Нашей экономике на Западе прогнозируют стагнацию, а инфляция в России не сбавляет темпов, что заставляет Центробанк стремительно повышать ставку. Декан экономического факультета МГУ Александр Аузан много лет исследует культурные коды, от которых зависит, сможем ли мы сделать рывок и стать процветающим государством или нам предстоит долгий и трудный путь. Именно об этом NEWS.ru решил поговорить со знаменитым ученым и визионером.
— Ковид и СВО — два события, сильно повлиявшие на нашу жизнь. Они поменяли культурные коды? Переворот вкусов и ценностей, который обычно происходит в истории крайне медленно, мы наблюдаем сегодня воочию?
— По институциональной экономической теории, существует всего два источника изменений: либо внешний шок, либо внутренняя эволюция. Что такое ковид? Это уникальное в истории сочетание того и другого. Когда три миллиарда жителей Земли полтора месяца просидели под домашним арестом в карантине, они при этом как-то общались, что-то смотрели, что-то читали, о чем-то думали. И точно вышли из карантина не такими, какими в него вошли.
Перемены обнаружились уже в 2021-м, когда на финансовых рынках десятки тысяч мелких игроков скоординировались и смогли обыграть крупные фонды. Впервые овцы постригли волков.
Это был некий знак изменений, произошедших в мире. С моей точки зрения, 2020 год открыл даже не новый исторический период, а новую историческую эпоху.
— Началось новейшее время?
— Нет. Началось что-то иное. Напомню, у философа Николая Бердяева была идея смены ночных и дневных эпох. И если верить ему, получается, что мы вступаем в ночную эпоху (по Бердяеву, вся новая история с ее «рационализмом» и «позитивизмом» является «ночной эпохой», потому что «освещается» искусственным светом науки. — NEWS.ru), которая в этом смысле роднится со Средневековьем.
— Мрачное предсказание...
— Не скажите. К примеру, писатель Евгений Водолазкин, а он в свое время стал самым молодым доктором филологических наук и был учеником академика Дмитрия Лихачева, уверяет, что термин «мрачное Средневековье» — пропагандистская придумка Нового времени, когда нужно было утвердить новую эпоху. И что основные страсти, приписываемые Средневековью, произошли как раз в Новое время, в период Реформации.
— Вы писали, что культурные коды — это не только ценности, но и поведенческие установки больших групп людей. И в ковиде, и в СВО задействованы как раз такие группы. Что изменилось?
— По СВО еще рано делать кардинальные выводы, но про ковид уже можно. Самое крупное изменение в последнее время произошло на рынке труда.
Откуда сегодня взялся дефицит кадров? А это как раз результат переворота в поведенческих установках. После того как в 2020-м многие ушли на дистанционку, потом неожиданно оказалось, что выходы оттуда разные. Кто-то решил остаться на удаленке, потому что вот она, жизнь — с детьми, внуками, природой. Кто-то вдруг обнаружил, что может работать сразу на три фирмы, а не на одну. Кто-то решил создать собственный бизнес, а кто-то занялся креативной деятельностью.
Все это кардинально поменяло ситуацию на рынке труда. Раньше работник был включен в процесс, а в России это включение носило устойчивый характер, потому что русская модель рынка труда состояла в том, что во время кризисов работников не увольняли. То есть человек, как в крепостные времена, работал на одного работодателя. И вдруг человек говорит: а зачем мне это, к моим услугам — целый мир, поскольку цифровые платформы позволяют так работать.
И если ранее рынок труда был за работодателем, теперь он — за работником.
— Но размер зарплат по-прежнему диктуют работодатели...
— А это зависит от того, насколько активно ведут себя работники. Переходят они с одной работы на другую или нет. Ведь проблема удержания работников для работодателей довольно серьезная.
Но на рынок труда, конечно, влияют и другие факторы. Скажем, старение населения и участие старших поколений в экономике. И, конечно, мобилизация: 2022-й увел часть людей на СВО, а часть — в дали дальние, тем самым обеднив национальный рынок труда. Но все же главное, что лежит в основе дефицита рабочей силы, я уверен, — это переворот в предпочтениях. То есть и тут мы наблюдаем ростки другого мира.
— В нашей стране, как вы не раз говорили, веками идет установка на ресурсную ренту — продажу ископаемых для обеспечения социального благополучия внутри страны. Есть ли сегодня признаки того, что эта установка меняется, или по-прежнему над российской экономикой довлеет проклятие ресурсов?
— Если говорить о структурных характеристиках, картина противоречивая. Так, структура экспорта практически не изменилась, мы только развернули его с Запада на Восток. Вывозим то же самое сырье, от нефти до металлов, хотя и в меньших количествах.
— Неужели не стало больше переработки, производства?
— Некоторые изменения происходят. По крайней мере, импортозамещение предполагает, что обрабатывающие отрасли должны расти в нынешних условиях.
Но для меня принципиальный критерий — длина взгляда [властей, бизнеса, населения]. Ведь дело не в том, что у нас много нефти, а в том, что мы хотим из нее сделать ренту, то есть получать немедленный высокий и устойчивый доход.
А рента может быть разной: 500 лет в нашей стране ее делали из людей (крепостное право). Сейчас — природные ресурсы.
Чем отличается ставка на ренту от производительной деятельности? Она короткая. Как сказал мой друг и великолепный публицист Александр Архангельский, «беда не в том, что русский человек хочет быть счастлив; беда в том, что он хочет быть немедленно счастлив». И пока вся страна так себя ведет — хочет обогатиться быстро, — мы будем зависимы от тех ресурсов, которые будут приносить ренту.
Поэтому вопрос совершенно не в исходной структуре экономики, а в исходной структуре наших ценностей. Пока мы делаем ставку на ренту, серьезного роста экономики ждать трудно.
— И никаких признаков появления «длинного взгляда» у властей нет?
— Пока вижу один такой признак: в 2023-м правительство утвердило стратегию развития финансовой грамотности и культуры до 2030-го. Это принципиальное изменение подхода, но пока рано делать выводы.
Дело тут не в сроке, а в том, что, с одной стороны, финансовая грамотность, направленная на защиту от мошенничества, — довольно хорошо развивающийся в России институт, вполне конкурентоспособный.
А с другой — финансовая культура. Это совсем другая история. Это — о тех ценностях и поведенческих установках, которые способствуют экономическому развитию. И конкретно о том, какие показатели ввели ЦБ и Минфин как главные характеристики этой финансовой культуры, — длина взгляда человека, доверие к людям и финансовым институтам, ответственность...
Важным проявлением длины взгляда является инвестиционная активность. Готовы ли люди вложиться не на полгода в депозиты госбанка или паевые фонды, а на пять лет или на 10? Сейчас разрабатывается система показателей, которая позволит померить эту дальность взгляда и степень нашего отдаления от национальной рентной забавы.
— Люди столько раз попадали в ловушку безответственности финансовых институтов, что едва ли их можно убедить доверить им свои кровные на 10 лет. Да и другая национальная игра — вечное повышение ставки ЦБ — заставляет думать, как уберечь деньги от инфляции.
— Что касается безответственности... Я в 1990-е возглавлял Конфедерацию общества потребителей. И меня поражало, как люди, которых мы вытаскивали из одной финансовой пирамиды, через три месяца приходили и просили вытащить их из новой...
А что касается ставки ЦБ, так если вы вкладываетесь на 10 лет, то в это десятилетие точно попадут циклы и снижения, и повышения ставки. Тем более я говорю не столько о банках, сколько о паевых фондах.
— Но к ним-то и вовсе доверия мало. С ваучерами они многих обманули. Да и потом они особенным доверием не пользовались...
— Для того чтобы были надежные институты, нужен как минимум 10-летний горизонт мышления. Мировые исследования показывают, что Россия — практически чемпион мира по избеганию неопределенности. Мы боимся будущего, отсюда и короткий горизонт. Это главная российская болезнь — страх совершить ошибку. Экономика в таких условиях работает плохо.
— У людей в 90-е сгорели сбережения, причем в госбанках. Потом им обещали по «Волге» за «кусочек» богатства страны, а оказалось, что за их ваучеры кто-то стал олигархом, они же продолжают жить от зарплаты до зарплаты... Так почему сейчас у людей должен повыситься уровень доверия к этим институтам?
— По опыту, уже более 20 лет люди хранят свои деньги в основном в банках, уже пять лет как миллионы сограждан инвестируют деньги в паевые фонды, но урок был важный, забывать его не надо. С одной стороны, мошенники, с другой — официальные органы, которые не хотели их наказывать, с третьей — безответственность людей. Все это идеальный материал для того, чтобы ими манипулировали мошенники. Глупость и жадность человеческая. Но горизонт планирования остается коротким.
К слову, второе место по избеганию неопределенности занимает Франция. То есть Россия и Франция — две страны, где было максимальное количество революций. Поэтому их гражданам хочется не риска, а стабильности. Проблема в том, что в итоге получается: у такой стабильности нет будущего — только сегодняшний день.
Между тем вся история венчурных инновационных успехов основана на умении совершать ошибки и делать новые попытки.
— Вы предлагаете научить людей рисковать?
— Я предлагаю пробовать. Лекарство от высокого избегания неопределенности — так называемая культура неудач. Многие не пробуют что-то делать снова, потому что за первую же ошибку их считают лузерами. А это не так.
Мы отказываем себе в праве на неудачные попытки. А зря. Конечно, есть национальная игра — хождение по граблям. Но не надо повторять одни и те же ошибки. Надо их разнообразить.
— Так что же нужно сегодня нам для рывка к светлому будущему?
— Три Д: длинный взгляд, доверие большинству и договороспособность. О длинном взгляде мы поговорили.
Доверие большинству. По сути, это самый сильный фактор, который влияет на уровень ВВП на душу населения. Есть поразительный анализ французских экономистов. Там, в частности, говорится: если бы в России уровень доверия был такой же, как в Швеции, наш ВВП был бы на 69% больше. Согласно исследованиям, уровень доверия сегодня в России низкий — порядка 25%, но зато велик его потенциал: исследования показывают, что оно серьезно повышалось во время лесных пожаров 2010-го и эпидемии ковида.
Что касается последнего Д, тут важно помнить, что мы живем в биполярной стране, с двухъядерной экономической культурой. Есть И-Россия (индивидуалистическая) — все мегаполисы, Урал, Сибирь, Дальний Восток — это поле для внедрения разного рода инноваций и проведения экспериментов. И К-Россия (коллективистская) — вся остальная страна, основа политической поддержки.
Конструкция более или менее устойчивая, но это плохое равновесие. Договороспособность — вот условие жизни в стране, где есть разные культурные полюсы. Понимание того, что мы разные, но при этом должны быть настроены на договоренности, не презирать компромиссы, — это очень важный момент.
Читайте также:
Кому будут платить по 500 тысяч рублей через пять лет: составили список
В Китае не принимают платежи из РФ: чем это грозит импорту, есть ли выход
Евро взлетит до 110 рублей: когда этого ждать, вырастут ли цены
«Нас мучают безумными ставками»: на что жалуется бизнес в России
