В связи со специальной военной операцией всплыла тема украинской идентичности. Для кого-то стало неприятным сюрпризом, что в соседней стране раскалились самые бурные, с одной стороны, патриотические страсти («Україна понад усе!»), а с другой — антирусские. Как пишет Telegram-канал «Харьков наш» (один из самых интересных и загадочных в украинском пространстве — его ведут анонимные админы из Харькова не то чтобы прорусски настроенные, но с явно антинационалистическими настроениями, что сегодня опасно для жизни, почему ими и принимаются всевозможные меры предосторожности), «украинские СМИ, официальные странички в соцсетях, а также крупные паблики с первых дней превратились в одну большую «Фелькишер беобахтер». Самые гнусные словесные обозначения русских и всего русского с первых дней спецоперации массово закрепились в лексиконе журналистов, телеграмеров и официальных представителей государства Украина.
С украинской стороны это не было резким скачком, а стало венцом той антироссийской накачки, которая осуществлялась восемь лет. Буквально с 24 февраля значительная часть аудитории украинских СМИ, соцсетей и мессенджеров охотно приняла всю предложенную расчеловечивающую риторику, от «русни» до «орков».
Харьков — типичный пример того, каких успехов за восемь лет достигла кампания по промыванию мозгов. В феврале-марте 2014-го город стал одним из центров сопротивления Евромайдану, активисты не допустили сноса памятника Ленину, который рассматривался не как символ коммунизма, а как признак региональной идентичности, защита Ильича была защитой от приехавших из Киева наводить свои порядки еврокомиссаров.
Но главе МВД (и бывшему харьковскому губернатору) Арсену Авакову удалось выбить из здания администрации активистов «русской весны», и уже осенью 2014-го памятник снесли при молчании достаточно запуганного большинства населения. Однако, вспомним: в мае того же года в Одессе пророссийских демонстрантов жгли и убивали в том числе харьковские футбольные фанаты, а организатором полка «Азов» был харьковчанин Андрей Билецкий. То есть и тогда в Харькове уже бродила националистическая закваска.
И это при том, что Харьков был сугубо русскоязычным городом. Достаточно почитать автобиографические книги Эдуарда Лимонова, например «Молодой негодяй». По ним вообще невозможно понять, что дело происходит на Украине — настолько в них отсутствует даже намёк на украинскую специфику. Сегодня же Харьков один из бастионов национализма, там жили и действовали такие нацики, как создатель «Фрайкора» Тарасенко, руководитель нацбата «Харьков-1» Янголенко (оба ликвидированы), харьковчане и пытавшие российских пленных нацкорпусовцы Немичев и Чили. При этом все они русскоязычные. Как не устаёт повторять Татьяна Монтян, вопрос неонацизма слабо связан с языком: в «Азове» большинство русскоязычные.
До 2014 года очевидный раскол проходил на Украине по «линии Януковича» — от Одессы до Харькова. К северу от неё голосовали против бывшего президента, к югу — за. Теперь эта линия стёрлась. Лёгкость «перековки» населения Украины после 2014 года, изменения его идентичности были связаны с двумя основными факторами. Во-первых, жёсткая зачистка всех пророссийских партий и сил. Было ясно дано понять, что их к власти никогда не допустят, а лишь разрешат сидеть в Раде в роли статистов, не более. Конкуренция за реальную власть протекала лишь в лагере победителей, политолог Алексей Попов называл эту ситуацию «режимом ограниченной конкуренции».
Во-вторых, вдобавок ко кнуту населению была предложена морковка в виде «европейской мечты». И поскольку значительная часть русскоязычного населения вполне разделяет глобалистские ценности, поменять на них русский язык и русскую самоидентификацию не составило проблемы.
Важен ещё и такой аспект — люди всегда прижимаются к силе, к победителям. Те, кто выиграл во время Евромайдана и удержал власть, в глазах людей явная сила. В любой гражданской войне народ примыкает к той или иной стороне не по причине «правоты» и разделения её идеалов. В Красную армию люди шли в 1918–1920 годы и сражались в ней, вовсе не будучи сознательными большевиками.
Поэтому промывка мозгов пропагандой, создание украинской идентичности ложились на подготовленную почву и были лишь дополнением. Когда есть костяк в виде своего государства, пропаганда способна слепить какую угодно идентичность. Если бы Никита Хрущев в 1956-м не распустил Карело-Финскую ССР, сегодня мы бы имели карело-финское самоопределение населения в Петрозаводске, которому бы доказывало местное начальство, что они не русские.
Точно также из России можно было нарезать сколько угодно территорий: и Новгородскую республику, которую лишила независимости «злая Москва», и Рязанское и Тверские княжества, ею же покорённые, не говоря уже о любой национальной автономии, только по воле случая не ставшей союзной республикой, как Казахстан и Киргизия в 1936-м. Сталин тогда пояснил, что Татария и Башкирия не отделились только потому, что не имеют выхода во внешний мир. А так бы в Казани и Уфе сегодня вполне убедительно могли бы объяснять, что они — не Россия.
Иными словами, натянуть идентичность можно на любой глобус, была бы основа в виде государственности и заказ элиты. Высасываются из пальца давно забытые мелкие факты, которым начинают придавать эпохальное значение. Все эти «герои Крут», «конституция Пилипа Орлика», «Магдебургское право» и так далее служат для создания альтернативной истории.
Есть и ещё такой аспект, как миграция населения. Знакомый политолог из Одессы в ответ на моё недоумение по поводу того, что один из центров русской культуры, город Бабеля, Катаева, Олеши, Багрицкого не выражает протестов против насильственной украинизации, пояснила, что этнический состав в последние годы сильно изменился — в Одессу понаехали из деревень и с запада Украины. Для них Одесса Пушкина, Бунина и южнорусской школы литературы — пустой звук. Выскажу предположение, что если бы Крым в 2014-м не перешел в РФ, то сегодня в Севастополе мы бы тоже наблюдали вспышку украинского патриотизма.
Однако, как пишет тот же Алексей Попов, «в случае же обвала этого государства из-за внешних факторов идентификация большой части его нынешнего населения может достаточно быстро измениться, о чем говорит опыт как ХVII столетия, так и недавних десятилетий».
И действительно, достаточно посмотреть, как быстро улетучились малейшие напоминания об украинизации в Крыму и Донбассе, стоило им выйти из-под власти Киева. И сегодня люди моментально переходят на преимущественное использование русского при приходе армии РФ.
Можно привести пример Чечни. Уж насколько по языку, культуре, религии и менталитету республика далеко отстояла от глубинной России, какие жертвы и разрушения случились в ней в ходе двух войн, но сегодня нет в России региона более лояльного Кремлю.
Поэтому нынешний показной и шумный украинизм — явление преходящее, зависящее от политических обстоятельств, государственного давления и пропаганды. Восемь лет назад половина Украины крепко держалась совсем иных ценностей. Потом кнутом и пряником её перевели в иной режим. В марте 1991 года подавляющее большинство украинцев на совершенно свободном референдуме высказались за сохранение единого государства. Через девять месяцев, в декабре 1991-го, они же проголосовали так, как им велело начальство: ровно наоборот. Теперь процесс может быть повёрнут в противоположную сторону при помощи всё тех же нехитрых инструментов.
