С подписанием ирано-сирийского оборонного пакта некоторые аналитики предвещали зиму в российско-иранском «медовом месяце». Я утверждаю, что несмотря на напряжённость, партнёрство Москвы и Тегерана остаётся прочным. Уникальная соединительная ткань связывает эти два государства вечным браком, порой доставляющим взаимные неудобства. Известно, что эти неудобства проявляются в постконфликтной Сирии, где некоторые наблюдатели отмечают наиболее опасный этап в двустороннем партнёрстве.
Многие утверждают, что Иран преувеличивает надёжность своего партнёрства с Москвой, в некотором смысле принимая желаемое за действительное. Иран часто изображают прыгающим на дипломатическом батуте, преувеличивающим лояльность России Тегерану, чтобы усилить свои позиции в игре с США. Иран, который часто называют «младшим партнёром», нередко воспринимают как «пешку» на региональной шахматной доске России. Любопытно, что теперь этот нарратив перевернулся. После подписания военного пакта между Тегераном и Дамаском Иран теперь изображается как «ведущая сила» в Сирии.
По словам министра обороны Сирии Али Абдуллы Айюба, соглашение об обороне, подписанное в июле, направлено на борьбу с терроризмом и противодействие региональному и международному давлению. В соответствии с соглашением Иран усилит сирийские системы ПВО, одновременно улучшая подготовку войск и качество вооружений, имеющихся в настоящее время у сирийской армии.
Согласно сообщению Tehran Times, соглашение разрешает размещение двух иранских ракетных систем противовоздушной обороны на сирийской территории. Предполагается, что закрепление за Ираном стратегической инфраструктуры в Сирии может поставить под угрозу баланс России и Ирана в этой стране. Оборонный пакт якобы может ослабить способность России контролировать обстановку в Сирии и сохранять монополию в сирийском воздушном пространстве. Другой аргумент заключается в том, что пакт о безопасности приведёт к усилению израильско-иранской напряжённости и в результате России будет труднее уравновешивать Израиль и Иран друг против друга.
Иранские эксперты, такие как Хоссейн Ройваран, отмечают, что Иран не намерен создавать военную базу в Сирии. Иранские военные, утверждает Ройваран, готовы уйти, как только Дамаск подаст сигнал о том, что иранское присутствие больше не требуется. Более того, Сирия и Иран заключили несколько военных соглашений задолго до сирийской гражданской войны. С этой точки зрения новое соглашение рассматривается как продолжение многолетнего военного сотрудничества. Новый пакт основывается исключительно на существующих договорённостях и поэтому не представляет угрозы для российско-иранских отношений.
Военное соглашение между Тегераном и Дамаском может создавать трения между Россией и Ираном, а может и не создавать. Дело в том, что это не первый случай, когда аналитики указывают на Сирию как на арену, где заканчивается медовый месяц Москва —Тегеран. Существует множество сообщений о российско-иранском соперничестве за выгодные контракты на восстановление в постконфликтной Сирии. Также отмечаются различия во взглядах на сирийскую институциональную реформу.
В то время как Тегеран курировал сеть союзных Ирану ополченцев, которые действуют наряду с государственными структурами, Москва настаивала на создании автономного, централизованного и контролируемого государством аппарата безопасности. Россия, расходящаяся с Ираном в этом вопросе, уделяет приоритетное внимание государственным субъектам, а также сирийским военным и оборонным институтам. Иран, напротив, предпочитает, чтобы его местные сирийские союзники были включены в государственные структуры.
Таким образом, Москва и Тегеран не впервые сталкиваются с разногласиями наряду с примерами тесного сотрудничества. За последние два с половиной десятилетия траектория сотрудничества и разногласий между Москвой и Тегераном выглядела сложной. В течение многих лет два государства ссорились из-за строительства электростанции в Бушере и из-за задержек с поставками зенитных ракетных систем.
Как свидетельства того, что партнёрство является оппортунистическим и нестабильным, обычно также приводятся примеры заигрывания Москвы с Израилем или энергетической дипломатии с Саудовской Аравией (до ценовых войн).
Как и в случае с военным пактом, тенденция здесь состоит в том, чтобы сосредотачиваться на асимметричных повестках дня, а не учитывать все аспекты отношений Москвы и Тегерана. Безусловно, как мы отмечали выше, стратегические императивы и интересы realpolitik могут вызывать трения. Однако расходящиеся геостратегические и геоэкономические пути не обязательно приводят к конфликту. Если анализировать ситуацию в более широком контексте, становится очевидным, что российско-иранский союз гораздо глубже и шире, чем понимают многие аналитики.
Российско-иранское партнёрство скреплено идеальной синергией. Оба государства разделяют схожее геополитическое мировоззрение, которое определяется устойчивыми параметрами. Эти параметры формируются нормативными ценностями, культурно-цивилизационными особенностями и аналогичной дискурсивной генеалогией по отношению к Западу. Этот своеобразный историко-культурный генотип формирует идеологическое мировоззрение России и Ирана, которое коренным образом противоречит атлантистским нормативным стандартам в международной системе.
Российская внешняя политика направлена на привлечение сторонников из числа сторонников антигегемонистской повестки. В этом стремлении Иран является важным партнёром. Как и кремлёвские коллеги, иранская революционная элита выступает против идеи одного государства или группы государств, способных навязывать свои особые ценности и структуры власти в качестве универсальных. Выступая против либерального интервенционизма, оба государства придерживаются принципа суверенного интернационализма.
Общее понимание международного порядка трансформируется в общее понимание системы безопасности. Москву и Тегеран объединяет восприятие современного международного порядка как несправедливой и лицемерной среды, которая ставит под угрозу цивилизационную идентичность Ирана и России. В качестве контрмеры оба государства привержены формированию более плюралистического видения международной системы путём поддержки альтернативных, интеграционных сетей и многосторонних институтов на региональном уровне (например, ШОС или китайско-иранского соглашения).
Таким образом, хотя время от времени могут возникать трения, российско-иранский союз прочно укоренён в широкой совокупности общих принципов. Эта идеологическая синергия уникальна для России и Ирана. Иными словами, ни Россия, ни Иран не должны беспокоиться о степени сближения с каким-либо другим партнёром (например, Саудовской Аравией или Израилем в случае России или Китаем в случае Ирана).
«Медовые месяцы» по определению недолговечны, но, как предполагает модель российско-иранского взаимодействия, политический раскол вряд ли произойдёт в ближайшее время.
Автор: Гёнче Тазмини, эксперт клуба «Валдай», приглашённый научный сотрудник Ближневосточного центра Лондонской школы экономики и политических наук