16 марта в Астане состоялась встреча глав внешнеполитических ведомств России, Турции и Ирана. Главным вопросом повестки дня стало подведение итогов трёхстороннего сотрудничества с момента первой встречи по Сирии в Астане 23–24 января 2017 года. Стороны отметили приверженность дальнейшему взаимодействию, приветствовали достигнутый прогресс в борьбе с терроризмом и в работе состоявшихся восьми раундов переговоров, обмолвились о следующей встрече в мае.
Однако последние события в Сирии демонстрируют обратное — рекламируемый мирный процесс зашёл в тупик и категорически нуждается в перезагрузке. Нуждается в перезагрузке и сам «астанинский формат» переговоров.
Тупик «Астаны»
Изначально переговоры в столице Казахстана были призваны закрепить режим прекращения огня, установленный в соответствии с договорённостями, подписанными ещё 29 декабря 2016 года. «Астана» должна была стать местом прямого диалога между режимом Асада и оппозицией в соответствии с требованиями резолюции № 2254 Совбеза ООН.
Этого добиться не получилось прежде всего потому, что Дамаск и Тегеран игнорировали договорённости, касающиеся установления в Сирии перемирия. Представители повстанческих группировок во втором раунде «Астаны» отказались признавать Иран в качестве страны — гаранта перемирия, считая роль ИРИ в сирийском мирном процессе исключительно деструктивной. После того как режим Асада продолжил наращивать масштабы военных операций вместо соблюдения перемирия, сирийская оппозиция отказалась участвовать в «третьей Астане», хотя в российской прессе это подавалось как отказ оппозиции от мирного урегулирования под давлением внешних сил.
Следите за развитием событий в нашем Телеграм-канале
Тем не менее странам-гарантам уговорами и обещаниями удалось сохранить «астанинский формат» — прежде всего за счёт подписания меморандума о создании «зон деэскалации». С этого момента переговоры, по сути, были привязаны к реализации соглашений по «зонам». Однако сразу же возникли непреодолимые сложности с их имплементацией. Российской стороне пришлось заключать отдельные договорённости с оппозиционными фракциями Восточной Гуты и Хомса в Каире и Женеве или же вообще выводить «зоны деэскалации» из «астанинского формата», создавая новые площадки с собственными механизмами контроля и странами-гарантами. Это касается «юго-западной зоны деэскалации», гарантами которой являются Россия, США и Иордания.
При этом определение самих границ «зон деэскалации» постоянно переносилось, то есть их нельзя было считать в полной мере «сформированными», что открывало для Дамаска и его союзников широкие возможности для манипулирования этими договорённостями — для проведения военных операций. В ходе шестого раунда переговоров было достигнуто соглашение о вроде как оформлении «зон деэскалации», но оно носило характер всего лишь «декларации о намерениях». В реальности основой этого соглашения стали договорённости о разделе на сферы влияния «зоны деэскалации Идлиб». С этого момента сам смысл существования этих «зон деэскалации», а с ними и всего астанинского процесса трансформируется — речь больше не идёт об установлении перемирия или же о налаживании «межсирийского диалога», а только о разделе Сирии на «зоны влияния».
Конечно, нельзя утверждать, что у Москвы или Анкары не было намерений установить в САР «твёрдое» перемирие и сделать мирный процесс необратимым, но этот подход наталкивался на серьёзное противодействие Тегерана и Дамаска, которые увидели в мирных инициативах способ внести раскол в оппозицию и достигнуть тем самым решающей военной победы. РФ и Турция не смогли или не захотели противодействовать подобному подходу.
В частности, Анкара постаралась использовать ситуацию исключительно в собственных целях. За счёт разделения Большого Идлиба на сферы влияния, а в действительности сдачи части территории «зоны деэскалации» Асаду, Турция, наконец, оказалась способна решить вопрос курдского кантона Африн.
Зондаж намерений Турции
Соответственно, после окончания операции в Африне и «демаркации» собственного «протектората» в Идлибе путём развёртывания военных подразделений и создания мониторинговых пунктов можно предположить затухание интереса Анкары к дальнейшей работе в рамках астанинского процесса. Не исключено, что на переговорах министров иностранных дел трёх стран-гарантов в Астане Россия и Иран пытались убедить Турцию сохранить своё полноценное участие в этом трёхстороннем формате, а также прозондировать возможные изменения подхода Анкары к сирийскому урегулированию.
Дело в том, что на 19 марта назначены американо-турецкие консультации по выработке дорожной карты по Сирии. Хотя мероприятия были отложены из-за перестановок в руководстве американского Госдепартамента и ЦРУ, речь об их отмене не стоит. В частности, на них будет решаться судьба Манбиджа, Ракки и других арабских территорий к востоку от Евфрата. В случае согласования позиций можно ожидать существенного сближения подходов Вашингтона и Анкары по Сирии и начала нового этапа их взаимодействия. Вероятно, речь может идти о приведении всей существующей оппозиции, как протурецкой, так и проамериканской, к «единому знаменателю». Иначе сложно представить, под какое управление будут передаваться те же Манбидж и Ракка.
В случае выхода Турции из активного участия в трёхстороннем формате и её сближения с США позиции России и Ирана в Сирии будут значительно ослаблены. Если же к этому турецко-американскому альянсу присоединится Иордания, то можно будет говорить о начале формирования вдоль всех сирийских границ «пояса безопасности», находящегося под контролем сирийской оппозиции.
Естественно, в такой ситуации Россия и Иран пытаются заинтересовать Анкару продолжением взаимодействия с ними в рамках трёхстороннего формата. Во многом при посредничестве турецкой стороны стало возможным оказывать воздействие на сирийскую оппозицию. Прежде всего — на фракции на северо-западе Сирии.
В то же время при нынешнем подходе Асада и его союзников к сирийской оппозиции у Анкары фактически не остаётся инструментов влияния, чтобы заставить её принять участие в анонсированных Москвой «мирных инициативах» — это стало ясно в ходе проведения Конгресса межсирийского национального диалога в Сочи. Хотя Турции всё-таки удалось привезти в Сочи представителей оппозиционных фракций, но те всё равно отказались участвовать в мероприятии.
Подход Москвы может быть прагматичнее
Несмотря на жёсткую линию Москвы в отношении сирийской оппозиции, проявившуюся в ходе кампании в Идлибе и Восточной Гуте, в российском руководстве, по-видимому, осознают негативные последствия бескомпромиссной поддержки Асада в его линии по окончательному искоренению сирийской оппозиции силовыми средствами. Срыв сирийского мирного процесса также приведёт к потери доверия к РФ среди государств Персидского залива, отношения с которыми стали выходить на качественно новый уровень. Кроме того, будет подорван имидж страны, способной играть посредническую роль и в других конфликтах, например, в Ливии или Йемене.
Вероятно, Москва пытается предпринять определённые усилия для сохранения основы сирийского мирного процесса. В частности, по информации просаудовского издания Asharq Al-Awsat, Россия настроена прекратить операцию и заморозить ситуацию в Восточной Гуте после разделения анклава на три «кармана» — на основании договорённостей с «Джейш аль-Ислам» регион должны покинуть боевики запрещённой в России «Нусры»/«Хайат Тахрир аш-Шам». Переговоры с «Файлаг ар-Рахман» по поводу вывода боевиков ХТШ из подконтрольных ему районов идут сложнее. Иран и Дамаск здесь выступают за полную зачистку всех трёх оппозиционных анклавов Восточной Гуты, то есть всего, что осталось от «зоны деэскалации».
Однако российская сторона может попытаться направить усилия на другой пригород Дамаска — лагерь Ярмук, где по-прежнему находится крупная группировка террористического «Исламского государства» (запрещено в РФ). А решение проблемы Восточной Гуты ввести в рамки диалога в Астане. Возможно, об этом шла речь на переговорах глав МИДов трёх стран-гарантов за закрытыми дверями.