Сначала в Оренбургской области, а затем в Екатеринбурге контрафактным алкоголем недавно отравились десятки людей. Такие вещи происходят регулярно из года в год, несмотря на все ужесточения контроля за оборотом алкоголя. Что ещё можно сделать? Или уже ничего?
В Екатеринбурге погибли 18 человек, в Оренбургской области — уже более 30. Сразу возбудили уголовные дела, все «на ушах» — ведь дело дошло до Москвы и на контроле у самого главы СКР Бастрыкина. Как обычно бывает в таких случаях, возбудились и политики-законодатели, звучат новые предложения по ужесточению контроля за оборотом спиртосодержащей продукции. Кто-то предлагает «метить» особым образом, добавляя специфический химикат, метанол, поскольку массовые отравления — как раз в основном метанолом (смертельной считается доза уже в 30–100 мл), который по цвету и запаху никак не отличается от этанола. Другие предлагают создать специализированную сеть магазинов, где только и можно будет торговать крепким алкоголем (как в Финляндии или Швеции). Третьи, наоборот, ратуют за то, чтобы смилостивиться над малоимущими и начать производить «бюджетный» алкоголь, который «перебьёт» по цене даже палёный, но им нельзя будет отравиться.
На мой взгляд, ни одно из этих решений не является панацеей. Более того, в каждом из них есть такой изъян, как то, что средства борьбы с контрафактом становятся обременительными и делают неудобной жизнь миллионов нормальных и совсем не повинных в подпольном пьянстве людей, тогда как маргиналы — а большинство потребителей заведомо контрафактного алкоголя, на мой взгляд, либо таковые и есть, либо находятся на пути по социальной лестнице, ведущей вниз — всё равно найдут, чем себя травить.
Можно, конечно, добавлять в метанол вещество, вызывающее рвотный рефлекс. Но тогда такой спирт, во-первых, становится ограниченно пригодным для целого ряда промышленных производств, для которых сейчас используется. Во-вторых, представьте, что вы залили такую гадость в бачок омывателя зимой и поездили по слякотному мегаполису, простояв часы в пробках. Уже и сейчас многие сорта таких жидкостей настолько «пахнут клопами» из-за таких добавок, что вызывают головную боль уже через час активного использования, поскольку ядовитые пары проникают в салон авто. А что же дальше будет? Почему нормальные люди должны нюхать эту вонь, если где-то в далёком оренбургском селе кто-то травится по собственной воле палёной водкой?
По поводу спецмагазинов. Собственно, одной из причин того, что люди покупают контрафакт, является то, что в их деревне или небольшом населённом пункте вообще нет магазинов с лицензией на торговлю крепким алкоголем. А километров за десять за пол-литрой тащиться лень и дорого. Так что же, ещё больше сузить рынок предложения? Тогда подпольная торговля ещё больше расцветёт.
Снижение цены — а сейчас легальная поллитровка не может стоить в рознице дешевле 243 рублей против примерно 120–150 из-под полы — вроде бы видится «рабочим вариантом». Вот только стоит напомнить, что массовый алкоголизм в России начался во второй половине ХIХ века именно с распространения дешёвой государевой водки («монопольки»). Так что это будет прямой путь к спаиванию новых поколений.
Как ни крути, получается, что простых решений нет. Хотя многие у нас любят именно простые.
В последние годы в нашей стране, казалось бы, сделано и так уже предостаточно в плане ужесточения контроля за оборотом алкоголя. Введена система акцизных марок. Ликвидированы многие подпольные производства. Киоскам, ларькам и маленьким магазинчикам запретили продавать крепкий алкоголь в принципе.
Однако статистика остаётся неумолимой: по данным Росстата, в 2020 году из-за случайных отравлений алкоголем в России умерли 10 206 человек — на 3755 человек больше, чем в 2019 году. Отравления спиртосодержащими жидкостями, заведомо не предназначенными для питья, являются лишь частью общей картины: пьют вместо «питьевого» этилового спирта метиловый спирт или же «заменители» алкоголя от одеколонов до антифриза. По некоторым оценкам, нелегальный оборот алкоголя в Интернете составляет до 5 млрд рублей в год, а доля контрафакта на рынке крепкого алкоголя доходит до 20–30%, или до 700 млн литров. При этом доля смертельного метанола относительно невелика. Он, как правило, в подпольную продукцию попадает случайно — у продавца всё же нет цели отравить постоянных покупателей, быть быстро вычисленным и сесть в тюрьму. До 90% погибают не в результате прямого отравления ядами, а от объёма и длительного употребления.
Если сравнивать с СССР (а в России надо жить долго, чтобы прочувствовать прогресс), то накануне антиалкогольной кампании Горбачёва в 1984 году алкоголем и суррогатами отравились 38,5 тысячи человек (население СССР было 274 млн чел против 146,7 млн в России на начало 2021 года). После первых лет кампании число отравлений суррогатами резко сократилось до 11 тысяч в 1987 году. Однако в лихих 1990-х алкоголем и суррогатами в России отравились 320 тысяч 378 человек (примерно по 32 тысячи в год). Так что некоторый прогресс всё же налицо. Запойные алкоголики, как говорят, в большинстве своём уже спились и умерли. Остались просто опустившиеся от нищеты люди.
Типичная картина распространения контрафакта примерно такова: ларёк, не имеющий лицензии на крепкий алкоголь, или домашняя точка, которую знают местные «потребители» и которая торгует годами контрафактом, но на основе этилового спирта, и никто вроде не умирает. Работать без ведома правоохранителей в маленьком депрессивном посёлке, где все друг друга знают, такая точка может вряд ли. Скорее всего, её «крышуют» местные полицейские тысяч за 10 в месяц. «Крышевание» — это точно именно та «консерватория», в которой давно надо всё сильно поправить. Но пока как-то не удаётся.
Цена имеет значение. Речь, подчеркнём, как правило, о бедных людях. Иногда опустившихся уже полностью, иногда вкалывающих за копейки, чтобы прокормить семью и детей, и вроде бы под определение маргиналов не подпадающих. Однако они не видят ничего опасного в том, чтобы пить палёную водку без акцизной марки (на этом фоне призывы скачать какое-то там приложение на смартфон, чтобы проверять подлинной марки, — смешны и неадекватны). И лишние 100 рублей разницы в цене для них существенны.
Оптовая цена 10 литров технического этилового спирта — около 350 рублей, тогда как минимальная цена закупки пищевого этилового спирта, согласно приказу Минфина, с 2020 года составляет 57 рублей за литр. Если разводить технический этиловый спирт, выгода подпольщиков налицо, к тому же они не платят акцизов. Чтобы сэкономить ещё больше, можно добавить немного метанола (20 рублей за литр). Если не переборщить, то от такой «бодяги» будет сильная головная боль и медленный ущерб здоровью, но сразу человек не умрёт. Если переборщить — то как раз и умрёт. Как вы понимаете, в таком производстве всё делают на глазок. Причём «глазок» не очень-то точный.
Таким образом, нищета порождает невежество и небрежение собственным здоровьем. К тому же в депрессивном посёлке нечем больше заняться, кроме как «квасить». А часто и постоянной работы нет. Безнадёга. И простых решений тут нет. Борьба с бедностью в нашей стране провозглашена, но победа ещё не одержана. Со времён 1990-х проделан всё же большой путь в борьбе с зелёным змием, притом без всяких шоковых антиалкогольных кампаний. Однако многое ещё предстоит сделать. Помимо борьбы с бедностью надо победить ещё и коррупцию в правоохранительных органах. А пока тысячи людей по-прежнему будут умирать от «злоупотребления», а сотни — от отравления спиртосодержащими ядами. И в самые ближайшие годы свести это число к нулю, увы, не удастся. Даже если ввести сухой закон, станет только хуже.
