М.: Кое-что из мультфильма «Моана».
Б.П.: О, это без меня. Могу сказать, что и на показательные у нас много идей. Из программ мне бы хотелось откатать что-то медленное, лиричное. Но это катают все, поэтому неинтересно. Если будет какое-то разнообразие — я бы хотела попробовать себя в этом. Но сейчас это не имеет смысла. Потому что делать то, что делают все, — я не хочу.
— А пробовали креативить под классику?
Б.П.: Это всегда чревато. Судьями это никогда не воспринимается нормально.
С.М.: К сожалению, у нас судьи старой закалки. И когда их любимую классику начинают переосмысливать, это до добра не доводит.
Б.П.: Мы всегда держим в уме варианты с классикой. Ремикс какой-нибудь, например.
С.М.: Один раз делали программу под Боба Марли.
Б.П.: Да, но судейская бригада не оценила.
— Почему такое отношение к переосмыслению классики?
С.М.: Новое изначально не любят, это никому не нравится. Есть страх, что не зайдёт, не понравится.
Б.П.: Есть классика, а когда начинается отход от канона, появляется почва для сравнения. Мол, у этих всё было органично, а вот у них — нет.
— Но это же тормозит фигурное катание?
Б.П.: Безусловно.
С.М.: Мы надеемся, что мы будем первооткрывателями.
Б.П.: Хотелось бы, чтобы спортсмены чаще брали современную музыку.
С.М.: В фигурном катании очень сложно изобразить, например, хип-хоп.
Б.П.: Но это можно делать, если ты уверен, что тебя не закопают.
С.М.: Но у нас закапывают. Это обидно. Очень.
— Есть ли у вас фан-клуб?
С.М.: Мы не знаем. Люди пишут в комментариях слова поддержки. Мы всё читаем, радуемся как дети. Может быть и есть. Наш фан-клуб — это наши мамы, которые поддерживают нас и радуются (смеется).
— Ваша пара в целом очень медиа-активна. Больше Бетина, конечно.
С.М.: Да, по этой части у нас Бетина. Отвечает за подписчиков, общение с болельщиками, публикой. За PR, в том числе. Раньше, когда был мелким, юниором, был активен. А сейчас — уже нет. Бетина есть, и хватит.
Б.П.: Я веду Instagram в основном для мамы. Фотку выложила — и всё, она спокойна.
— Бетина, вы дружны с Елизаветой Туктамышевой. Как отреагировали, когда узнали, что она не выступит на чемпионате мира?
Б.П.: Плакала… Мне кажется, это несправедливо. Но я не в тренерском совете.
— Не хотели поговорить с ними, как-то убедить?
Б.П.: А как? Они решили, на этом всё.
С.М.: Спортсмену никто ничего не скажет.
Б.П.: Понимаю, что по спортивному принципу должна ехать Женя Медведева. Она — большая молодец, собралась после безумно тяжёлого сезона. Но Лиза-то в этом сезоне — призёр финала Гран-при. А финал Кубка России оказался важнее. Для меня — непонятно. Выступают шесть лучших фигуристов мира, и она в призах. После этого не отправлять её… Но она запасная на турнир. Дай Бог, чтобы все наши девчонки выступили хорошо. Мы желаем им удачи. То, что на них обрушилось, на всех — Лизу, Женю, Алину, все эти комментарии журналистов, болельщиков…
С.М.: Особенно неприятно, когда фанаты одного спортсмена начинают хейтить другого.
Б.П.: Кто-то написал Лизе, что она должна извиниться перед Женей. А началось всё с того, что она выложила видеозапись с прыжком тройного акселя. Потом фанаты написали, что Лиза должна извиниться за своё поведение.
С.М.: Это отвратительно. Фанатская база одного не должна хейтить другого. Мы не в хоккее или футболе. Болельщики могут драться в других видах спорта, но не в фигурном катании. У нас какие-то околофигуристички появились. Сейчас ещё против нас попрут.
Б.П.: Поэтому, когда общаешься с представителями СМИ, всегда несколько раз думаешь, прежде чем сказать.
С.М.: Нас-то и так ненавидят.
— За что?
С.М.: Меня — за то, что расстался со своей предыдущей партнёршей.
Б.П.: Мне же до сих пор пишут, что я разрушила пару. Перед Кубком России по десять человек в день напоминали, что я порчу Серёже карьеру. Мол, пусть Мозгов катается один. Так и говорили мне: «Ты — тварь».
— С чего такое отношение?
Б.П.: Я не знаю.
С.М.: Это, видимо, удачная пиар-игра. Мы со своей предыдущей партнёршей тихо-мирно разошлись. Мы никогда никого не обижали. Но фан-база решила, что это плохо.
— Вас это не угнетает?
Б.П.: Да нет. Когда поддерживают, мы рады. Такие гадости пишут не совсем адекватные люди. Всем, как говорится, не угодишь.
— Следите за тем, что пишут о вас в прессе?
Б.П.: Раньше — да. Оба. Сейчас уже надоело.
— Надоело, что вас хейтят?
С.М.: Да нет, просто ничего нового уже не напишут. Кривые, косые — это мы всё знаем. А что-то по существу нам тренер скажет.
— То, что некоторые считают ваш уровень катания средним, вас больше расстраивает или мотивирует?
Б.П.: У нас есть звания мастеров спорта международного класса. Такие звания просто так не даются. Наше дело — кататься, делать свою работу. А что говорят — это только их личное дело.
С.М.: Средний уровень не будет запасными на чемпионат Европы и мира. Да, не сложилось поехать на эти турниры в нынешнем году. Но до следующей Олимпиады — три года. Считают — и считают. Мои ученики считают меня специалистом высокого уровня.
— Вы занимаетесь тренерской работой?
С.М.: Да, деньги на тренировки где-то надо брать. В прошлом году работал с балетом на льду, есть такое направление. Всё серьёзно: с костюмами, декорациями, в общем, настоящий балет. Сейчас даже ведутся разговоры, чтобы включить его в программу фигурного катания. Плюс — у меня есть ученики в Эстонии, к которым приезжаю после сезона, чаще всего во время отпуска. Поставить скольжение, программы. На что-то надо жить, поэтому подкатываю их.
— Дорого берёте?
С.М.: Дорого стоят не тренировки, а жизнь.
Б.П.: Почасовая оплата, как и в других видах деятельности. Не какие-то сверхъестественные деньги. Федерация, безусловно, помогает. Нам начисляется зарплата. Идёт финансирование поездок, билеты и прочее. А вот костюмы, работа со специалистами, поездки другого уровня — это всё уже сами оплачиваем.
— И вы, Бетина, тренируете?
Б.П.: Да.
— Вам нравится?
С.М.: Мне нравится работать с детьми, спортсменами. Если будет возможность, я бы продолжил.
Б.П.: А мне — нет. Я — перфекционистка, мне хочется, чтобы всё было с первого раза. Со мной очень любят работать родители маленьких детей, потому что я заставляю делать.
— Тренером вы себя не видите?
Б.П.: Вообще нет. Кем угодно, только не тренером. Сейчас я получаю диплом балетмейстера. А потом буду поступать в магистратуру, но пока не определилась с направлением. Вот докатаем олимпийский цикл, тогда и буду решать, куда поступать. Посмотрю, какие профессии будут востребованы. Я что только не пробовала: шить, рисовать и тому подобное. Идей и дорог слишком много.
— Почему выбрали именно ГИТИС?
Б.П.: До ГИТИСа подавала документы в три разных вуза. Сначала училась в педагогическом. На практике по психологии маленьких детей поняла, что это не моё. Потом в психологическом месяц поучилась, но тоже не понравилось. Поступила в вуз, в котором Серёжка учится. Но ушла, даже документы оттуда не забрала, до сих пор там лежат. Сидела целый год, не знала, что делать. Поняла, что будет интересно в ГИТИСе, поскольку может пригодиться в моей работе — лучше отыгрывать в постановках, лучше чувствовать музыку. Мне очень нравится, это интересно. Но это вряд ли профессия моей жизни.
— Сергей, а как вы поступили в вуз?
С.М.: Я собирался изначально учиться в педагогическом. Естественно, со спортивным уклоном. В РГУФКе и Малаховке нужно платить. У меня такой возможности нет. Но есть возможность учиться, поэтому пошёл в МГПУ.
— В РГУФКе учится Евгения Медведева.
С.М.: Она — молодец, видимо, есть деньги, чтобы платить. И я сейчас не про бюджетные места. На бюджет-то я мог легко поступить. Но чтобы закрыть сессию, нужно платить. А в МГПУ спокойно учишься. Написал бумагу о свободном посещении. Могу сказать, что ни копейки не заплатил, сам всё закрывал и закрываю.
Б.П.: А все фигуристы платят.
— Как даётся учёба мастеру спорта международного класса?
С.М.: Очень тяжело, магистратура оказалась тяжелее бакалавриата. На неё нужно больше времени, а сезон у нас тяжёлый. Сейчас очень мало времени. Но преподаватели идут на встречу.
— Поездка на Универсиаду — шанс показать себя тренерскому совету?
С.М.: На чемпионат Европы мы не попали, поэтому приехали на Универсиаду. Это тоже важный международный старт. Он важен для рейтинга.
Б.П.: Для нас каждый старт важен. Выступали в финале Кубка России.
— Настолько не хватает практики?
Б.П.: Практика не бывает лишней.
С.М.: Тренер составляет расписание. Как сказали — так и будет.
— В группе Крыловой — железная дисциплина?
С.М.: По крайнее мере, спокойнее и легче, чем у Ксении Геннадьевны Румянцевой. Мне абсолютно не нравилась атмосфера в её группе. Например, нельзя было разговаривать с другими мальчиками. Всем можно, а мне нельзя. Три раза меня выгоняли. Отвратительный фигурист, испортил всех (улыбается).
— Это же безумно тяжело — молчать на тренировках.
С.М.: Безумно. Особенно, когда нельзя договориться с тренером. Было очень тяжело. У Анжелики Алексеевны мы обсуждаем многие моменты.
Б.П.: Анжелика Алексеевна более человечна. Сама бывшая спортсменка.
С.М.: У нас спокойная атмосфера — тихая, рабочая.
— Длительное время Крылова тренировала в Америке. Чувствуется ли это в совместной работе?
С.М.: Да, конечно. Анжелике Алексеевне немного непривычно в России. Например, куча бумажной волокиты. Но мы как можем, пытаемся поддержать её.
Б.П.: Ей и, правда, очень тяжело. Но у нас очень дружный коллектив. В группе есть французы и евреи.
С.М.: У нас три старшие пары и две юниорские. Слушаются, но без дедовщины.
— Обращаются за советами?
Б.П.: Бывает. За техническими советами, чаще всего.
— Чувствуете вы себя примером для молодых коллег?
Б.П.: Точно нет.
С.М.: Не хотелось бы чувствовать себя примером. Хотелось бы ощущать соперничество. Потому что, если видишь в спортсмене пример, это неправильно.
Б.П.: Мы не можем быть примером из-за своей самокритичности. Мы считаем себя ущербами. Это позволяет нам двигаться вперёд.
С.М.: Некоторые специалисты говорят, что у нас всё хорошо.
Б.П.: Хотят утешить, видимо. Так что самокритичность — это наше главное качество. Мы и на тренировках поэтому ругаемся.
С.М.: Примером может быть спортсмен, который закончил карьеру или педагог.
Б.П.: Мы вот равняемся на Анжелику Алексеевну.
С.М.: Гийом Сизерон может быть примером. Но не для нас.
— Почему?
Б.П.: Люди застыли в одном стиле. Они прекрасны в нём, но застыли. Пример для нас — Пайпер Жиль и Поль Порье. Они очень креативны. Постоянно что-то пробуют и делают. Музыка, образы — всё новое.
С.М.: Мне нравились Нелли Жиганшина и Александр Гажи.
Б.П.: А мне — Натали Пешала и Фабьян Бурза. Но кумиров у меня никогда не было. Нравятся наши тренеры — Албена Денкова и Максим Ставиский. Я лично в восторге. Они с нами работают абсолютно по всем фронтам — техника, компоненты. Они же и ставят нам программы. Албена может показать, как поставить руки, какое выражение лица.
— Вам как легче воспринимать информацию: когда объясняют на словах или показывают?
С.М.: На мой взгляд, тренер должен уметь и за бортиком стоять, и кататься, чтобы показать, что от нас требуется.
Б.П.: Анжелика Алексеевна сама прекрасно стоит на коньках. В этом плане с ней легче.
С.М.: Она может выйти на лёд и показать, что нужно сделать.
Б.П.: Но мне легче, когда мы сами пробуем сделать что-то с Серёжей. Потому что у нас специфическая разница в росте, а Анжелика Алексеевна выше меня. Поэтому ей что-то делать удобнее, а мне — нет. То же самое и с Максимом Стависким — он ниже Серёжи.
— Для танцев такая разница в росте весьма нетипична.
Б.П.: Да, но нам комфортно.
— После того, как встали в пару, ни разу не возникало желания сменить партнёра?
Б.П.: Нет, ни в коем случае.
С.М.: Каждый раз думаю об этом. Но понимаю, что такой партнёрши не найду. Мы же оба долбанутые (смеется).
— У вас всё построено на шутках. А к критике так же относитесь?
Б.П.: К конструктивной критике относимся со всем вниманием. Если это по-настоящему дельный совет, мы к нему прислушаемся.
— Есть ли способ утихомирить эти волны критики?
С.М.: Нет. В нашу эпоху — точно нет.
Б.П.: Единственный способ — переводить всё в шутку. Как делаю я или Лиза.
— На вас как-то повлияла судейская реформа?
Б.П.: На нас — никак. Как катались по старой системе, так и катаемся. А новая система дала возможность судьям поднять выше своих.
С.М.: А кого-то потопить, как это часто бывает. Мы на правила повлиять не можем. Смотрим и делаем свою работу.
— Почему французы Гийом Сизерон и Габриэла Пападакис так хороши?
С.М.: Имя и, конечно же, безупречное катание. Но в основном, это репутация, которая зарабатывается годами.
— Даже в случае с российскими парами?
Б.П.: Мне Никита Кацалапов нравится.
С.М.: Никита не стабильнее того же Букина, но у них с Викой Синицыной более интересные программы. Как по мне. А Ване с Сашей Степановой немножечко не хватает кардинальных изменений.
Б.П.: У Вики с Никитой есть ещё химия, и это прекрасно.
С.М.: Да, а у Саши с Ваней просто другой стиль. Пока они проигрывают. Но это только наше мнение. Потому что в технике они наравне.
Б.П.: В танцах, в принципе, всё одинаковое.
С.М.: А французы мне не нравятся своей нудностью, загнанностью в рамки. Причём в юниорах они такими не были и пробовали разные стили. Я даже у них выигрывал.
