Изначально толчком к вспышке протестов в Гонконге стала попытка принять закон об экстрадиции и возможности выдавать граждан полуострова властям материкового Китая.
9 июня 2019 года на мирный протест вышло более миллиона граждан Гонконга, чтобы сбить протесты руководитель региона Керри Лам 15 июня объявила, что обсуждение законопроекта приостановлено, а 9 июля — что его вообще не будет. Но ситуация уже вышла из-под контроля, начались поджоги и разрушения в городе, манифестанты атаковали метро, железные дороги и по сути частично заблокировали жизнь в городе. Полиция также не осталась в долгу — используя слезоточивый газ, резиновые пули, было произведено несколько тысяч арестов. Прямой разгон протестов многие эксперты ожидали к 1 октября 2019 года — к 70-летию образования КНР. Однако власти страны приняли тактику «изматывания» в надежде, что протест постепенно истощит сам себя, к тому же начнутся противоречия между протестующими и «озабоченными гражданами», прежде всего владельцами мелкого бизнеса, которые стали стремительно терять свой доход.
Но пандемия внесла свои коррективы, и очевидно выбран жёсткий, но максимально легитимный вариант: к августу 2020 года ввести в действие законопроект, нацеленный на «предотвращение, пресечение и наказание» тех, кто представляет угрозу национальной безопасности. В резолюции упоминаются четыре преступления, которые должны быть затронуты новым законом: сепаратизм, подрывная деятельность, терроризм и вмешательство иностранцев в дела Гонконга. Хотя его окончательное содержание неясно, не исключено, что правительство специального административного района должно будет создать новые институты для обеспечения безопасности, а также разрешить материковым службам безопасности работать в городе «при необходимости». И это создаёт массу коллизий с местным законодательством, в том числе возможность прослушивать телефонные разговоры, совершать обыски и аресты. Важен и статус пребывания подразделений армии Китая в Гонконге, которые должны подчиняться местному, а не материковому законодательству. В любом случае атаке подвергается один из столпов «переходного периода» для Гонконга — сохранение прежнего характера законодательства.
Другой столп — сохранение статуса гонконгского доллара — тоже пытаются аккуратно изменить, например, предлагая ввести кибервалюту на основе гонконгского доллара, японской иены и корейской воны, а затем отдать её под управление Народного банка Китая и в конечном счёте слить её с активно вводимой суверенной кибервалютой КНР.
Сейчас протестное движение приобрело качественно иной характер. Прежде всего протесты, которые с новой силой возобновились в мае 2020-го, проходят при очевидной как минимум моральной поддержке США, что придаёт новые силы протестующим. Трамп предлагает лишить Гонконг особого статуса, заявляя, что это повлияет на «весь спектр соглашений», которые США заключили с Гонконгом, «за некоторыми исключениями». Таким образом проблема Гонконга встраивается в общую систему давления на Китай и, как следствие, будет постоянно разжигаться внешними силами.
Сам же протест вошёл в затяжную и практически безвозвратную фазу — на позитивное и мирное решение путём переговоров уже мало кто рассчитывает. В обществе появляется новый слой людей, которые уже профессионально начинают заниматься протестами, выливающимися в мародёрство и создание хаоса на улицах.
Во-вторых, произошла иррационализация протеста, когда ряд лозунгов протестующих пересёк некие красные линии переговорного процесса. Если часть требований власти по сути выполнили, например, сняли с обсуждения закон об экстрадиции, то жёсткий лозунг «Гонконг — это не Китай» представляется просто неприемлемым и необсуждаемым для властей, равно как и лозунг «Свободный Гонконг — революция сейчас!». Власти КНР также не стали выдвигать какую-то свою позитивную программу (например, продление особого статуса Гонконга).
В-третьих, агрессивность нынешней фазы протестного движения характеризуется и нарастанием его аморфности, распадением на множество несвязанных и даже неоформленных групп, которые собираются лишь на моменты выступлений. Они не имеют поэтапного плана реформ, только декларируют конечную цель окончательного отделения от Китая. Таким образом, официальным властям не с кем и нечего обсуждать, а классическая «тактика пчелиного роя», к которой прибегают протестующие, приводит к тому, что власти и полиция борются с некой аморфной массой. И хотя среди них выделились некоторые ключевые персоны, они, скорее, выступают как независимые ораторы, а не как лидеры протестующих. Например, Джошуа Вонг, который уже был принят в высоких собраниях США, Европы и Тайваня, призывает к большей автономии и «самоопределению», другие же — к полной независимости Гонконга.
В-четвёртых, это постепенная, но при этом явная эскалация конфликта и нежелания идти ни на какие переговоры с властями и вырабатывать общую позицию. Власти также усиливают свою жёсткость, и 4 июня 2020 года впервые за все историю Гонконга власти запретили «ночное бдение» в парках, прежде всего в парке Виктория, со свечами в память о событиях на площади Тяньаньмэнь 1989 года — это вновь привело к столкновению с полицией.
Таким образом, мы имеем глубочайший, самый затяжной и массовый в новейшей истории КНР кризис. Чем бы ни закончилась ситуация в Гонконге, проигрывают все. Гонконг теряет свою привлекательность как стабильный и спокойный финансовый центр, его экономика сократилась в 2019 году на 1,2%, а в IV квартале — на 2,9%, удар нанесён по гостиничному бизнесу, туризму, образованию. По прогнозам на 2020 год сокращение ВВП даже без учёта коронавируса составит −5,8%, а с учётом новой ситуации упадёт более чем на 10%. Нанесён удар и по имиджу КНР, на территории которой уже год разрастается протестный центр. Это всё показало и сложность реализации теоретически очень перспективного формата «Одна страна — две системы», хотя считать это системным кризисом вряд ли имеет смысл.
Алексей Маслов, эксперт клуба «Валдай», и.о. директора Института Дальнего Востока РАН
