В возрасте 96 лет ушёл Юрий Бондарев. Он был последним писателем-фронтовиком, оставившим этот мир через три месяца после своего коллеги по оружию и ровесника Владимира Бушина. Пройдя Великую Отечественную от Сталинграда до Польши, к штыку он приравнял перо, чтобы, по собственному утверждению, искупить долг «перед теми, кто остался там». NEWS.ru вспоминает этапы его жизненного пути и политического кредо от апологета генеральной линии КПСС до непримиримого противника всего того, что, по его мнению, капитализм и рынок сделали с советской родиной, которую он защищал артиллерией и словом.
Бондарев родился 15 марта 1924 года в городе Орске Оренбургской губернии в семье юриста. В начале 1930-х семья переехала в Москву. В первые дни Великой Отечественной войны будущий писатель ещё школьником отправился под Смоленск, где участвовал в сооружении оборонительных объектов. В 1942-м его перебросили в казахстанский Актюбинск, куда из Бердичева эвакуировали пехотное училище. Там молодой человек получил первые военные навыки. Затем был Сталинград и первое ранение.
Я и сейчас хорошо помню те сернистые ожоги стужи в степях под Сталинградом, ледяной холод орудий, которые за ночь мороз так прокалил, что холод металла чувствовался даже сквозь рукавицы. Помню жаркий газ от горячего казённика, пороховую вонь стреляных гильз, пустынное безмолвие звёздного неба в ночное время. В моей памяти навсегда сохранились воспоминания о запахе твёрдого и мёрзлого, как камень, хлеба, сухарей, а также несказанный аромат солдатской «пшёнки» в фиолетовости холодного зимнего рассвета, — вспоминал позднее Юрий Васильевич.
После госпиталя Бондарев участвовал в освобождении Киева, будучи командиром орудия в составе в составе 23-й Киевско-Житомирской дивизии, в боях под Житомиром получил второе ранение. Далее было участие в сражениях в Польше и на границе с Чехословакией в рядах 121-й Краснознамённой Рыльско-Киевской стрелковой дивизии. Осенью 1944 года его направили в Чкаловское артиллерийское училище в Оренбурге, окончил которое он в конце 1945-го и в звании младшего лейтенанта был демобилизован. За подвиги имел множество наград, в том числе две медали «За отвагу» и орден Отечественной войны I степени.
Вернувшись домой, Юрий Васильевич поступил в Литинститут имени Горького, который окончил в 1951-м. Ещё учась там, он стал печататься в различных журналах. Главную тематику его произведений определяла война. О ней и людях в её окрестностях беспристрастно рассказывал этот человек. Ему не надо было чего-то придумывать — лично пропустив через себя ад Второй мировой, он оставался предельно честным перед собой и читателем, говоря от себя, своих боевых товарищей и ещё сотен миллионов людей. Никакого шапкозакидательства, только оформленный в литературу личный опыт.
В 1953 году отдельной книгой был издан сборник рассказов Бондарева «На большой реке», через три года — повесть «Юность командира». Первый фронтовой роман — «Батальоны просят огня» — вышел в 1957-м. Это книга про события знакомого ему форсирования Днепра и положение военных в стремительно изменяющейся обстановке, оставившей в живых лишь единицы. В книге описывались не только будни сражений, но и конфликт с командованием, которое угробило два батальона без огневой поддержки. На противоречиях и переживаниях (как, например, в повести «Берег», в которой бывший фронтовик уже в послевоенные годы приезжает в Германию и в новых обстоятельствах пересекается с теми, кто был «по ту сторону») выстроены многие его произведения, что отличает их от духоподъёмной стилизации а-ля фильм «Взятие Берлина».
В 1985 году, к 40-летию Победы, режиссёры Владимир Чеботарёв и Александр Боголюбов сняли одноимённый фильм. Всего по мотивам его книг было снято 16 картин. Кроме Союза писателей Бондарев также состоял и в Союзе кинематографистов.
Сталинградская тема была отражена в его романе 1969 года «Горячий снег», также экранизированном. Здесь история развивается вокруг «борьбы и единства» разных характеров главных персонажей. События разворачиваются во время битвы под Котельниково, известной как операция «Винтергевиттер», во время которой Юрий Бондарев получил первое ранение.
Одним из наиболее дискуссионных произведений Бондарева стал роман «Тишина», вышедший в разгар оттепели. Многие его считают чуть ли не антисоветским. (Показательно, что книгу экранизировали не только в хрущёвском 1963-м, но и в гайдаро-чубайсовском 1992-м.) В сюжете сторонников этой темы привлекает сцена, в которой главный герой, капитан Сергей Вохминцев, отказывается выпивать за здоровье Сталина. Сей тост поднял его протагонист — институтский товарищ и бывший комбат Аркадий Уваров, по вине которого погибла целая батарея. Пользуясь этим «демаршем», он впоследствии обвиняет в своих грехах Сергея как единственного свидетеля тех событий. Это ломает жизнь центрального персонажа, у которого до этого ещё и арестовали отца (по одной из версий, в результате доноса соседа, который мечтает расширить жилплощадь).
По сути, это свинцовая бытовая история, в которой Бондарев показал фактическим антикоммунистом и карьеристом Уварова и мещанина-соседа — типовых кирпичиков той части общества, которая тянула Советский Союз к деградации что в «расстрельном» 1937-м, что в «вегетарианском» 1957-м. Но разве важен этот сложный месседж той публике, против которой Юрий Бондарев стал активно выступать уже в 1970-е? Он, в частности, был одним из подписантов письма в газету «Правда» против Андрея Сахарова и Александра Солженицына.
Советские писатели всегда вместе со своим народом и Коммунистической партией боролись за высокие идеалы коммунизма, за мир и дружбу между народами. Эта борьба — веление сердца всей художественной интеллигенции нашей страны. В нынешний исторический момент, когда происходят благотворные перемены в политическом климате планеты, поведение таких людей, как Сахаров и Солженицын, клевещущих на наш государственный и общественный строй, пытающихся породить недоверие к миролюбивой политике Советского государства и по существу призывающих Запад продолжать политику «холодной войны», не может вызвать никаких других чувств, кроме глубокого презрения и осуждения, — говорилось в письме.
С одной стороны, этот документ был образцом официозного наива, но с другой, автор «Архипелага» действительно был замечен в искажениях фактов. Речь не об абстрактной «советской действительности», а о «лагерной теме», в фальсификации которой его уличал Варлам Шаламов, знакомый с ней отнюдь не понаслышке.
Кстати, как-то покойный ныне литературовед Виктор Топоров задавался вопросом: как бы повернулась история, если бы, например, во время оттепели Бондарева «задвинули» и отказались печатать, а Солженицыну в то же время дали Ленинскую премию за «Один день Ивана Денисовича»? Как известно, именно Хрущёв был одним из лоббистов издания солженицынской рукописи в «Новом мире» в 1962 году (тогда как раз вышла и «Тишина»).
Если продолжать мысль Топорова, то главу КПСС и автора «Ивана Денисовича» объединяла не только нелюбовь к Сталину (которой Бондарев, несмотря на «Тишину», не отличался), но и к маоистскому Китаю. Ведь и для Солженицына, и для советских вождей 1960–1970-х эта страна была, мягко говоря, неприятна. Ведь там была революция, а не её угасание, как в СССР. И, тем более, не патриархальная империя, о которой как об альтернативе советской власти грезил Александр Исаевич, опасавшийся колонизации Сибири восточным соседом.
К слову, руководство КНР в 1960-е годы предупреждало, что хрущёвско-брежневский СССР пошёл по капиталистическому пути. Но вплоть до перестройки коммунист Юрий Бондарев поддерживал генеральную линию КПСС. Он был в какой-то степени наивным советским человеком, для которого переход к откровенным рыночным новшествам стал шоком.
На XIX Всесоюзной партийной конференции 29 июня 1988 года писатель-фронтовик раскритиковал перестройку. Ещё через два года он был сторонником группы, подписавшей «письмо 74-х», в котором критиковалось осуждение советской истории. Вместе с литератором Марком Любомудровым Бондарев доработал этот документ, который как «Письмо писателей, деятелей культуры и науки России президенту СССР, Верховному Совету СССР, Верховному Совету РСФСР, делегатам XXVIII Съезда КПСС» был опубликован в журнале «Наш современник».
Мне, человеку несколько консервативному, становится чрезмерно неловко за страну, где не так давно экран телевизора был заполнен людьми из деревни, из рабочего класса: трактористами, комбайнёрами, свинарками, слесарями. Всё было направлено на то, чтобы поднять человека труда. А сейчас вы знаете хоть кого-нибудь из современных тружеников? — говорил Бондарев в одном из интервью в 2009 году.
Будучи защитником родины он, как и миллионы других простых жителей СССР, соединял социалистические завоевания с патриотизмом и верой в народных дух. В 1990-е годы такие взгляды были распространённым явлением в оппозиции. В начале XXI века этот импульс подхватил и официоз, за отсутствием собственных достижений черпающий смыслы одновременно из советского и дореволюционного прошлого. Но скромная ветеранская честность Юрия Бондарева не могла стать товаром на рынке напыщенной и казённой державности (с посылом «можем повторить» на фоне жалкого существования оставшихся в живых фронтовиков), на которую набросились и те, кто был по другую от писателя сторону баррикад.
