В Дубае 2–3 марта пройдёт инвестиционный форум AIM—Евразия, собирающий международных инвесторов, ориентированных на евразийский регион. В преддверии форума NEWS.ru поговорил с одним из его участников, Андреем Чичериным, главой инноваций, технологического трансфера и программ софинансирования в Зелёном климатическом фонде. Эта структура была создана в рамках ООН, чтобы помочь развивающимся странам в развитии чистых источников энергии. Собеседник NEWS.ru рассказал, чем грозит России отказ Европы от нефти и газа и почему Мали и Нигер скоро могут стать богаче ОАЭ и Саудовской Аравии.
— В октябре прошлого года Минэкономразвития предложило сократить программу поддержки развития возобновляемых источников энергии в России до 2035 года с 400 до 200 млрд рублей. Сделает ли это создание новых производств на российской территории нерентабельным?
— Без детального анализа первичной информации мне сложно оценить влияние господдержки на рентабельность производств, связанных с зелёной энергетикой. Безусловно, обозначенное сокращение, скорей всего, снизит доходность проектов, получающих господдержку. Будет ли оно критичным и приведет ли к отказу от их реализации, зависит от финансово-экономических параметров в каждом индивидуальном случае. Стратегически господдержка должна играть роль стимулирующего развития, а не перераспределения госресурсов в пользу отдельных заинтересованных сторон. Если исходить из этих установок, производственная необходимость в новых мощностях зелёной энергетики, прежде всего, должна основываться на перспективной устойчивости выбранного подхода к энергетическим бизнес-моделям, а не привязываться к ограниченной возможности государства обеспечивать жизнеспособность частного сектора.
— Как бы вы в целом оценили господдержку зелёной энергетики в России?
— В целом процесс выглядит как решение стратегических задач тактическими средствами. Заявленные приоритеты, безусловно, задают общее направление развития в русле глобальных тенденций. Однако фактическая реализация зачастую идёт с привязкой к сиюминутным приоритетам и не лишена влияния конкурирующих сил, заинтересованных как в перераспределении бюджетных ресурсов в свою пользу, так и в снижении конкурирующего воздействия со стороны пользующихся господдержкой проектов возобновляемой энергетики (ВИЭ).
Можно сказать, что движемся вперёд, повернув голову назад.
Вряд ли такое движение будет уверенным в ближайшее время.
— В позапрошлом году Россия ратифицировала Парижское соглашение по климату. Говорит ли это о том, что в Москве признали опасность глобального потепления, или это репутационный ход?
— Ратификацией Парижского соглашения Россия в очередной раз демонстрирует приверженность принципам общей озабоченности человечества вопросами изменения климата и демонстрирует пример той ведущей роли, которую играют развитые страны в решении проблем, связанных с изменением климата.
Климатическая повестка является сегодня общепризнанным инструментом международного диалога и неотъемлемой частью комплекса целей устойчивого развития, выходящих далеко за рамки темы глобального потепления.
В развитие этих направлений Российская Федерация предпринимает шаги, свидетельствующие о поддержке выбранного курса конкретными мерами, необходимыми и важными для практической реализации этих целей. В частности, распоряжениями Правительства РФ, принятыми в 2018-м и 2019 году, определён размер финансового участия в Зелёном климатическом фонде. Эти ресурсы позволяют не только заявить о себе в качестве равноправного участника межгосударственного взаимодействия по линии климатических проблем, но и поддерживать процесс обеспечения взаимовыгодного международного сотрудничества, которое, в силу достаточно напряженной для России геополитической ситуации, требует повышенного внимания и нестандартных решений.
— Насколько велик потенциал зелёной энергетики в России? Если, грубо говоря, через 10–20 лет Евросоюз полностью откажется от российского газа, есть ли шанс восполнить проседание экспорта углеводородов за счёт других источников энергии?
— Развитие зелёной энергетики ставит крест на углеводородах как основе ресурсно-ориентированного экспорта российской экономики. Даже если фантазировать на тему экспорта энергии из России в Евросоюз, у нашей страны, в силу географического положения, гораздо меньше преимуществ по сравнению другими, потенциально заинтересованными в такой возможности. К слову сказать, в настоящее время моё подразделение занимается подготовкой поддержки Зелёным климатическим фондом первой стадии проекта «Desert to Power», который нацелен на создание системы зелёной (прежде всего, солнечной) энергетики, протянутой в Африке через территории государств, прилегающих к пустыне Сахара. Начальный этап на пять стран с общим финансированием в $1,2 млрд станет первым шагом на пути к этой амбициозной цели. В результате глобальный пояс зелёной генерации не только обеспечит доступ наименее развитых стран к дешёвой и экологически чистой энергии, но и создаст основу для бурного экономического роста в этих на сегодняшний день беднейших странах мира.
Нет ничего удивительного в предположении, что в результате такие страны, как Мали или Нигер, в XXI столетии повторят завидную судьбу ОАЭ и других государств Персидского залива, в своё время получивших мощнейший импульс экономического развития на основе углеводородных ресурсов в ХХ веке.
Возвращаясь же к нашей ситуации, потенциал развития зелёной энергетики в России будет определяться, прежде всего, сопоставлением технико-экономических параметров предлагаемых на рынке решений в привязке к реалиям нашей географической действительности. И сегодня, и в ближайшей перспективе углеводороды сохранят свою ведущую роль в обеспечении внутренних энергетических потребностей нашей страны.
Однако сложившаяся тенденция, нацеленная на переход к зелёным источникам энергии, подкрепляется не только благими (и похвальными) намерениями снижения влияния человечества на экосистему планеты, но и экономическими расчётами, делающими всё большую часть углеводородных ресурсов лишними.
Не исключено, что флагманы отечественной нефтегазовой индустрии будут активно искать выход из сложившейся ситуации, например, через диверсификацию путём приобретения компаний, осуществляющих добычу и переработку рудного сырья и цветных металлов, что придаст динамичный импульс рынку сделок слияний и поглощений в этом секторе.
— В чём главная трудность перехода на зелёные источники энергии в развивающихся странах?
— Как и любые радикальные изменения, глобальная смена энергетической основы объективно ограничена уровнем имеющихся в нашем распоряжении технологий, конкурентным сопротивлением со стороны бенефициаров существующей системы и предельными результатами такого перехода, которые достижимы в единицу времени.
Созданная в прошлом столетии система обеспечения энергией по-прежнему базируется на централизованных подходах и строгих параметрах согласования спроса и предложения, где даже секундные дисбалансы, неприкрытые резервами, могут привести к катастрофическим последствиям (последний пример — недавний коллапс энергосистемы в штате Техас).
И солнечная, и ветровая энергетика, зависящие от переменчивых погодных условий, не способны обеспечить такую надёжность.
Пока мы не имеем достойных решений, способных конкурировать с устоявшимися способами создания резервов и запасов энергии в макроэкономическом масштабе и полностью пригодных для перспективной реализации в системах энергоснабжения будущего. Однако ситуация постепенно развивается в этом направлении. Например, сегодня в Зелёном климатическом фонде мы рассматриваем поддержку передовых технологий по созданию альтернатив традиционным способам хранения энергии, таких как гравитационная система компании Energy Vault или криогенная батарея HighView Power. В свою очередь централизованные системы передачи и распределения энергии всё больше используют решения на основе интеллектуальных систем («smart grid»), которые способны обеспечить искомый уровень гибкости в энергетике, основанной на переменчивых параметрах поставщиков электричества, использующих солнце и ветер.
Эта ситуация не может не вызвать озабоченность со стороны ключевых бенефициаров существующего энергетического уклада, устойчиво дрейфующих в категорию безнадёжных активов. Пожалуй, каждый из них находится на своей стадии этого тернистого пути: где-то только почувствовали первый шок от осознания последствий намерений Евросоюза ввести трансграничный углеродный налог, где-то торгуются за место на рынке, апеллируя к потребностям обеспечить рабочие места, наполнение бюджета и другими благими намерениями.
Наверное, как и в предыдущие времена таких радикальных переходов, нынешние перемены оставят без перспектив многих уважаемых игроков. Но объективно такой результат будет намного лучше просто в силу того, что человечество перестанет оплачивать прибыли жизнями погибших шахтёров и здоровьем детей, вдыхающих отравленный выхлопными газами городской воздух.
Эти процессы необходимы, а потому объективны. Однако с повседневной точки зрения нам кажется, что всё идет как прежде. Но любая сложная система действует в соответствии с правилом, сходным с основным постулатом теории ограничений. Проще говоря, скорость эскадры определяется скоростью её самого медленного корабля. Поиск и снятие ключевых ограничений, особенно на начальных этапах, весьма затратны и во многих случаях индивидуальны как для целых регионов, так и для отдельных стран. И основной ресурс, которым приходится платить за достижения результатов этих усилий, — время.
— Есть мнение, что главным «мировым загрязнителем» является Китай, поэтому действия остальных стран по борьбе с глобальным потеплением — это капля в море по сравнению с энергетической политикой КНР. Правда ли это? И каков шанс «озеленить» китайскую энергетику?
— На мой взгляд, за тысячелетия своей истории Китай познал достаточную глубину тайн устойчивого развития и может показывать достойные примеры успешного сочетания национальных приоритетов и роли ответственного мирового гражданина, учитывающего общие интересы человечества. Китай, в силу значительности своего места в мировой экономике, не может не быть заметным в анализе антропогенных факторов, влияющих на климат, масштаб которых, прежде всего, является производным от экономических реалий. Но даже сравнивая выбросы Китая с другими государствами в сопоставимых масштабах (например, в подушевом раскладе), мы обнаружим среди победителей этой печальной «олимпиады» совсем другие страны.
Надо отметить, что Китай самостоятельно и достаточно успешно ведёт переход своей энергосистемы к масштабному использованию возобновляемых источников энергии.
А инженерные элементы, необходимые для ветряных и солнечных электростанций, сделанные в Китае, широко используются проектами ВИЭ по всему миру.
Тем не менее сложившаяся тенденция, прежде всего, предопределена нынешней базовой экономической моделью, базирующейся на постоянно поддерживаемом росте за счёт неуклонного повышения потребления. При этом материальные ресурсы, обеспечивающие этот рост, по-прежнему ограничены. Иными словами, выбросы, которые связывают с Китаем, — неизбежное следствие зачастую сознательного выбора, который делается за его пределами в штаб-квартирах ведущих компаний для поддержания собственного роста. Всем известны такие широко распространённые явления, как запланированное устаревание или запрет прав на ремонт, которые создают дополнительный спрос на продукцию и, безусловно, не лучшим образом сказываются на ситуации с выбросами.
Однако тенденции, которые мы наблюдаем и в энергетической политике КНР, и в действиях других стран, направленных на предотвращение изменения климата, дают нам основания для оптимизма и уверенности, что решение тех проблем, которое ищет сегодня человечество, дадут нам другие экономические возможности и откроют новые перспективы развития.
