На фоне продолжающегося нефтяного кризиса в большинстве стран мира существенно упала цена на бензин. Казалось бы, подобный ход событий, как правило, выгоден и населению, и государственным руководителям, желающим заручиться поддержкой сограждан. На деле всё не столь однозначно.
Ещё в марте, когда стало известно о выходе России из сделки ОПЕК+, президент США Дональд Трамп бодро рапортовал на своей странице в Twitter: неизбежное падение цен на нефть лишь на пользу людям, так как подешевеет и бензин. Некоторые эксперты тогда поддержали точку зрения американского лидера, указав на то, что дешёвое топливо сыграет ему на руку в ходе предвыборной кампании. Цены на бензин в США действительно упали до рекордных за последние годы значений, в ряде штатов стоимость литра — ниже одного доллара. Но действительно ли это пойдёт на пользу президенту, претендующему на второй срок?
В ситуацию, которую так оптимистично представлял себе Трамп в марте, в итоге вмешались два мощных фактора.
Во-первых, снижение мировых цен на сырьё ударило по американским производителям сланцевой нефти. Некоторые небольшие компании вынуждены были заявить о банкротстве и закрыться либо же просто приостановить работу. Это вынужден был признать и сам президент США, очевидно, осознавший, что закрытие нефтедобывающих предприятий на фоне кризиса, потеря людьми рабочих мест — это серьёзный удар по его избирательной кампании.
Во-вторых, коррективы внёс и коронавирус COVID-19, опасность которого Трамп долгое время пытался приуменьшить. Сейчас в связи с эпидемией в ряде американских штатов введены режимы либо карантина, либо чрезвычайной ситуации (ЧС). Запершиеся дома люди стараются лишний раз не совершать автомобильных поездок.
В итоге по двум не связанным между собой причинам одновременно с ценой на бензин упал и спрос на него. Американский электорат пока не успел в полной мере насладиться дешёвым топливом, поэтому говорить о том, что оно станет серьёзным фактором поддержки властей, едва ли уместно.
А вот некоторым нефтедобывающим странам снижение цен на бензин могло бы сыграть на руку. Так, например, Мексика, экономика которой почти полностью зависит от продажи сырья, до сих пор не смогла нарастить необходимые мощности для его переработки. Нефтепродукты страна закупает за рубежом, поэтому дешёвое топливо на фоне падения доходов от продажи сырья ей как никогда кстати. Вопрос в том, покроет ли финансовые издержки Мексики разница в цене между продаваемой ею нефтью и закупаемым бензином.
Гораздо сложнее обстоит ситуация в Венесуэле, обладающей крупнейшими в мире разведанными запасами нефти: там уже наблюдается дефицит бензина. Как и в Мексике, в этой стране не развита перерабатывающая инфраструктура, приходится закупать нефтепродукты за рубежом. Но сейчас на это банально не хватает денег, поскольку введённые США санкции почти полностью перекрыли доходы Венесуэлы от продажи сырья. Нет средств и на форсированное обновление нефтеперерабатывающих заводов.
Менее существенное, чем в США, но всё же значительное снижение цен на топливо наблюдается и в континентальной Европе, где стоимость бензина в среднем составляет немногим выше €1 за литр, а в Великобритании впервые с 2016 года зафиксирована цена в 1 фунт стерлингов. При этом в некоторых европейских странах, в частности в Австрии, Норвегии и Швеции, эта тенденция неустойчивая. За последний месяц цена бензина там даже повышалась, хотя и незначительно. Ответ на вопрос, почему так происходит, простой: как и в России, в этих государствах значительную часть стоимости топлива составляют налоги, включая НДС. Именно поэтому проседание нефтяного рынка не даёт сиюминутного эффекта при формировании цен на бензин. Однако если говорить о Европе в целом, то странам региона нынешняя нефтяная конъюнктура и её последствия скорее выгодны, чем нет.
Но в конечном счёте дальнейшая динамика стоимости бензина будет зависеть от позиции нефтедобывающих стран и тех механизмов, к которым они готовы прибегнуть, таким, например, как пошлины на импорт сырья, о которых говорил Трамп. Очевидно, ясность внесёт заседание в формате ОПЕК+, назначенное на 9 апреля, и заявленная на день позже встреча министров энергетики государств «Большой двадцатки» (G20).